Шаман-гора (СИ)

Я так и не понял, какие жернова в голове у Родиона туго перемалывали мысли о произошедшем, но до самого нашего отъезда он так не показал, что обиделся или затаил на меня злобу.

Проснулся я ранним утром по причине раздающихся где-то над самым ухом стонов. Я открыл глаза и увидел раскачивающегося из стороны в сторону Степана.

— Ты чего это? — удивился я.

— Знатно вчерась погулевали, — ответил Степан. — А теперь башка раскалывается.

— А ты рассольчику, — посоветовал я ему.

От моих слов Степан сморщился, словно от зубной боли.

— Попроси Катерину, нехай поднесёт, — посмотрел он на меня с мукой.

— А сам чего?

— Дак пробовал, не даёт.

— Я те поднесу, чёрт чубатый. Вчера об чём думал, когда в глотку её, окаянную, заливал? — раздался голос девушки.

Степан молча развёл руками. Сам, мол, видишь, что вытворяет.

— Налей ему, Катюша, сто грамм, но больше ни-ни, — попросил я за товарища. — Нам сегодня отплывать.

— Нехай идёт, горе луковое, — сжалилась Катерина.

После того как Степан поправил своё здоровье, он заметно оживился и развил бурную деятельность.

— С купцом договорено, он забирает всё оружие кряду, — шепнул он мне на ухо. — Сейчас Родион подводу пришлёт. А один револьвер и винторез мы отдали Родиону в приданое за Лушкой.

— Когда это мы успели?

— Да то я. Ты уже дрых тогда. А ты что, супротив будешь? — уставился он на меня.

— Да с чего это? Можно ещё и золотишка дать.

— Тс-с, — зашикал Степан, озираясь вокруг. — Не следоват, чтобы кто-то об этом деле знал. Целее будем. Мы и так ей хорошее приданое справили. Ну, могёт быть, ещё одну винтовку добавим и хватит.

— Ладно, поступай как знаешь, — махнул я рукой.

В это время на берегу раздалось лошадиное ржание.

— Ну, вот и подвода поспела. Давай оружие переносить, — обрадовался Степан.

Купец ради такого дела открыл свою лавку ни свет ни заря.

Пока приказчики таскали и считали оружие, он пригласил нас к столу и налил по чарке.

— Ну, давайте, господа служивые, за взаимовыгодную сделку, — произнёс он, хитро кося глазом.

По всем меркам это был настоящий купчина, какими изображали их на плакатах времён революции. И даже золотая цепочка от часов вилась по сюртуку.

— Я не пью, — отодвинул я свой стакан.

— Чего это так? — удивился купец.

— А потому что по пьяной лавочке дела не делаются. По пьяному делу можно только песни орать да девок тискать, — ответил я степенно.

В глазах купца засквозило неприкрытое беспокойство. Степан, не зная, что делать с поднятым над столом стаканом, беспомощно посмотрел на меня.

— А ты, Стёпа, пей. Должен же в экипаже кто-то быть трезвым. Пусть это буду я.

Степан, наконец-то решившись, опрокинул содержимое стакана внутрь себя.

— А теперь давай торговаться, уважаемый Савва Мефодиевич, — обратился я к купцу.

— Говорите, какой товар вам надобен? — почуяв во мне достойного соперника, с уважением произнёс купец.

— Перво-наперво — всех продуктов, которые есть. Затем пообносились мы, имеется что-нибудь из обмундирования?

— А то как же, всё есть.

— Ну, значит, мне и Степану по комплекту нового обмундирования и на четырёх девушек по набору женской одежды, вплоть до зимней. И обязательно сафьяновые сапожки. Мы сейчас девушек пришлём, пускай на месте примерят.

По мере того как я перечислял необходимое, лицо купца всё больше скучнело.

— Ну что, Стёпа, я всё перечислил или забыл чего?

— Да вроде бы всё.

— Ну что, устраивает вас такой торг, Савва Мефодиевич? — спросил я у купца.

— Весьма справедливо, весьма справедливо, — вновь расплылся в благодушной улыбке купец.

— Ну, потом если чего вспомним, то отдельно скажем, — поубавил я его радость.

— Всегда рад, — ответил он. — Заходите.

Мы со Степаном загрузили полную телегу провианта и прочей мелочовки и отправились к себе на плот, а перед этим надели новую форму и сапоги. Женихи, да и только!

— А чегой-то это ты решил девок ублажить? — подозрительно спросил Степан.

— Фи, какая проза, господин казак. Гусар не должен быть скупым. Разве вы не желаете, чтобы девушки поимели несколько сладостных мгновений счастья?

Сегодня мне почему-то очень нравилось быть транжирой и мотом, да и на Степана благотворно повлияло похмелье, поэтому он бесшабашно мотнул головой и заявил: — Эво-на! Однова живём! Нехай девки порадуются.

После того как телега была разгружена и все припасы перенесены на плот, я обратился к девчонкам: — Ну что, девочки, собирайтесь. Поедем за обновками.

Девушки весело загомонили и стали приводить себя в порядок. Я решительно, не обращая внимания на вялое сопротивление, взял Луизу на руки и отнёс на подводу, затем, подождав, пока усядутся остальные, стегнул вожжами лошадь.

В станичной лавке девушки устроили настоящее представление. Постоянно примеряя различные обновки, они весело щебетали.

— А может, мне уже и не надо замуж выходить? — как бы в раздумье произнесла Лукерья, кося лукавым взглядом в сторону Луизы. — Вона как наши мужики об нас заботятся.

Луиза в ответ на провокацию товарки даже не повела бровью.

— Да ты щё, дурёха, такой видный казачина тебя к себе хозяйкой зовёт, — удивлённо воскликнула Капитолина. — Будешь как сыр в масле кататься.

— Видно, права ты, подруженька, да как-то привыкла я к вам.

Жалко расставаться.

— Ничего, такова наша женска доля, — не по годам рассудительно произнесла Капитолина.

Я внутренне усмехнулся.

Назад мы ехали, словно именинники. Девушки глядели по сторонам, будто мы ехали не на телеге, а на правительственной «чайке».

На берегу нас ждал сюрприз: приехал Родион Кольцо. В новом парадном обмундировании, при шашке и регалиях, он сверкал, как медный самовар. Рядом с ним стояли два казака соответствующего роста.

Один из казаков выскочил к нам навстречу и начал бодягу про купца и товар. Да как неплохо было бы этот товар им приобрести.

— Мы все согласны, — махнул я рукой. — Ты извини, Родион, но нам нужно спешить. Мы и так здесь подзадержались. Так что давай уже, забирай свой товар и приданое.

— Да как-то не по-людски получается, — не зная, куда деть свои огромные руки, смущённо пробормотал Родион.

— А это пошто не по-людски, — возмутился Степан. — Всё чин чином. Выставляй магарыч и забирай девку.

— Степан, — укоризненно проговорил я. — Не начинай.

— А я чего, я ничего. На плоту ужо выпьем за здоровье молодых. Совет им да любовь, — приложил руки к груди Степан.

— Ну, это другое дело, — сдался я. — Грузимся и отправляемся.

Все засуетились и стали торопливо бросать на плот всё, что осталось не загруженным.

— Ну, уж нет, — раздался бас Родиона. — Без подорожной чарки не отпущу.

— Не отпустит, паря, — сокрушённо развёл руками Степан.

— А ты и рад, — сплюнул я за борт. — Ну ладно, давай, только в темпе.

Мужики радостно загомонили; словно по мановению волшебной палочки появились стаканы и закуска.

— За молодых, — радостно крикнул один из казаков.

Лукерья смущённо потупилась, а остальные дружно замахнули стаканы. Дружки Родиона быстренько наладились наливать по второй.

— Ну, уж нет, — возмущённо завопил я. — Сниматься с якоря, по местам стоять.

Я решительно отвязал верёвку от торчащего из земли кола и, забросив на плот доску, служившую сходней, по пояс в воде стал выталкивать на стремнину плот.

Степан вошёл в воду следом за мной, и мы, наконец-то, отплыли.

С берега нам что-то кричала, размазывая по щекам слёзы, новоиспеченная невеста и горланили поддатые казаки. В общем, прощание было нескучным. Но я облегчённо перевёл дух лишь тогда, когда гостеприимный город Благовещенск скрылся в туманной дымке.

— Эх, жаль, на свадьбе погулевать не довелось, — с сожалением произнёс Степан. — Чую, казачки знатно у зауряд-есаула погостюют.

— Ничего, Стёпа, — утешил я его, — вон они сколько выпивки и снеди натащили. Погулеванишь и ты.