Фабий Байл. Прародитель

— Да, в нынешнем состоянии не можете, — ответил Байл.

Элиан некоторое время смотрел на него.

— Ты слышишь Песнь, главный апотекарий? Она так красива. Она сотрясает основы всего сущего и заставляет богов рыдать от отчаяния. Это песнь жизни и песнь смерти. Ее мотив погружает солнца в вечный сон, ее рокот раскалывает кору на тысяче лун. Мы слышим лишь отзвуки ее, и нам так больно.

— Я могу положить конец твоим страданиям, если хочешь.

Ауспик в броне Байла вдруг зазвенел. Оглядевшись, он увидел, как из темноты выходят массивные силуэты, разгоняя облака изо льда и пыли. Один десяток, второй, а потом еще и еще. В воксе глухо шумело от окружающей какофонии — этого оркестра забытых, этого хора проклятых. Сколько же какофонов собрал Блистательный под своими знаменами? Олеандр был прав. У капитана Каспероса была настоящая армия.

Когда шумодесантники приблизились, Байл приветственно поднял руки:

— Братья мои. Как же радостно видеть вас в добром здравии! Сколько из вас было под моим ножом? Сколько стали такими благодаря мне? Боюсь, немного, но все же вы мои. Вы — мои шедевры, мои открытия, мои уроки!

В воксе раздался сигнал — один атональный звук, порожденный множеством голосов. Возможно, они показывали, что узнают его, а возможно… Просили о чем-то? Элиан вздохнул, и от этого звука зубы Байла зазудели до самых гнилых корней.

— Песнь зовет, главный апотекарий. Ты поможешь нам к ней присоединиться?

— Помогу, брат. Твой голос станет частью самого варпа, а твои братья споют на руинах умирающей расы. Это я тебе обещаю, — сказал Байл, — Что скажешь, брат?.. Ты готов вновь лечь на мой стол?

Часть третья

Раскол

Глава 15

Смертельный выпад

Ядро «Кваржазата» злобно гудело, словно живое. Туго натянутые жгуты мышц тянулись вдоль шлюза, а вены из металла и плоти вздувались на полу и стенах. Машинный дух корабля был примитивным хищником, которого одолевали лишь голод да ярость, и обслуживающие его машиножрецы выглядели соответственно: шрамы, дикарский облик, рваные, черные от масла рясы, под которыми скрывались хилые металлические тела. Сбившись в несколько групп, они настороженно разглядывали Байла и его Консорциум.

Байл игнорировал жрецов, предпочитая рассматривать пульсирующее сооружение из плоти и проводов, которое служило центральным ядром корабля. Он обратил особое внимание на змееподобные силовые кабели, сваленные под устройством, и наросты из похожего на кость материала, которые его поддерживали. Ядро напоминало огромное неаккуратное сердце и выглядело так, словно его создатель лишь в общих чертах представлял себе, как этот орган работает. В кольцах скрученного металла ритмично искрили втулки, и вся конструкция гулко пульсировала вместе с ними. Возможно, через несколько веков «Кваржазат» превратится в нечто до сих пор не виданное: в настоящий биоорганизм, самоуправляемый и подчиняющийся природным импульсам, а не запрограммированным алгоритмам.

— Повелитель, мы готовы начинать операцию, — сказал Олеандр.

Байл обернулся. Члены его Консорциума стояли вокруг массивного воина — шумодесантника Элиана. С полдесятка мясистых кабелей, вырванных из палубы, крепились к муфтам, которые соединяли Элиана с его роковой сиреной. Кабели самой сирены были воткнуты в щитки ядра, а нижнюю часть тела фиксировали магнитные замки в подошвах и снятые со стен куски кости и металла. С примитивных муфт сыпались искры, разлетающиеся потом по всему полу.

Элиан вздрогнул и наклонился вперед, скрестив руки на груди. Рядом взорвалась сенсорная антенна. Затем еще одна и еще. Машиножрецы испуганно заверещали и заметались по залу, пытаясь стабилизировать системы и исключить дальнейшие перегрузки. Байл проверил жизненные показатели какофона и, довольный ими, сказал:

— Отлично. Саккара, сними ему шлем.

Несущий Слово осторожно поднял модифицированный шлем, открывая изуродованное лицо Элиана, отступил и, опустив одну руку к болт-пистолету, покосился на кружащих по залу жрецов.

— Присматривайте за ними, — сказал Байл.

Блистательный велел им предоставить зал в распоряжение Байла на время операции, но машиножрецы были верны только своим испорченным программам. Если они решат, что «Кваржазат» в опасности, то непременно атакуют.

Операция представляла собой вариант давнего эксперимента, который проходил в Коронидских глубинах и включал в себя нежелающего что-либо делать навигатора и биосаркофаг с пустотной закалкой. Подключение живого организма к сети корабля не было чем-то неслыханным даже за пределами Ока. В операции даже не было ничего замысловатого, но ее сложно было провести правильно. Байл нажал на скрытый символ на наруче — и в вокс-канал полилась мощная мелодия. Он всегда носил с собой подборку: музыка помогала работать в неидеальных условиях.

Это была старинная мелодия, записанная в первые месяцы Великого крестового похода, и посвящалась она великой победе Третьего легиона — какой-то незначительной стычке, которую в Империуме, скорее всего, давно стерли из архивов. Но основывалась она на еще более старинной песне из времен Древней Ночи. Новое всегда строилось на костях старого. Это относилось ко всем великим произведениям и даже некоторым не очень великим. Да в общем, ко всему. Прошлое было глиной, из которой делали кирпичи будущего.

Мелодия навевала воспоминания о лучших днях, когда лезвие бритвы не было так близко. Когда его тело не состояло из зарождающихся опухолей, для борьбы с которыми не надо было принимать все более и более отчаянные меры. Он замурлыкал под нос, пытаясь игнорировать сообщения на ретинальном дисплее, которые рассказывали, как он гниет. Хирургеон зашипел, и раздался предупреждающий сигнал. Мгновение спустя в животе резануло так, словно там кто-то пытался прогрызть себе путь наружу. По его мысленной команде хирургеон принял меры, подняв над ним шприц и вонзив его в вену. По телу разлился холодный огонь, сжигающий боль.

Байл размял руки.

— Пора. Приступаем.

Несколько секунд спустя он вскрыл череп Элиана, и тот простонал от удовольствия, так что напольные плиты затряслись в креплениях, а в зале замигали лампы. Байл поморщился.

— Брат, я понимаю твое нетерпение, но держи себя в руках, пожалуйста. Касперос наверняка не обрадуется, если мы разрушим ядро его корабля.

— Он мечтает сидеть рядом с Принцем Удовольствий, — сказал Элиан. Даже на обычной громкости его голос звучал грубо и хрипло. Когда-то гортань ему заменили на миниатюрный вокс-динамик, и тот скрипел и трещал при каждом выдохе. — Как и все мы. Слаанеш поет, и среди нас нет никого, кто не хотел бы слушать.

— Не все мы, Элиан. И даже не большинство. Для многих падение Третьего было не столько падением, сколько сползанием. Посмотри на Олеандра, например. Да, он сибарит и декадент, но едва ли его можно поставить в один ряд с некоторыми обитателями этого корабля.

— Олеандр, — выдохнул Элиан, трогая аугментации на горле. — Он это сделал. Моя песнь стала громче на пять децибелов. Я так и не поблагодарил его, — Он перевел взгляд на апотекария: — Спасибо, брат.

Байл не стал их слушать. Нейросеть шумодесантника отличалась аномальной формой и толщиной. Мозг Элиана был похож скорее на когитатор вокс-станции, чем на орган. В мозговом веществе виднелись усилители, передатчики и перенаправляющие катушки. Лезвия хирургеона вытащили несколько из них, перерезав удерживавшие нити из плоти. Элиан каждый раз вздрагивал.

Байл зажал один передатчик между пальцами и сделал паузу. Тот заискрил, и в вокс-канале зашипело.

«Мы тебя видим, апотекарий, — прошептал кто-то, — Тебе не убежать».

Байл рефлекторно сжал пальцы, раздавив передатчик, и покосился в сторону, где сгущались тени. Пятна в тенях казались лицами, ухмыляющимися и смеющимися. Они принадлежали не демонам, но были не менее злобными.

— Что вам надо? — тихо спросил он.

— Нейронная оболочка готова, главный апотекарий, — позвал Арриан из другого конца зала, застав его врасплох. Взяв себя в руки, Байл повернулся к нему.