Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

– Я бы нашел, – сквозь сжатые зубы категорично заявил Берт.

Коринт печально усмехнулся. Какой-то вредный голосок, отчего-то похожий на фальшиво-трагичный тенор Горрена, отметил, что это получилось очень убедительно, как если бы лицедей не только был тренирован, но и обладал даром, что называется, харизмой. Но этот голосок был заглушен состраданием, наполнившим Берта, желанием поддержать Коринта, облегчить ему бремя.

– Я не сомневаюсь, о щедрый Берт Франк, – Коринт расплылся в улыбке. – И ценю это.

От последних слов сердце забилось быстрей, радость вскипела в крови – он ценит! Берт подался вперед, ему даже показалось, что совсем небольшое усилие, и он дотянется до Коринта, и плевать на расстояние, потому что время уже подвластно им: встречи охватывали бесконечность, разлуки съеживались до сингулярности, и осталось всего ничего – подчинить пространство, а ведь Коринт обладает магией, он сможет!

У Коринта было всего ничего времени, достаточно, впрочем, чтобы поиздеваться над Бертом, пожаловаться на Тессу, ни с того ни с сего разозлиться из-за какого-то пустяка, случайно сказанного Бертом и замолчать, осекшись на середине фразы. Просто смотреть на него, на растерянного и сбитого с толку, и молчать. Не моргать, не улыбаться, не хмуриться или печалиться – ничего. Через добрую минуту Коринт стряхнул с себя оцепенение и посмотрел поверх комма, а затем извинился, коротко попрощался и отключился. Берт услышал – увидел тоже, как он говорит с другими людьми, к кому, как показалось, относится не очень приязненно. Удивительное дело, но Коринт показался ему особенно привлекательным, напустив на себя этот отстраненный вид, едва уловимо поморщившись, с усилием улыбнувшись и сухо, слегка пришепетывая, односложно ответив на короткий вопрос.

Перелет длился бесконечно; стюарды подходили, чтобы предложить что-то еще, поинтересоваться самочувствием; Берт то просматривал кадры из последнего разговора с Коринтом, то пролистывал наброски будущих статей – возможно даже, их циклов, и снова возвращался к снимкам Коринта. Вновь и вновь бередил те раны, которым не позволял затягиваться, находя особое удовольствие в том, чтобы им и дальше ныть и беспокоить его. И Берт очень не хотел встречаться с типами из европейской Лиги – не дурное предчувствие, но неприятное ощущение гнело его.

До гостиницы он добирался самостоятельно. Некая Ингер Стов связалась с ним и предложила поужинать. Она пыталась быть вежливой, и достаточно успешно, но Берт только ухмылялся: в интонации, в том, как она смотрела на него с экрана – прямо, чуть свысока, в том, как она строила фразы, ощущалось, что она не потерпит отказа, а ужин, который после перелета должен был бы быть легким, необременительным мероприятием, вполне может оказаться допросом. Но и отказаться он не рискнул, сослаться на усталось, джетлаг, черта, дьявола. Она же, получив от него требуемое – согласие, кратко попрощалась и отключилась. Берт только хмыкнул. Это можно было бы запросто расценить как невежливость, если бы он хотел. На самом деле – какая к лешему разница, что эти типы из себя представляют и чего хотят от него. Еще меньше значило, как они себя ведут: с Бертом, в его присутствии или друг с другом. Главное, наверное – это послушно следовать за ними к какой-то цели, по пути теша себя мыслью, что в том, что по этому пути все-таки добрели если не до пункта назначения, так хоть куда нибудь, есть и его заслуга.

Он нашел свободный кэб, выбрал гостиницу на экране, затем отчего-то обмяк на сиденье, начал рассеянно рыться в сумке, словно в поисках чего-то. Как бы искин, установленный в кэбе, не подумал, что Берт собирается вандальничать, рассеянно подумалось ему, и он поставил сумку на сиденье рядом с собой, откинулся на спинку, уставился в окно. Мысли, как зачарованные, возвращались к предыдущим разговорам с этими типами. Горрен был прав, не мог быть неправ, это очевидно ведь: в информации Берта было всего ничего ценного – там замечания по поводу настроений у людей, приближенных к самом верху, там – сведения о том, что думают простые люди, там – координаты людей, с которыми лучше всего связываться членам миссий, которые Лига свободных государств отправляет в Африку. Там – если не консультация по этнопсихологии, то по крайней мере предостережения, как не следует вести себя с местными. Берт был не настолько самонадеян, чтобы считать себя спасителем до предела натянувшихся отношений между Африкой и Европой: их, как казалось ему подчас, невозможно ни спасти, ни разорвать полностью. Это как взять лист, с одной стороны испечатанный мелким шрифтом, и попытаться отделить заполненную сторону от пустой.

Эта «некая Ингер Стов» оказалась невысокой стройной женщиной, хорошо одетой и несшей себя с замечательной смесью самоуверенности и естественности; и ни при каких обстоятельствах Берт не назвал бы ее изящной, хотя – ее запястья были аристократично узкими, пальцы – тонкими и длинными; вообще если оценивать ее только по отдельным частям тела – да, эта Ингер Стов была хороша. Но достаточно было посмотреть ей вслед, а еще хуже – заглянуть в глаза, чтобы понять: изящного в ней – только решения, которые она принимает в безвыходных ситуациях.

– За ужин платим мы, – милостиво уведомила она Берта. Он попытался воспротивиться, успел только выдавить невнятное «э…», она же взмахом руки устранила все доводы, которые он почти оформил в слова, и предложила-приказала усаживаться и знакомиться с меню.

Ресторан был из знакомых Берту – небольших, недорогих, уютных. Так, чтобы можно было говорить, не повышая голоса, видеть всех, кто пришел, и контроллировать официантов – тоже могли оказаться вражескими агентами, наемными киллерами или кем там еще.

Кухня тоже была неплоха; с другой стороны, Берту все труднее оказывалось вспомнить, что за диковинка такая скрывалась под смутно знакомым названием, а когда он пробовал блюдо, выяснялось, что в нем все было не так: приготовлено не так, специи не те, подача не та. Он словно старому знакомому обрадовался южно-африканскому вину из знакомой местности. Когда заказывал, успел поймать саркастичный взгляд Ингер. Ну и пусть ее, раздраженно подумал Берт. Пусть думает, что угодно. он здесь не для того, чтобы смотреть ей в рот.

Собравшись посмотреть на нее, Берт не увидел ожидаемого высокомерия. Он даже заподозрил, что и тот саркастичный взгляд, неожиданно задевший его, тоже показался. Но нет, это, кажется, было обычным для Ингер Стов поведением. Она говорила что с ним, что с официантами, не повышая голоса, смотрела прямо в лицо, чуть вскинув голову, совершала очень мало жестов; более того, заговорив на относительно серьезную тему – не перелет Берта, не погода в каком-то местечке, в котором располагался курорт, где она с подругами провела однажды замечательную послеразводную терапию – «помилуйте, я не замужем, не состою в гетеро– и гомосексуальных отношениях, – пояснила она на любопытно сдвинутые к переносице брови Берта, – но моя приятельница прошла через развод, а вторая почти решилась на него», – Ингер складывала руки, застывала и не двигалась минутами, десятками минут. Она даже почти не моргала, глядела пристально и тяжело – и Берт яростно боролся с инстинктивным почти желанием съежиться и спрятаться под стол, заставлял себя улыбаться, пусть и вопреки темам, на которые они говорили, и звучать бодро и самую малость легкомысленно.

Это импонировало Ингер. Она потеплела – где-то через час, и говорить с ней стало проще, хотя, как ни странно, ее словарь как-то вдруг и внезапно многократно усложнился. Берт иногда приоткрывал в восхищении рот – до чего хорошо брешет эта северянка, до чего красиво жонглирует словами; Ингер замечала это и самодовольно улыбалась. Но это были эпизоды. Вообще же она явно хотела, с одной стороны, подготовить его к дальнейшему времени в Брюсселе, с другой – выведать кое-что до того, как этим же разживутся ее коллеги. Серпентарий, с неожиданной нежностью подумал Берт. Почти как тогда.

Ингер задавала вопросы о Коринте Ильмондерра. Причем по тому, как она задавала вопросы, Берту становилось ясно: они знали об их не просто приятельских отношениях. Из того, что именно Ингер спрашивала, Берту и другое становилось ясно: они знают о Коринте куда больше. Он спрашивал в ответ, она охотно делилась, что имярек был замечен в интимной близости от такого-то политика, некоторые данные позволяют предположить, что они провели несколько вечерних и ночных часов в романтичном уединении. Имярек был замечен и принимающим в гостях одного топ-менеджера некой азиатской компании, а затем выпроваживающим его часов через пять. Она позволила себе и оценочные суждения: мол, тот, если они трахались, – бизнес и ничего больше, наверняка чтобы вынюхать что-то для Тессы Вёйдерс. Этот же – хм, она очень приветствует такой способ отвлечься от тяжелых будней.