Ведьмино отродье

л он весьма добросовестно и потому, случалось, зарабатывал по целых три монеты в день, то есть ничуть не меньше, чем учетчиком. А вечером читал, теперь уже бесплатно. И книги Рыжий брал уже не с полок в общем зале, а здесь, рядом с конторкой, в маленьком железном шкафу, укромно стоявшем за массивными напольными часами. Сэнтей дал ему ключ от шкафа и сказал:

- Читай все, что тебе понравится, но только в зал не выноси.

- Но почему это? - не понял Рыжий. - Ведь книги здесь совершенно такие же, как и там.

- Да, это так, - согласился Сэнтей. - Но, тем не менее, теперь привыкай вот к такому порядку. Так надо. И вообще, отныне будет так: все, о чем ты прочтешь, будешь пересказывать только мне одному. А почему это так, скажу одно: надо!

И так оно с того дня и было. Рыжий вначале переписывал, потом читал, потом пересказывал. Сэнтей его внимательно выслушивал, кивал... А после, улыбаясь, возражал, опровергал, доказывал обратное. А Рыжий должен был не соглашаться с ним и - только обоснованно - отстаивать свое. А если это у него не получалось, тогда Сэнтей подбадривал его, подсказывал... и снова возражал. Лежал на пуфаре, задумчиво прищурившись, смотрел на потолок и рассуждал - часами. Спор для него был как любимая игра, как для кого-то кубик или шу. Спор, говорил он, - это высшее познание. Спор - это жизнь, жизнь - это спор, и, значит, все, что окружает нас, достойно спора, то есть переосмысления. И он, Сэнтей, действительно мог спорить обо всем...

И только один раз, заслышав о Создателе, он тотчас помрачнел, сказал:

- А вот об этом лучше помолчим. Не нам о нем судить.

А после встал и подошел к столу, зажег огонь в спиртовке. Он жил один и не держал прислуги. Он и готовил себе сам, и сам же за собою прибирал. Когда Рыжий спросил, откуда он узнал о его дымском прошлом, Сэнтей ответил так:

- Прочел. В твоих глазах... - а после рассмеялся и добавил: - Не бойся, это шутка. Ведь ты же знаешь, что читать в чужих глазах запрещено законом.

И замолчал, а Рыжий не посмел его подробнее об этом расспрашивать. Лег, засопел. Сэнтей ни разу не грозил ему, ни в чем не упрекал. И вообще, движения его были всегда неторопливые, спокойные, речь тихая. Даже с разносчиком, который приносил ему продукты и брал втридорога, Сэнтей был неизменно вежлив и учтив. И, тем не менее, когда Сэнтей вдруг замолкал и уходил в себя, Рыжий не смел его тревожить. И это вовсе был не страх, не почитание, а нечто ему прежде совершенно незнакомое. Или давно забытое. Ибо, быть может, так же в Дымске на реке, когда он видел подо льдом Подледного...

Нет, то было просто обычное видение, явный обман. А вот зато потом, когда он словно бы опять попал в Хвостов к Урвану, там вроде бы... А там что было, а? Рыжий задумался...

И тут вдруг Сэнтей, как будто прочтя его мысли, сказал:

- А так оно тогда бы и случилось. Это верно! Ибо тебе тогда привиделась твоя возможная Судьба. Но ты ее не выбрал, отказался.

- А если бы...

Сэнтей пожал плечами, улыбнулся...

Но