Цвет надежды

— Да что же это за сумасшедший дом! Все про всех все знают. Никакого…

— Уж если говорить об этом, то ты хотя бы сам о себе все знаешь.

Их взгляды скрестились подобно клинкам.

— Дамблдору спасибо скажи, — посоветовал Малфой.

Первым желанием Гарри было встать с неудобного стула для посетителей и уйти прочь, но он остался. Пора взрослеть. Уходить от проблем легче всего. Да и делать это возможно лишь до какого-то момента, но однажды реальность все равно настигнет. Поэтому юноша решил не убегать от проблемы напротив. Проблемы со злостью во взгляде и судорожно сцепленными пальцами поверх одеяла.

— Не буду я ему ничего говорить, — спокойно ответил Гарри. — Сейчас это уже не имеет смысла. Дело сделано.

Брови Малфоя взлетели вверх.

— Ты оставишь все так?

— А что изменит мой грандиозный акт протеста с крушением мебели и выкрикиванием проклятий?

Малфой на миг задумался.

— Ты укажешь свою позицию, — наконец выдал он.

— Моя позиция и так известна.

— Значит, они не принимают тебя всерьез, — хмыкнул слизеринец.

— Это я и без тебя знаю, — беззлобно огрызнулся Гарри.

Некоторое время они молчали, не глядя друг на друга. Первым заговорил слизеринец:

— Ты сказал, что все знаешь. Откуда?

— От Гермионы — я же сказал, — раздраженно откликнулся Гарри.

— А она откуда?

— Дамблдор показал ей в Омуте памяти.

— Что? — Малфой едва не свалился с кровати — так подскочил. — Да когда же это закончится! — в его голосе послышались отчаянные нотки. — Ч-черт!

— Думаю, уже закончилось. Мне показалось, что сегодня Дамблдор выпустил все нити из рук: мол, разбирайтесь сами, — устало произнес Гарри.

— Или сделал вид, что выпустил, — буркнул Малфой, сжимая и разжимая кулаки. — И ведь даже разозлиться всерьез не получается.

— Потому что он спас тебе жизнь?

— Поттер, ты-то хоть заткнись, а?

Гарри усмехнулся.

— Добро пожаловать во взрослый мир, Малфой!

— Да уж. У него занятная тактика. Ладно. К черту. Не хочу сегодня об этом думать.

— Предлагаю подумать о другом. Вернемся к нашим баранам, то бишь Пожирателям.

На этих словах Малфой напрягся и бросил на гриффиндорца быстрый взгляд.

— Эта часть истории меня тоже заинтересовала, — с довольным видом сообщил Гарри. — Так что там с Волдемортом?

— Поттер, мне кажется, ты меня проведал. Пора бы и честь знать.

— Малфой, поверь, сидеть здесь и созерцать тебя во всей красе — очень сомнительное удовольствие. И больше всего мне бы хотелось, чтобы этого дня не было.

Гарри сказал это все едва слышно, но слизеринец вздохнул, устроился удобнее и поднял взгляд.

— К тому же считай, что этот разговор — твой долг, — закончил Гарри.

— За что, интересно? — Малфой изобразил живую заинтересованность.

— За Гермиону.

Наступила тишина. Двое мальчишек смотрели в глаза друг другу, и впервые в их жизнь прочно входило что-то взрослое. Безвозвратно и безостановочно. Подобные разговоры велись много веков до них и будут вестись столько же веков после. Когда у одного хватает смелости признать свое поражение, а у второго — смелости это оценить. Наверное, сейчас они впервые почувствовали себя мужчинами.

Драко пожевал губу, откашлялся и наконец выдавил:

— Что она тебе рассказала?

И только не дождавшись ответа, поднял взгляд. И Гарри с горьким удивлением заметил, что такого взгляда не видел у слизеринца никогда. Горечь, смятение и… надежда. Словно вот эти два не договорившихся между собой человека — его лучшая подруга и его враг — ждали ответа от него. И он должен был вернуть им эту надежду. Гарри едва не вскочил со стула и не умчался прочь, но все же произнес ровным голосом:

— Она рассказала о том, что вы встречались. Без подробностей.

О признании в любви он сознательно умолчал, потому что вдруг понял, что Малфой находится в неведении относительно чувств Гермионы. Да и выступать в роли посредника хотелось все меньше — грудь жгло точно каленым железом.

— И ты сидишь здесь, ведешь со мной беседы о Волдеморте? Ты… Поттер, ты ли это? В былые времена тебе хватало гораздо меньших поводов, чтобы желать моей смерти, — в голосе Малфоя не было насмешки. Скорее удивление и настороженность. Он, видимо, ожидал подвоха.

— Когда я говорил «чтоб ты сдох», я не желал смерти всерьез. Я не такой как ты, Малфой. Я… предпочитаю видеть людей живыми. Почти всех.

— Ладно. Понял. Точнее понял, что мне этого не понять. И откуда вдруг в гриффиндорце умение шантажировать? — Малфой несколько секунд смотрел в потолок, а потом перевел взгляд на юношу напротив. Гарри видел, что слизеринец ерничает как раз оттого, что чувствует такую же неловкость, которую ощущал он сам. — Сомневаюсь, что знаю о Волдеморте что-то, чего не знаешь ты. Дамблдор-то тебе все эти годы подноготную противника выкладывал. Ты же у нас герой освободительного движения, символ…

— Малфой, если ты думаешь, что мне надоест слушать твои подначки, и я уйду, похорони эту идею сразу.

Слизеринец вздохнул.

— Как тебя мог использовать Волдеморт? — негромко спросил Гарри.

Драко Малфой некоторое время смотрел на Гарри Поттера, молча теребя край одеяла. По его лицу гриффиндорец не мог понять, о чем тот думает. А если смог бы, очень бы удивился. Драко думал о… Гермионе Грейнджер. О том, что у нее хватило мужества признаться друзьям. Что это? Безрассудство, отчаяние, усталость? Или же такая безграничная, непонятная ему вера в дружбу? В то, что поймут всегда. Безоговорочно. Но… так же не бывает.

— Поттер, как ты отнесся к словам… Гермионы?

Гарри моргнул — так необычно было слышать имя подруги из уст слизеринца. Некоторое время молчал, потом проглотил комок, ставший в горле, и выдавил:

— Малфой, я пришел поговорить о другом.

— И все же…

— Я не собираюсь обсуждать Гермиону с тобой. Я не верю в твою искренность ни на минуту. Если бы я чуть хуже знал тебя, подумал бы, что ты использовал магию.

— Что же мешает тебе так думать?

— Не знаю, — неохотно откликнулся Гарри. — Ты никогда не стеснялся в выборе средств, когда дело касалось меня. Но… здесь почему-то не знаю. Хотя я не могу понять Гермиону. Если бы это была не она, я бы…

Юноша посмотрел на пестрый букет у кровати. Ощущение нереальности происходящего было почти осязаемым. Кажется, щелкни пальцами, как это делал Добби, колдуя, и все исчезнет. Гарри окажется где-нибудь в другом месте. Например, в Норе. Они с Роном будут играть в шахматы, Гермиона будет читать книжку, а Джинни — играть с Живоглотом у камина. И не будет этого дня. И чертова Малфоя не будет.

— Малфой! Я не знаю, чем все это закончится, но если по твоей вине она проронит хоть одну слезинку… — глухо начал Гарри и замолчал.

И Драко Малфой впервые не съязвил. Если бы здесь был друг, Драко непременно объяснил бы, что все кончено, и эта нелепая история, так похожая на маггловскую сказку, не получит продолжения. Словно книгу отложили, так и не дочитав. Или же в ней оказались вырваны последние страницы. Скорее последнее, потому что к недочитанной книге можно вернуться, а здесь — нет.

— Поттер… — неловко начал он, не зная, как продолжить.

— Ладно, закрыли тему. Тебе не удастся увести меня от вопроса.

Гриффиндорец щелкнул пальцами. Несколько секунд подождал и усмехнулся. Драко не понял маневра. Впрочем, сильно печалиться не стал — Поттер всегда был со странностями.

— Поттер, я не знаю, что тебе ответить.

— Вот как?

— И не потому, что не хочу, а потому что сам не понимаю. Знаю лишь, что на меня наложено какое-то заклятие. Мать я пока об этом не спрашивал. А… мой отец уже ничего не может рассказать.

Драко замолчал. Гарри некоторое время изучал врага, и наконец сказал:

— Я сожалею о твоем отце.

Сказал тихо, словно нехотя, но искренне, потому что человек, слишком хорошо знающий, что такое сиротство, никогда не пожелает подобного даже врагу.

— Черта с два, — так же неохотно откликнулся Малфой. — Ты же ненавидишь, Поттер. Как ты можешь сожалеть?