Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

– С этим не поспоришь, – согласилась Ингер. – Я с огромным трудом представляю себе, что моя жизнь похожа именно на это – сведена к стенам совсем крохотного кукольного домика, в котором одни и те же, одно и то же. И как это выделяет их из миллионов простых людей, не нуждающихся в головокружительной карьере, радостно живущих унылой и невнятной, с моей точки зрения, жизнью и ничего сверх этого не желающих?

Берт пожал плечами.

– Вот именно. А я все-таки рассчитываю услышать о выдающихся примерах.

Он задумался. Поразмыслив немного, сказал:

– Знаете, мое внимание пару лет назад привлек один тип. Своеобразный, надо сказать. Очень живописной внешности, молодой, патологически скромный и удивительно предприимчивый именно в том, что является его долгом. Я бы сказал, талантливый душевед.

– И мы говорим…

– О неком Аморе Даге. Каком-то очень дальнем родственнике Кельнского епископа.

– Этого паяца. Вы ведь знакомы с ним, не так ли? – прищурилась Ингер.

– Имел удовольствие, – пожал плечами Берт.

– Удовольствие? От знакомства с этим занудой? – она закатила глаза.

– Почему нет. Интересный тип, мне было очень любопытно не столько познакомиться с ним поближе, сколько изучить его. – Ингер изобразила удивление, и Берт попытался пояснить, что любопытство возбуждала не столько личность, сколько типаж, к которому можно было бы причислить этого епископа Дага.

– Кажется, я понимаю. Но знакомство с ним оказалось успешным, любезный Берт? – хмыкнула Ингер.

– Я надеюсь продолжить его к обоюдному удовлетворению, – скромно потупился Берт. Она издала смешок – короткий, поощрительный, циничный, – и Берт самодовольно улыбнулся.

– Так что там за отец Амор Даг? Всевышний, ну и имя, – она скривилась и, словно чтобы избавиться от оскомины, отпила вина.

– Своеобразное для большей части Европы имя, – уточнил Берт. – Насколько я знаю, в некоторых частях латинской Европы и, хм, Латинской Америки, вполне себе приемлемое.

– Но все равно, в каких эмпиреях пребывали его родители, чтобы облагодетельствовать ребенка таким… таким пафосным именем! Заметьте, я исключительно щедро не предполагаю, что имя досталось этому бедолаге по воле родителей, а не он сам взял себе этот псевдоним.

Берт пожал плечами. Ни подтвердить, ни возразить он не мог. Проигнорировать – запросто.

Ингер властно посмотрела на него, и он послушно начал рассказывать: обычный человек, обычная семья – боковая ветвь относительно влиятельных Дагов, обычное для этой фамилии образование. Стажировки в нескольких местах Европы и Африки, участие в различных благотворительных проектах. Место второго священника, затем собственный приход в отчаянной глуши, расположенной разумно удаленно от конфликтных регионов.

– Я предполагаю, что это было его собственное решение, – заметил Берт. – С учетом связей, которыми обладает его семейство, едва ли кто-то в здравом уме отправил бы его в то пекло.

– Или напротив. Именно потому, что его семейство кому-то здорово насолило, этого Дага и отправили туда, куда отправили, – скептически заметила Ингер.

– Возможно, – отозвался Берт. – Но мне представляется, что могло бы найтись слишком много возможностей отсрочить отправку туда и даже добиться отмены решения, если бы отец Даг захотел.

– Допускаю. Ладно, и что он устроил там?

Берт не мог не улыбнуться. Ингер была откровенно настроена против Амора Дага, но слушала с интересом. Правда, все, что он рассказывал, интерпретировала не в пользу отца Дага, но ее толкования мотивов были куда более сдержанными, чем могли бы быть. Таково ли обаяние этого человека, что он даже на таком огромном расстоянии воздействовал на людей умиротворяюще, или он действительно соответствовал каким-то непонятным, неопределеным, но при этом объективным критериям, которые признавала даже Ингер Стов?

– Как вы понимаете, в разумном удалении от конфликтных регионов не значит в недостижимости. И вообще, честно говоря, весь этот континент – он просто живет за счет контрастов. Там – новейшие медицинские центры, высочайший уровень жизни, научно-технический прогресс и так далее, там – у муниципальных властей только-только хватает денег на трехмесячные курсы повитух. И на этом медицинское обслуживание населения заканчивается. Я все это к чему рассказываю. У отца Дага есть какое-то медицинское образование. Начатое, не законченное, он потом пошел по пути большинства Дагов. Естественно, даже от таких отрывочных знаний был прок. И он основал приют не приют, хоспис не хоспис, как хотите, назовите.

– Вы рассказываете о нем с таким жаром, что я не могу не обратить внимание на вашу пристрастность, – насмешливо заметила Ингер. – Я подозреваю, что у этого отца Дага есть как минимум один горячий поклонник – вы. Я просто вижу, как вы, подобно восторженной четырнадцатилетней девочке, собираете крупицы сведений о вашем кумире. Стены в спальне его фотографиями не обклеили?

Берт охотно засмеялся.

– На самом деле, собрать даже эти сведения было крайне проблематично. А, кстати, мне тогда тоже нечто подобное говорили. Наверное, вы в чем-то правы, – обезоруживающе признался он.

Ингер неохотно, но улыбнулась.

– Вообще удивительная вещь. Наша цивилизация – она просто помешана на создании и мультипликации информации. Она никому не нужна, – с недоуменной миной говорил Берт, – но каждый отчего-то считает своим долгом создать еще пару терабайт информации, еще с кем-нибудь поделиться, или что-нибудь такое. Я говорю о всех этих платформах, сетях и прочем. У местных и тамошних священников есть всякие страницы, платформы и так далее, в них можно встретить упоминания обо всех практически коллегах, но об отце Даге сведений совсем немного. Он вроде есть, но существует где-то на периферии. Наверное, это хорошо. Возможно. Не знаю, в общем.

– А чем он занимается сейчас?

После паузы Берт опустил глаза.

– Его приход оказался разделен между партизанскими войсками, частной армией, предположительно нанятой или принадлежащей «КДТ», и правительственными войсками, возможно, с участием лигейских частей. По крайней мере, можно сделать примерно такой вывод. Я пытался уточнить, но это оказалось практически невозможно. Никто не хочет говорить, что именно там происходит. Ну или действительно не знают. – Берт небрежно пожал плечами. – На этом фоне судьба рядового священника не интересует никого.

Ингер неожиданно заинтересовалась.

– А какова может быть его судьба?

– Белого священника Экуменической церкви на территории, занимаемой поочередно тремя разными силами африканской страны, издавна известной своими разбойничьими нравами и удручающей нищетой? Да еще подозрительно близко к мусульманским провинциям других стран? Не знаю, право. – Берт широко развел руками и невесело усмехнулся. – Я предпочитаю говорить о нем, как о все еще живом человеке.

– Окей. – Сухо сказала Ингер. Подозвала официанта, потребовала налить вина. Пригубив, проглотив, промокнув губы салфеткой, она подняла взгляд на Берта. – А что по этому поводу говорит церковь?

– По какому поводу? – вяло спросил он, думая, не избавиться ли от вина и заказать пиво.

– По поводу возможной мученической смерти отца Дага.

Берт вскинул голову и встревоженно посмотрел на нее.

– Звучит цинично, но вы только что допустили и такой вариант развития событий, – невозмутимо пояснила она.

Он качнул головой и угрюмо уставился в сторону.

– Или вы твердо намерены не согласиться со мной и даже имеете для этого основания? – прохладно полюбопытствовала Ингер.

– Откуда, – мрачно заметил Берт. – Я не настолько близок к типам из церкви, чтобы они охотно делились со мной сведениями о… – он покрутил пальцем у виска, – блаженном.

Ингер подняла подбородок, и ее взгляд сменился на задумчиво-торжествующе-удовлетворенный.

– Скажите-ка, Берт, значит ли ваша реакция, что вы недовольны тем, как к этому Дагу относится его церковь?

– Н-не совсем, – он замялся. – Если позволите, церковь к нему никак не относится, если честно. Примерно как головной офис «Астерры» никак не относится к взрывам на заводах «Бито-Терры» в Ботсване. Они знают, возможно, но говорить об этом едва ли будут. Формально-то никакого отношения к ним нет. Хотя чушь, – он перебил себя и нахмурился. – Нет, аналогия относительно верна, размеры не те. Это сравнение с заводами – фигня полная. Амор Даг – таракан, едва ли Синод его вообще соизволит заметить.