Камин-аут (СИ)

Водитель выбрался из машины. Подбежав к Маю, лежащему на спине, с перекошенным от ужаса лицом навис над ним.

– Эй, парень! Ты как? Говорить можешь?

Водитель присел на одно колено и коснулся локтя Маю. Мальчик наградил его отсутствующим взглядом, сквозь ресницы ловя эфемерный свет солнца. Он только сглатывал слюну и перебирал губами беззвучные просьбы помочь брату.

– На тебя напали? Что с тобой стряслось? Держись, я вызову скорую!

Вскоре Маю уже ехал в фургоне скорой помощи, наблюдая за тем, как брату оказывают первую помощь. Санитар успокоил, сказав, что Эваллё обязательно станет лучше. Пульс очень слабый, но если бы Маю выждал хотя бы секунд пять, прежде чем отдернуть руку, то уловил бы его биение. Переохлаждение, острая недостаточность сна, а также истощение организма привели к подобному исходу.

На вопрос, что влечет за собой истощение организма, Маю не получил внятного ответа. Возможно, имели место сильные физические нагрузки, либо отрицательные последствия возникли в связи со слабой нервной системой, стрессовым состоянием. О чем говорил санитар, мальчик не понимал. Его сдержанный, волевой брат не был неврастеником! Хладнокровию Эваллё иногда можно было позавидовать. Маю еще в малом возрасте убедился, что все врачи – шарлатаны и параноики, данная ситуация лишь доказала то, что и так считалось ясным, как белые облака.

Глядя на лицо спящего брата, Маю думал о том, как непрочна человеческая оболочка, и что чуть было не лишился Эваллё. Острая недостаточность сна? Выходит, брат страдал бессонницей или осознанно не давал себе заснуть, или слишком загружал себя, чтобы вспоминать иногда о необходимости спать по ночам.

Шок, который Маю испытал, когда стало понятно, что у него не получается разбудить брата, сохранился в обрывистых, бессмысленных жестах. В висках пульсировала кровь. Не сразу получилось объяснить, что произошло, поначалу Маю лишь вздрагивал и всхлипывал пересохшим горлом. Совершенно не хотелось переживать что-либо подобное еще раз.

Маю хотел прилечь рядом с братом, чтобы не выпускать его из виду ни на секунду, чтобы ощущать рядом, но койка, на которую уложили Эваллё, имела боковые ограждения, фиксируя тело пострадавшего и не давая тому упасть. Что за сон никак не хочет возвращать ему брата? Что это такое, раз удерживает Эваллё в своих сетях?

Заметив назойливый взгляд одного из медбратьев, выглядывающего из кабины через окошко, Маю подавил желание прильнуть к брату. Вот бы они все провалились! Желание прикоснуться к Эваллё оказалось такой силы, что на глаза навернулись слезы. Да не смотрите же! Отвернитесь! Не смотрите на то, как ему больно!

К Маю на скамейку присела женщина-ассистент, увидевшая, как он беззвучно плачет. Попросила рассказать о Эваллё. Кем тот приходится Маю? Что они вдвоем делали ночью на футбольном поле? Женщина не придиралась ни к чему, она лишь хотела поддержать и успокоить.

Маю соврал обо всем, ему было плевать, что подумает эта женщина. Еще полчаса назад он считал, что виновен в смерти брата, казнил себя за это, собирался выцарапать собственные глаза, зная, что не вымолит себе прощения, даже сделав это.

Его напоили горячим чаем, кто-то из сотрудников, работавших в ночную смену, поделился пирожным. После третьей чашки крепкого зеленого чая с жасмином Маю уже реагировал на происходящее не так остро, недавней истерики словно не бывало. На вопрос, не нужно ли ему принять душ, мальчик отрицательно покачал головой, от чашки горького черного «Яккобса» он также отказался, помня, что в академии кофе с утра всегда провоцировал тошноту. Оставшееся время он просидел перед дверью в палату, где лежал брат, дожидаясь, когда с ним заговорят о состоянии Эваллё. За окном совсем рассвело, в коридорах госпиталя ощущался химический запах чистящих средств, от которого свербело в носу.

– Сейчас он спит, пускай отдохнет, – сказала медсестра, заметив сидящего в коридоре Маю. Женщина притворила за собой дверь и подошла к нему.

Мальчик пошевелился, стряхнув сонное оцепенение. На этой скамье он провёл уже целую вечность, дожидаясь пока кто-нибудь обратит на него внимание.

– Я могу зайти?

– Только тихо, ему нужно дать выспаться. Не переживай, – женщина протянула руку и опустила на плечо подростку. Тепло ладони подействовало умиротворяюще. – С твоим другом всё будет в порядке. Когда проснется, скажи ему, чтобы дома больше времени посвящал отдыху.

– Я думал: он впал в кому, – сознался Маю, мозоля взглядом белую дверь напротив.

– Нет, что ты, детка, – улыбнулась женщина, когда он поднял глаза, – его состояние не настолько критично. Она похожа на инопланетянку, решил Маю. Ежась под её пристальным взглядом, подросток про себя пожелал пойти ей на хуй. Возможно, он превращается в зловредное существо, которому плевать на окружающих, но сейчас для него лишь важно знать, что Эваллё поднялся с больничной койки и благополучно покинул госпиталь, остальное не имело значения.

Проводив взглядом работницу, будто некое мифическое существо, мальчик осторожно пересек коридор и приложил ухо к двери больничной палаты. Ни звука. Тогда Маю приоткрыл дверь и протиснулся в зазор.

Синева под глазами Эваллё поблекла, губы из замороженных стали просто белыми. На лице появилось хоть какое-то присутствие жизни, меловую кожу растопил слегка лиловый румянец. Возвращение брата к жизни было подобно чуду.

Повлияла насыщенная ночь, эмоциональная опустошенность и выпитый накануне алкогольный коктейль – Маю неуклонно тянуло в сон. За стеклом бедное, незадавшееся утро. Солнце едва пробивало себе дорожку сквозь тучи. Во внутреннем дворике госпиталя подметали сухие листья.

Оглядевшись на прикрытую дверь, чтобы удостовериться, что никто не наблюдает за палатой брата, поправил плотную бирюзовую занавеску, точно дневной свет мог смутить. Маю заметил в эргономическом кресле, вместе с остальными вещами парня, его заколку. Склонившись к Эваллё так низко, что распахнутый ворот кожанки коснулся груди брата, прижался губами к бледному виску. От чистых волос приятно пахло, так и хотелось провести по ним пальцами, ощутить их гладкость, зарыться в терпкий запах. Эваллё не отталкивал его, и это было самым приятным. Что бы пришлось сказать сегодня утром Рабии, если бы с братом произошло несчастье? Как было бы здорово, если бы от него не требовали никаких разъяснений.

Окажись Янке прав насчет экстрасенсорных возможностей, Маю мог бы послать брату какое-нибудь счастливое видение, пускай он не знает, что способно сделать Эваллё счастливым, но он бы постарался узнать. Окажись всё это правдой, мальчик проследил бы, чтобы Эваллё больше не снились кошмары.

Брат пошевелился под одеялом, поворачиваясь к Маю лицом, едва тот успел распрямиться. Подрезанная челка упала парню на глаза. Отведя прядь с лица, мальчик с колотящимся сердцем отошел к окну. Вдруг брат придет в себя и увидит, что Маю не сводит с него глаз. Маю не представлял, что ему ожидать от парня, Эваллё вполне может проснуться не в духе и спустить всех собак на него.

С невеселыми мыслями Маю устроился на седушке у окна. От подоконника дуло, и занавеска то и дело задевала затылок. Тихое, спокойное дыхание Эваллё нарушал только ритмичный шорох метлы: «жих… жих…»

Маю закрыл глаза и попробовал послать брату мысленный образ о том времени, когда еще несмышленый ребенок, он не подозревал о существовании зла, всеми силами отгоняя назойливые воспоминания об откровенном разговоре ночью, боясь, что они прорвутся к Эваллё.

«Жих… жих…» Сознание потоком сносило прочь.

– Эй… – чей-то шепот закрался в сон, и Маю резко подскочил. Поскольку заснул он в неудобной позе, то сейчас едва не съехал на пол.

Валька сидел на постели, спрятав ладони под одеялом. Реакция Маю его позабавила, на лице расплылась чуть вялая улыбка.

– Эй, – позвал брат, и Маю на ватных ногах, с ноющей спиной, подошел к кровати и оперся о край. Кровать имела очень высокий подъем, так что даже сидя, Эваллё умудрялся быть с ним одного роста. – Тебя так крепко сморило, мне не удавалось тебя разбудить.