Шаман-гора (СИ)

Я опешил. Степан же, напротив, стал ожесточённо крутить головой в разные стороны. Но тут в общее сумасшествие вмешалась и Менгри. Она стала подражать действиям Алонки и о чём-то с ним оживлённо перекрикиваться.

Девушки испуганно замерли на месте.

Я продолжал недоумённо разглядывать новоиспечённых сумасшедших. Дурдом на прогулке да и только. Моё оцепенение прервал голос Степана.

— Не стой столбом, тащи оружие. Да где же он его увидел, чёрт?

— Что тут происходит? Кто мне может хоть что-нибудь объяснить? — вспылил я.

— Да Алонка, чёрт глазастый, где-то узрел медведя, а я, как ни приглядываюсь, не могу увидеть где, — пояснил Степан.

— А что это он делает?

— Притворился вороном и зовёт клевать добычу. Вишь, Менгри его поняла и тоже стала воронихой, — вполне серьёзно пояснил казак.

— Тьфу ты, чёрт! — в сердцах сплюнул я. — А нам теперь что, тоже каркать?

— Да не, нам не обязательно, мы ведь не настоящие люди. Но ты их насмешками тоже не обижай. Им духи не простят.

Час от часу не легче. Чтобы не рассмеяться, я стал подобно Степану разглядывать берег, но ничего похожего на зверя не обнаружил.

Тут до меня донеслись встревоженные крики наших девушек, яростный рык Степана.

— Ах ты, паскуда! Обманул!

Я оглянулся на крик Степана и обомлел. Буквально в пяти метрах от привязанной к плоту лодки уверенно загребал лапами медведь.

Я вскинул винтовку.

— Не стреляй! — раздался крик Степана. — Утонет.

— А что делать?

— Алонка, мать твою растак! Кончай танцевать. Он уже поверил, паря, что вы не люди, а вороны. Давай своё копьё, — гаркнул Степан на мангрена.

Между тем медведь с ловкостью, необычной для его неуклюжего на вид тела, взобрался в лодку. Я не отводил от его груди ствол винтовки. Медведь разглядывал нас своими маленькими глазками и угрожающе скалил клыки.

Алонка, словно выйдя из транса, проворно подхватил своё копьё и отвёл руку для броска. К концу древка копья, словно у гарпуна, был привязан линь. Тут я понял предостережение Степана: не стрелять. Если копьё попадёт в медведя, то он уже не утонет.

Его можно будет подтащить за верёвку.

— Давай, не тяни! — азартно крикнул Степан. — А то он зараз к нам переберётся.

Девушки испуганно взвизгнули. Алонка размахнулся и, что было сил, метнул своё оружие. Одновременно с этим прогремел выстрел моей винтовки. Я решил подстраховать охотника и действовал наверняка. Раздался рёв ярости и боли. Медведь, словно человек, попытался лапами вырвать копьё Алонки, но мой свинец, как потом выяснилось, попавший прямо в сердце лохматого, не позволил ему это сделать.

Медведь напоследок предпринял попытку допрыгнуть до своих обидчиков, но свалился в воду. В течение нескольких долгих минут мы ждали результатов. На месте падения зверя вода окрасилась в бурый цвет, но ни выходящего из лёгких воздуха, ни каких-либо других примет, подтверждающих, что хозяин тайги жив, мы не обнаружили.

— Кажись, готов, — перекрестился Степан. — А воздух не булькатит, потому как он в воду упал уже мёртвым.

Никому ничего не объясняя, Алонка бултыхнулся в воду. Он ловко поднырнул под тушу и завёл ремённый аркан. Теперь убитый медведь был надёжно привязан к плоту. Но Алонка не спешил выбираться наверх. Он полуобнял плавающего зверя и стал вполголоса что-то наговаривать медведю на ухо. Я вопросительно посмотрел на Менгри. Поняв правильно мой молчаливый вопрос, она стала переводить.

— Алонка просить амака, чтобы он послать нам удача в охоте. Потом он говорить, что амака идти новое стойбище. И что он правильно сделал, что перед этим помыться, его прежняя берлога грязная и вонючая.

Я молча покачал головой. Суеверный страх этих детей природы был вполне искренен, и всё, что они делали, они делали вполне серьёзно.

После всех проведенных манипуляций с тушей зверя Алонка разрешил затаскивать его на плот. Однако затащить медведя на плот у нас не получилось. Слишком тяжёлой оказалась добыча.

Мы пришвартовались к берегу и уже здесь разделали тушу.

Перед этим Алонка вновь устроил погребальное представление.

Менгри, уже без моей просьбы, комментировала его действия.

— Вот Алонка опять ворон и звать на пир свои братья вороны.

А теперь он горностай. А вот он волк, лисица, соболь.

— А для чего он это делает?

— Любой зверь ходи, мясо кушай, — пояснила Менгри. — Манги гляди, всякий зверь собрался мясо кушать. Человека нет.

Тогда дух медведя Манги понимай, что люди в его смерти не виноваты. А когда его дух заселится в другого медведя, то он будет тайга ходи, людям зла нет. Пока его снова не добудут храбрые охотники.

— И всё повторится сначала, — произнёс я.

— Да. И поэтому надо соблюдать закон духов, а не то зверь из тайга уйдёт. А тот, что останется, не поверит мангренам. Станет творить зло и отпугивать добычу из ловушек. А не то и вовсе прогонит всё зверьё в другие места. Наступит великое горе. Голод придёт в чумы мангренов.

Между тем Алонка закончил свой «танец» и, раскрыв пасть медведю, засунул туда палку.

— А теперь он просить дедушка зевать, — продолжила свои пояснения Менгри.

— А это ещё зачем?

— Чтобы душа медведя покинуть тело и не мешать нам его освежевать.

Мангрен при помощи Степана снял с медведя шкуру и бросил её к моим ногам.

— Нимак, — указал он сначала на шкуру, а затем на меня.

Я беспомощно посмотрел на девушку.

— Ты теперь нимак, — пояснила она. — Чужеродец, получил в дар шкуру, есть нимак. Теперь Алонка отвести подозрения в убийстве медведя от свой род.

— А как же я? — удивился я. — Теперь дух медведя подозревать в убийстве будет меня.

— Нет, — убеждённо проговорила Менгри. — Ты ведь его не убивать.

Я вообще ничего не понимал, но решил промолчать. Какая разница? Если эвенки запутали меня, то, скорее всего, и духа медведя. А ещё я был уверен, что они запутались и сами. Но, наверное, так было надо.

Алонка протянул мне окровавленный нож и молча указал на лежащую без шкуры тушу.

— Ну а сейчас, ты, как нимак, должен разделать тушу, — подтвердила его жест Менгри.

— Но я не разу не разделывал медведей, — попытался я отбояриться от кровавого дела. Больше всего меня смущало то, что медведь без шкуры удивительным образом напоминал человеческую фигуру, и мне не очень-то хотелось принимать участие в её расчленении.

— Не страшно. Тебе подскажут, — махнула рукой девушка.

Алонка упорно не желал раскрывать рта.

«Во как конкретно конспирируется паренёк, — подумал я, — даже не хочет, чтобы духи его по голосу опознали».

Вообще-то мне приходилось свежевать домашнюю скотину — свиней и быков. В общем и целом со строением туши животного я был знаком. Короче, не хрен кокетничать, а надо выручать своих новых знакомых, тем более что я не был потомком медведя, а мои предки появились на свет в процессе эволюции, если, конечно, верить Дарвину. Поэтому я взял протянутый нож и принялся за работу. Все девушки, словно по команде, отправились в свою избушку. Зрелище, конечно, было не из приятных.

Через час мы продолжали свой путь. На огне, в здоровенной сковороде, жарилась свежина, а остальное мясо солилось и укладывалось в берестяные туеса. Медвежий жир готовился к вытапливанию и переливанию в ёмкости.

— Ну вот, теперь мы зараз караван нагоним, — поглядывая на жарившееся мясо, довольно потирал руки Степан.

Наблюдая за суетившимися около очага девушками, я вспоминал рассказ отца моего друга детства Кошкарова дяди Вовы.

Происходило это на озере Кизи. Если кто не знает, то это между бухтой Де-Кастри и селом Мариинским. Они плыли через озеро на служебно-разъездном катере «Ярославец».

«И вот, — рассказывал дядя Вова, — пересекли мы уже почти что больше половины озера. До села Санники оставалось совсем чуть-чуть. Глядим, медведь плывёт. Ну, мужики-то все охотники, кого учить. Давай, говорят, лохматого загарпуним. А на пароходе, как назло, нет ни одного «ствола». Похватало мужичьё все багры, что были на катере. Встали «гарпунщики» вдоль борта, приготовились, значит, медведя взять. Капитан, тоже специалист, пароход подвёл к медведю тютелька в тютельку. Только не стал мишка дожидаться, когда его в дичь превратят.