Реваншист. Часть первая (СИ)

- Сволочи! - я грохнул кулаком по столу. - Менты поганые!

- Почему менты? - удивился он.

- Потом расскажу. Дальше!

- Пытался искать, слал запросы, - он выложил на стол бланки ответов из адресных столов. - Весь Север прошерстил. Нигде не было Сергея Александровича Самца. Подумать не мог, что ты в Минске. А тут возвращаюсь в Речицу, ребята показывают газету. "Глянь, Иванович, может он? Лицом - в тебя, и отчество совпадает. Фамилию мог сменить". Парни знали, что я сына разыскиваю. Посмотрел - точно! Вылитый я в молодости. Приехал в Минск, взял справку в адресном столе, нашел дом. Здесь Лиля подтвердила, что ты тот, кого я ищу... - он вновь помолчал. - Хорошую ты девочку выбрал, не то, что я. Вот так, Сережа! Самому пятьдесят, семьи нет, две жены были, а детей не завел. Как-то не случилось. С одной стороны не нуждаюсь, все есть, но с другой - родни никакой. Я ведь, как и ты, сирота...

Он умолк, а я некоторое время думал, барабаня пальцами по столу. В той жизни мне не пришлось встретить отца. Я даже понятия не имел, что он ищет меня. Думал о нем плохо. И что делать?

- Есть, где остановиться?

- Друг у меня в Минске, - кивнул он. - Сюда ехал - позвонил. Не знал, как все сложится. У него переночую.

- Тогда до завтра. Приезжай... - я задумался. - Часам к шести. Лиля с работы вернется. Сядем, поговорим. Сейчас не время. Слишком много всего.

- Хорошо! - он встал. - Буду.

Я проводил его до прихожей. Расставаясь, мы пожали друг другу руки. Я вернулся в кухню и подошел к окну. Александр Иванович вышел из подъезда, подошел к "Волге", открыл ключом дверь. Затем посмотрел вверх. Увидев меня, помахал рукой. Я ответил. Он кивнул и полез в машину. "Волга" тронулась с места и скрылась за углом.

Лилю я нашел в спальне. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку. Я осторожно погладил ее по плечу. Она дернула им, сбрасывая мою руку.

- Я не могу без тебя жить!

Мне и в дожди без тебя - сушь,

Мне и в жару без тебя - стыть.

Мне без тебя и Москва - глушь.

Мне без тебя каждый час - с год:

Если бы время мельчить, дробя!

Мне даже синий небесный свод

Кажется каменным без тебя...

- Николай Асеев, - вздохнула она и села. - Мог бы и сам что-нибудь сочинить!

Не вопрос!

- Мой пшеничный колосок,

Солнышко игристое!

Я люблю твой голосок

И глаза лучистые!

Я прижму тебя к себе,

Нежностью укрою.

Благодарен я судьбе,

Что свела с тобою

- Это, вправду, ты сочинил?

- Только что, - сказал я. Затем снял ее с покрывала и усадил себе на колени.

- Так ты еще и поэт?

- Нет! - я чмокнул ее в макушку. - Поэты - это Асеев, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский... У них - стихи, у меня - стишата.

- Печатают и гораздо худшие, - не согласилась Лиля. - Стихи можно опубликовать, получить гонорар. Ведь так?

Хозяйственная она у меня...

- Платят мало. Рубль за строчку.

- Тоже деньги. Восемь строчек - восемь рублей. Мне за них полтора дня работать.

А это мысль! В том времени я писал стихи - в юности. Их даже печатали, причем, в Москве. Но парни в Литературном институте разъяснили мне, кто поэт. Я не стал возражать, но стихи писал - в стол. Как говорили, для себя. Что ж...

- Сделаем так! Я дам тебе подборку стихов. Ты переведешь их с русского языка на белорусский. Затем отнесешь в журнал "Маладосць" под своим именем. Весь гонорар - твой.

- Это не правильно, - покрутила она головой. - Стихи не мои.

- После перевода станут твоими.

- Но...

- Мы их, что, украли? И вообще. Как ты видишь свое будущее? Собираешься жизнь работать в прессовом корпусе?

- Нет! - покрутила она головой. - Окончу университет, устроюсь в редакцию или издательство.

- А там тебя ждут? В редакциях и издательствах работают блатные. Чьи-то жены, дочки или любовницы. Поэтому бери стихи и неси в журнал. Дам совет: говори по-белорусски. Там это любят. Если стихи напечатают, напишу еще. Отнесешь в издательство. Выйдут книгой - вступишь в Союз писателей.

- Я?

- Я уже вступил. Члену Союза устроиться на работу гораздо проще. Но нам это не нужно. Я хочу, чтобы ты помогала мне. Гонораров нам хватит на двоих - с избытком. Согласна?

- Сережа! - она чмокнула меня в губы. - Ты у меня такой... Согласна, конечно. Хотя страшно.

- Волков бояться - в лес не ходить. Мы с тобой и не то преодолели.

- Ага! - засмеялась она. - Как вспомню хозяйку-пьяницу... Как она требовала еще денег и грозилась нас выгнать. А ты ее вытолкал и велел больше не появляться. Я боялась, что она вернется с милицией.

- Она ее боялась.

- Все ты знаешь! - она потерлась носом о мою шею. - О чем вы с Александром Ивановичем договорились?

- Он придет завтра вечером. Там и решим.

- Мне он понравился.

- Еще бы! Подкупил тебя французскими духами. Хитрый!

- Ничего не подкупил! - обиделась Лиля. - Я поначалу брать не хотела. Но он все рассказал...

- Документы показывал?

Она мотнула головой.

- Я же говорил: хитрый. Хотя его можно понять.

- Пойми, Сережа! - попросила Лиля. - Пожалуйста!

Пойму, конечно. Прекрасно знаю, что нужно моему внезапно приобретенному папаше. Страшно на склоне лет остаться одному. В том времени я через это прошел. Пусть хоть Александру Ивановичу повезет. Человек он, судя по всему, неплохой, хотя и не ангел, конечно. Как и я...

13.

Александр Иванович приехал назавтра с бутылкой коньяка и тортом. Мы посидели, поговорили. Без особой душевности, но по-дружески. Я рассказал о себе.

- Хватка у тебя моя! - заключил отец. - За год в знаменитости пробился. Горжусь! Всем расскажу, какой у меня сын. Вот что, ребята. Как смотрите, если я переберусь к вам поближе?

- Это как? - спросил я.

- Продам дом в Речице и куплю другой в пригороде Минска.

- Почему не в самом городе?

- Сложно, - махнул он рукой. - Я узнавал. Напрописывали людей в этих домах, возись с ними потом. Да и участки крохотные. Я люблю простор.

- А дом в Речице купят?

- С руками оторвут! - усмехнулся он. - Таких, чтоб с удобствами, мало, а деньги у людей есть - нефтяники. У нас дома стоят дороже, чем в Минске. Еще и выиграю.

- Работе не помешает?

- Кончилась моя работа, - ответил он. - У меня северный стаж, с ним на пенсию выходят в пятьдесят. Получать буду сто семьдесят рублей - северная надбавка. Можно и не работать, но я что-нибудь найду. Не привык сидеть, сложа руки. Рублей триста в месяц, думаю, будет.

Я только головой покрутил. Триста рублей в месяц - большие деньги по нынешним временам. Мало, кто получает больше. Академики, профессора, крупные партийные чиновники... Отдельные представители литературы и искусства тоже.

- Будем рады! - сказал я.

Отец заулыбался. Переночевав у нас, он уехал. А я, отправив "Экстрасенса" в Москву, сел за стихи. Покопавшись в памяти, выбрал с десяток. Лиля перевела их на белорусский язык. Получилось неплохо. Она отнесла подборку в "Маладосць". Вернулась радостной.

- Меня попросили почитать, - рассказывала за ужином. - Потом повели к главному редактору. Ему тоже читала. А они все: "Талент! Талент!". Прямо неловко...

Я пожал плечами. Ничего удивительного в том, что Лилю приняли восторженно, нет. В ней распознали свою. Во-первых, стихи я отобрал соответствующие: о любви к Родине, деревне, природе. Во-вторых, биография у супруги типичная для молодого белорусского поэта. Детство в деревне, филфак университета, стихи... Со временем даже термин появится - "филологическая поэзия". Это о мальчиках и девочках, шагнувших в литературу со студенческой скамьи. Раннее признание сыграет в их жизни дурную роль. Поэту, как и прозаику, необходим жизненный опыт. А где он у вчерашних студентов? Вот и будут мучиться, понимая, что небольшой запас исчерпан. Кто-то ударится в формализм, кто-то запьет, кто-то покончит с собой. Литература - вещь жестокая.