Камин-аут (СИ)

Подросток утёр глаза, всё еще сдерживая рыдания силой воли. Ну и какой он мужчина после всего, что тут было и не произошло? Разжигая жгучий стыд, в голове медленно поднялся коктейль.

– Да, мне надо.

– Извини. Для тебя отношения развиваются слишком быстро, да?

Девушка подошла к двери, её голос зазвучал заметно ближе:

– Ты еще мальчик? Просто… я хотела сказать, что это не имеет значения. Маю, слушай, прости, если что не так. Ты мне очень сильно нравишься, я бы не хотела терять такого друга, как ты. Мне бы правда этого очень не хотелось. Мы можем просто общаться, пока ты не решишь, нужна ли я тебе или нет. Я не буду настаивать на повторении. Хочешь, мы тебя отвезем обратно домой?

– Я уже позвонил брату, – выкрутился он, еще не совсем понимая, зачем. – Эваллё меня заберет.

Он действительно собирался звонить брату, но чуть позже, когда возьмет себя в руки и оденется.

– Извини, – повторила девушка в запертую дверь.

18 пропущенных звонков с номера отца, 9 – с телефона брата, еще поступали звонки с домашнего. Эти двое умеют быть настырными. Теперь его точно запрут дома. Но сейчас всё стало безразлично. Маю понял, что если не даст выхода эмоциям, то чокнется.

Мобильный показывал пять минут второго. Маю вздохнул, брат ведь мог уже и спать лечь или пойти гулять, или вообще уехать в другой город. Острое ощущение одиночества и собственной ненужности вгрызались в тело. Если раньше его интересовало, что значит быть с девушкой в постели, то теперь эти мысли вызывали тошноту и воспоминания об этом месте.

– Мы всё-таки побудем здесь, пока он за тобой не приедет, – подала голос Куисма и отошла от двери.

Сидя на полу, Маю достал из переднего кармана презервативы, повертел. Пускай ими воспользуется кто-то более удачливый.

*

Аулис заснула в его руках. На экране телевизора разворачивалось действие в эпоху Людовика XIV. Эваллё давно перестал следить за сюжетом, взгляд то и дело притягивали часы на подвесной полке у Фрэиной кровати, на которой парень устроился со своей девушкой. Переждав пять минут с последнего звонка, снова взял в руки телефон, как вдруг включился вибросигнал и на дисплее высветился входящий звонок от Маю. Аулис пошевелилась во сне, когда Эваллё укладывал её на постели. Выслушивая излияния брата, уже одной рукой натягивал брюки. Быстро нацарапав девушке записку, сбежал на первый этаж. Братик огребет сегодня так, что мало не покажется. Узнав, что Маю забрался в «Римскую рапсодию», Эваллё старательно подавил в себе волну злости. На всякий случай прихватил с собой футбольный мяч, вдруг поможет отвлечься по пути.

Чтобы никого не застать, парень торопливо схватил с вешалки короткий черный плащ, от которого еще исходили миазмы дезодоранта, и вылетел за дверь. Через пять минут уже всю кожу покрывали мурашки.

В ближайшее время батарея в телефоне окончательно сядет, и нельзя будет выйти на связь с этим малолетним поганцем, он даже не сможет предупредить родителей, что отыскал Маю. Перебежав в темноте дорогу на красный свет, Эваллё вышел на пустынную аллею, идущую параллельно искомой улице. Умерив шаг перед зданием, откуда звонил брат, постарался взять себя в руки. Маю фактически уничтожил его вечер с Аулис. А чем ближе экзамены в университете, тем меньше выпадает подобных вечеров. Что за редкостный поганец! Весь вечер Эваллё ни на минуту не мог прекратить беспокоиться о брате, своим отчуждением он, должно быть, здорово достал Аулис.

Уже парадный вход – сам не заметил, как добрался сюда. Заведение работало до утра, к облегчению Эваллё, Маю не выставили на холод. Внутри мелькали фигуры ночных кутил. Вероятно, увидав его сквозь стеклянные двери, мальчик вышел навстречу.

– Зачем тебе мяч? – спросил тот, как ни в чем не бывало, что разозлило парня еще больше.

– Да вот, думаю, как мне с тобой быть, – подкидывая футбольный мяч в воздух, заметил Эваллё. – Если приведу тебя сейчас, дома тебе голову оторвут, а мне не нужен безголовый брат.

– Я сказал, что вернусь рано, – промямлил ребенок, ежась на ветру.

– Половина второго, по-твоему, самое подходящее время для школьника?

Вдвоем с братом они немного отошли с прохода. Не глядя в лицо, мальчик мусолил глазами верхнюю пуговицу его пальто.

– Мне следовало сказать «спасибо», за то, что ты пришел сюда посреди ночи из-за меня, и попросить прощение за сегодняшнее.

– Это ты всегда успеешь сделать.

Эваллё метнул брату мяч, чтобы тот хоть как-то размялся – смотреть на то, как Маю медленно замерзает, было неприятно. Бросок был слабым и несерьезным, мальчик не ожидал атаки, но подачу не проморгал. Они побрели вдоль дома. Эваллё вертел в ладонях мяч, постепенно разогревая мышцы.

– Ты что-то сделал с собой, выглядишь иначе? – вдруг подал голос мальчик.

– Аулис меня подстригла, – односложно бросил парень, вспомнив, что попросил подругу подрезать ему волосы, но по-прежнему закалывал челку заколкой.

– Тебе идёт.

– Благодарю.

– Я вам помешал проводить время вместе?

У парня дрогнуло сердце, Маю всерьез решил, что он может кому-то помешать на этой планете с семью миллиардами людей. Эваллё вздохнул – только появляется желание надрать мальцу задницу, как тут же возникает причина, не позволяющая этого сделать, и сразу же опускаются руки.

– Не слишком, мы смотрели телевизор.

Маю поглядел на брата снизу-вверх, предельно ясно на его лице читался вопрос: «И это всё?».

– От тебя несет спиртом. Подростки по субботам не ходят в «Римскую рапсодию» – это заведение для взрослых и студентов. Хочешь сказать, не знал, чего ради люди приходят сюда?

– Знал, но меня совершенно не трогает, что ты об этом думаешь. Школьный спектакль и сейчас – это моя жизнь, она тебя не касается.

– Я ведь могу и лесом тебя послать после таких слов… Знаешь-ка что, мистер важный помидор, я придумал для тебя наказание, – усмехнулся парень, не зная, сердиться ему на заявление Маю или смеяться.

От холода у Маю посинел нос, румянец окрасил щеки.

– Будешь меня пытать? – хмыкнул мальчик, мелко дрожа.

– Ну почти.

Мерзкий запах алкоголя и табака смешался с запахом женских выделений и сладких фруктовых духов, это было уже чересчур для одного сумасбродного мальчика. Внезапно Эваллё ощутил первый приступ паники, уже подозревая, что за ним последует второй.

Поймав его пристальный взгляд, Маю фыркнул:

– Я тебя убью и в землю зарою, если расскажешь Рабии, что я был в «Римской рапсодии». И не раскаюсь.

– Какая забота о моем будущем, – буркнул парень, чувствуя, как внутри всё обмирает.

Лишь с небольшим отрывом опасность уловил и Маю, что буквально заставило его окаменеть на месте.

– Ты слышишь? – насторожился мальчик, испуганно всматриваясь в темноту улиц.

– Нет, ничего не слышу.

Вероятно, музыкальный слух Маю был острее, чем у него.

Эваллё не на штуку встревожился, опасность буквально пропитала воздух на улице, источник которой он даже не замечал.

– Это мотив одной песни, – пояснил Маю и промурлыкал несколько нот.

Вскоре и он сам услышал, как кто-то пел. Подростковый, тонкий голос, неясно кому принадлежащий.

– Знакома?

– Да… – проговорил с запинкой Маю, – мы разучивали её в академии.

Эваллё алчно вглядывался в кроны высаженных у дороги деревьев, словно опасность исходила от них. Рука сама отыскала локоть Маю, пальцы крепко сжались на кожаной куртке.

Маю встревожено глядел на него в поиске разъяснения. По побледневшему лицу брата можно было с легкостью судить о степени тревоги. Вдвоем, крутясь на месте в поиске источника угрозы, Эваллё ощущал, что они с братом – загнанные звери, отчаянно ищущие выход из тупика.

В округе люди как вымерли. Пение доносилось с противоположной улицы. Странная русская журналистка – голос, не было сомнений, принадлежал ей. Проблема в том, что Эваллё даже не был уверен в том, что она – журналистка или что она русская, это мог быть кто угодно, ко всему прочему, её внешний вид почти выветрился из памяти, позже удалось убедить себя, что она просто померещилась, до этого момента именно так он и полагал.