Фабий Байл. Прародитель

Он отвернулся и потрусил по коридору. Байл и его апотекарии последовали за ним, а остальные шумодесантники взяли их в кольцо. На протяжении всего пути к командной палубе какофоны выли что-то друг другу, как псы, и воздух дрожал от их воплей.

Добравшись до командной палубы, они обнаружили, что пришли не первые. Командиры банд, которых Блистательный счел достойными участвовать в атаке, стояли рядом с Узниками Радости на мостике. Была здесь и горстка смертных пиратов, которые казались совсем мелкими и хрупкими на фоне гигантских космодесантников-предателей.

Байл узнал нескольких присутствующих. Все прибывшие Астартес-ренегаты были облачены в цвета Детей Императора; как и Касперос Тельмар, они были забытыми, но амбициозными обломками некогда великого Третьего легиона, теперь вынужденными хвататься за все, что можно было схватить. Как пали великие! Разглядывая их, Байл гадал, нет ли среди собравшихся членов так называемого Конклава Феникса.

Воины замолчали, когда Байл со своим Консорциумом вышел из коридора и направился в их сторону. По рядам смертных пробежал испуганный шепот, а по рядам Астартес — приглушенный рык. Байл остановился на безопасном расстоянии и оперся на посох. Тот дрожал в руке от желания ударить.

Под мостиком «Кваржазата» лежало многоярусное море командных тронов, развернутых к огромному экрану. На тронах сидели пестро раскрашенные сервиторы, прикованные к своим местам металлом и плотью. Центр мостика занимал мигающий гололит, как и на «Везалии». Время от времени по изображению пробегали помехи, и тогда причудливые вокс-динамики, встроенные по углам гололита, издавали возмущенный механический вой.

Под самым потолком висели рваные знамена, шелестящие под потоками воздуха из вентиляции — сага Двенадцатой роты, записанная на ткани и трофеях. Окинув их взглядом, Байл отметил возрастающую жестокость: ткань постепенно уступала место скальпам и тихо бренчащим связкам из костей.

— Энтропия, — пробормотал он и огляделся. Когда-то на этой палубе выстраивалось в ожидании приказа по двести воинов, а то и больше. Теперь же от силы сто бесцельно слонялись по залу, болтали или строили козни. Мелочные соперники и враждующие группировки кровожадно присматривались друг к другу, поджидая своего лорда-командующего.

Все это было до тоски знакомо. Олеандр любил рассуждать о братстве и о том, как было раньше, но раньше было так же, как сейчас. Добродетели хорошего солдата по сути были пороками, а пороки — добродетелями. Байл давно пришел к этому выводу и не видел оснований менять свое мнение. Он крепче сжал посох.

— Тени все длиннее, — произнес Олеандр.

— Что?

— Старинная песня. Или поэма. Вольный стих, проще говоря, — ответил Олеандр и нахмурился. — Вы посмотрите на них. Звери и глупцы. Только и могут копаться в грязи, выискивая крупинки совершенства.

— Приходится работать с тем, что есть, — сказал Байл.

Вдруг раздался слабый дребезжащий звон колокола. Дуэльные стихи и песни замолкли: на командной палубе показался капитан Двенадцатой роты, за которым следовали, покачивая бедрами, дьяволицы из его гарема.

На Блистательном был плащ из сшитых скальпов, а на сгибе руки он держал силовой меч в ножнах. Его чудовищные стражи следовали чуть позади, тихо бурча что-то друг другу. Рабы бежали впереди, кидая ему под ноги горсти окровавленных лепестков, или размахивали возле него огромными кадильницами. В конце процессии шли нерожденные, напевая, шипя, хлопая когтистыми лапами или стуча по полу копытами. Они замолкли, когда Блистательный махнул рукой.

— Ты все сделал, Фабий? Готов вести меня к моей судьбе? — громко спросил Блистательный, — Надеюсь, что да. Иначе мне придется скормить тебя экипажу по кускам.

— Избавь меня от своих ужимок, Касперос, — сказал Байл, — Я провел все операции.

— Отлично, — отозвался Блистательный и коснулся груди. — Дух Третьего еще живет в нас. Будь я чувствительней, то заплакал бы от красоты этого момента.

Он огляделся по сторонам, и его улыбка растянулась до невозможных размеров.

— Мои сыны, мои братья, мы стоим на пороге величия. Не думайте, что я посмею мешать вашим развлечениям — прошу, продолжайте! Пойте, смейтесь, пляшите… Вперед, красавицы мои, станцуйте для моих воинов.

Демонетки плавной походкой двинулись к Детям Императора, которые жадно бросились вперед. Танец нерожденных был редким представлением, и многие присутствующие готовы были дорого за него заплатить. Порой эти создания перевозбуждались и, сбившись в стаи, отправлялись гулять по палубам «Кваржазата», оставляя за собой только смерть. Олеандр надеялся, что на этот раз Блистательный будет их лучше контролировать.

— Значит, все готово, — сказал Блистательный. Это был не вопрос. Весь «Кваржазат» трясся от набирающих мощность двигателей, а знамена под потолком колыхались, словно от ураганного ветра.

— Готово. Как я и обещал. Мы уже в пути?

— Твои координаты были загружены в когитаторы, как только ты начал. Мы давно в пути, Фабий. Более того, мы совсем скоро прибудем. Можешь взглянуть на ауспик, его показания вдохновляют, — Блистательный указал на ближайший пульт, — Осталось тридцать четыре часа. Жертва Элиана не будет забыта. Наверное, я прикажу установить его роковую сирену на спинку трона, когда исполню свою судьбу, — Он сложил ладони вместе, — Я устал ждать. Пора вернуть все, что нам должны. Двенадцатая рота летит на войну.

Он повернулся, окидывая взглядом собравшихся капитанов, пиратов и регенатов.

— Это не набег, — сказал он, на этот раз громче. — Мы летим не за трофеями или рабами. Это настоящая война, друзья мои. Это наконец-то настоящая битва. После стольких лет у нас появился враг, достойный нас, достойный чести сражаться с Двенадцатой. Мы, испепелившие гнезда душ на Вальпургии и выжегшие останки Закатного города с плоти самой Терры, направим свои клинки на врага, достойного так называться.

Он раскинул руки в стороны:

— Вы слышите звуки, что разносятся по кораблю? Это брат Элиан, благословенный Владыкой Удовольствий, зовет нас на войну. Он поет песнь Слаанеш, и во имя ее мы идем. Храните эту мысль в душе, и пусть она утешит вас в эти столь томительные часы.

Ренегаты нестройно закричали в ответ: некоторые фанатично, некоторые не очень.

Блистательный указал на гололит в центре палубы.

— Но довольно речей. Речи — для побед. А пока надо составить план. Подходите, мои сыны, мои друзья. Ибо затеяли мы немалое.

Над гололитом возникла схема рукотворного мира. Байл узнал изображение, которое предоставил Блистательному, и улыбнулся. Оно содержало самую общую информацию, даже не имело базовых данных с ауспиков, но толпа была впечатлена.

— Взгляните, друзья, — перед вами Лугганат, Свет Павших Солнц, памятник угасшему величию — величию, которое он еще увидит, когда мы заберем его себе.

Блистательный повернулся, разглядывая своих союзников.

— Я не буду делать вид, что вы мне подчиняетесь. Некоторые из вас предпочтут поскорее обагрить клинки кровью, и ваш долг — поступить так, как велят вам боги или собственные желания. Я не собираюсь вам мешать. Служите всем своим желаниям — и будете вознаграждены. Так говорил блистательный Фулгрим на полях Терры. Но для тех, кто находится у меня в подчинении… мои желания стоят на первом месте.

Он повернулся обратно к гололиту.

— Основной удар будет заключаться в следующем. Первая волна абордажных отрядов сформирует трезубец. Да, немного архаично, но элегантно. Внешние зубцы захватят плацдармы с фронтальной и тыльной сторон, в то время как центральный доставит наш телепортационный маяк в самый центр рукотворного мира, — Его голос постепенно терял ленивый мурлыкающий тон, который отличал его до сих пор. Блистательный все меньше напоминал претендента на демоничество и все больше — воина, которого Байл когда-то знал, — Уверен, большинство здесь присутствующих помнят Мару Скара? Смертельный выпад.

Байл задумчиво кивнул. Эту стратагему назвали в честь одного из самых сложных ударов в арсенале древнего дуэльного культа Пан-Европы. Для него требовалось сделать быстрый и четкий финт, чтобы увести взгляд противника в сторону, после чего нанести второй и последний удар.