Портреты Пером (СИ)

Живот Арсеня резко напрягается в подобие судороги, и через секунду рука Джима уже в тёплой и липкой жидкости.

Док тихо усмехается и тепло приникает к губам подпольщика.

Они целуются долго, скользя липкими пальцами друг по другу.

Билл – слышно тяжёлые неспешные шаги – продолжает расхаживать по подвалу с фонариком, как воспитатель расхаживает по комнате беспокойных воспитанников во время тихого часа: неслышно, неумолимо… третье на «н» Джим придумать не успел.

В дальнем конце взрыв шороха одеяла, а следом пронзительный женский визг.

– Мёртвый, – констатирует Рой. – Сердце, наверное. Ну, хоть тихо умер, без боли… Да не визжи ты, иди сюда, ближе.

Резко зашуршали все одеяла, пледы и даже спальный мешок, в котором спал Закери. Визг прекратился, сменившись всхлипами.

– Йя… я только потянула одеяло, а он… Я не знаю, сколько мёртвый…

Последний поцелуй – отрываться не хотелось катастрофически, оправить одежду, выпутаться из пледа.

Встать.

Подойти.

Чарльз Кэндл. Сорок три года. Тихий, осторожный, исполнительный. На приёмы попадал считанные разы – даже до обескрова не доводил себя ни разу.

Джим присел рядом с ним, прижал два пальца к шее – простая формальность, и так понятно, что мёртв, холодный, глаза остекленели.

– Окоченение ещё не началось, – негромко. – Мёртв не более трёх часов.

– До четырёх может быть, – рядом уже нарисовался Билл, – у нас воздух влажный. А…, – махнул рукой, – какая теперь… завтра похороним.

– И спать в одной комнате с мертвецом?! – взвизгнула какая-то из обделённых интеллектом последовательниц.

– Ну не спи, – Лайза, злобно сверкая на паникёршу глазами, прижала к себе дрожащую Кэт. Для бедолаги такие потрясения были опасны, у неё уже слегка наметился животик – Джим регулярно её осматривал. Но при нынешнем режиме уберечь девушку от стрессов было невозможно.

Лайза старалась, как могла. Вот и сейчас рыжая трогательно гладила Кэт по спутанным волосам, успокаивая.

В углу кто-то продолжал тихо плакать.

– Спим. – Джим поднялся, чтоб пройти на место. – Наше бдение никого не оживит.

Постепенно всё затихло. Джим забрался под плед в тёплые объятия Арсеня, у стеллажа всё так же переговаривалась троица Райан-Исами-Джон, пыхтели и копали рабочие Билла.

И только если хорошо прислушаться, можно было разобрать, как Дженни, завернувшись в одеяло, тихонько читает молитву по Чарли.

Комментарий к Последнее солнце (19 – 20 мая) *речь идёт о композиции Max Richter “De Profundis”

====== 20 – 21 мая ======

Арсению не спалось. Давно затих Джим, утихомирился Джек (как-то незаметно откатившись от Лайзы обратно ближе к ним). Теперь в спину упирался его локоть, но не будить же уставшего человека из-за такой ерунды.

Перо продолжал обнимать Джима. Тот тепло и сонно сопел в промежуток между его плечом и шеей. В тусклом свете изредка бликующего фонаря Арсений видел то, на что не обратил внимания сразу: как кожа натянулась, особенно на скулах, темнота под веками. Седые пряди эти, будь неладны.

Джек, если обернуться, наверняка в таком же состоянии. Ну, может, без седины.

А если у Лайзы?.. Серебристое на ярко-рыжем

Можно было бы сделать очень хорошее фото

Рядом зашуршали. Арсений скосил глаза и увидел ползущего к нему Фолла.

– Арсень, лежи, – зашептал тот, махнув на него рукой. – Я по делу. Ты слышал, о чём мы говорили?

– Слышал, – Арсений всё-таки немного приподнял голову на свёрнутой куртке, упершись затылком в стену. – Согласен.

Джон кивнул. Задумался о чём-то.

– Всё иначе, – зашептал спустя минуту. – Зря ты меня вытаскивал, Арсень. Этого бы всего не было при Кукловоде.

– Откуда тебе знать? – Перо посмотрел в потолок. – Могло быть хуже. А могло не быть. Мы этого знать не можем.

– Тогда забудем. Работы будет много.

Арсений кивнул. Такая позиция его устраивала.

– А вы… мы. Мы как-то будем координировать свои действия с Биллом? А то, боюсь, ему такие игрушечки в тайны не понравятся.

– Да уж, мало вашего с Тэн… – Джон даже чуть поморщился, подбирая слово, – спиритизма. Решим. Ладно, Перо, спи. Подъём в семь, а сейчас уже к трём подходит.

– А как… а, часы, – Арсений только сейчас понял, что тикает в темноте: на одном из стеллажей стояли каминные часы. – Спокойной ночи.

Джон уполз, шурша курткой. И снова тишина. Перо сполз обратно на «подушку» и закрыл глаза.

Тень пришла перед утром.

Арсений лежал в серой неподвижности, рядом с хаосом не тел даже, не трупов – кукол. Серые пластиковые манекены и пустота. Тень пробиралась между ними, озираясь. То есть, поворачивала туда-сюда голову.

Учуяла ты меня ещё в прошлый раз. Что, пришла жрать? – обратился к ней на языке мёртвых.

Тень слегка покачнулась в его сторону. Пробралась между рядами марионеток и присела рядом на корточки.

Поднесла ладонь к уху пародийным жестом.

– Не слышу, – раскатилось в тишине. Голос чем-то отдавал в голос Мэтта. – Я к этим прозрачным отношений не имею. Ты же на их языке?

Арсений уставился на тень.

Говорила она… или он, по голосу, совершенно точно не на мёртвом языке.

– А я-то думал, это тут универсальный код.

– О, да щас, – тень отпрянула назад. – Но я к тебе не просто так. Тяжело было найти, вынюхать…. Тебя защищали, как в своё время её. Она тоже была неприкосновенной. Приходилось ходить кругами около. Скоро придут – Старший и ещё тот, второй. Девушку увидишь. Они меня недолюбливают. Не отдавай им…

С этими словами Тень протянул какую-то книжицу в серой обложке.

– Я искал специально для тебя, видишь, – прохрипел с безумной радостью. – Нашёл. Они спрятали, а я нашёл. Это дневник. Пришлось толкать его и заставлять отодвигать диван. Зачем туда было прятать? Ты возьми, вот. Там найдёшь… Ты знаешь, как растворять засохшие краски?

– Чего? – Арсений даже приподнялся. Но тень всколыхнуло, как от сильного сквозняка, и растворило.

Тетрадка с серой обложкой упала на пол, рассыпавшись горстью праха.

Перо резко распахнул глаза. Темнота подвала. Слабо пошевелился рядом Джим, пробормотав что-то ему в плечо. Арсений понял, что братья за те краткие часы, пока удалось поспать, зажали его между собой.

Снаружи, из-за запертой двери, послышался громкий шорох динамика, а потом заиграла радостная до безобразия песенка.

– С добрым утром, марионетки! – радостно пропел Стабле (почти что под музычку). – Успели соскучиться?

Джим с трудом выловил Арсеня – тот как раз выцыганил у Роя дефицитное полотенце и собирался идти в ванную. Может, получилось бы встретиться и раньше, но Джим стал очень долго спать и с трудом просыпаться. Будто силы высасывало что.

Когда док его окликнул, тот уже намотал полотенце на голову, стащил с себя футболку, и, посвистывая, направлялся мыться.

– Арсень, – положить руку на его плечо. Подойти ближе. – У тебя сейчас минуты свободной не будет, а нам нужно поговорить.

– Добро пожаловать со мной в ванную, – тот приглашающе махнул рукой. – Мыться не предлагаю, но поговорить можно.

– Да? – Джим слегка наклонил голову, рассматривая подпольщика. Грязный, весь в шрамах, но… – Хорошо. Но я решительно против того, чтобы ограничиваться только разговором.

– Вот блин… Ну ладно, только быстро, о’кей? Пойдём.

– У тебя много шрамов, – Джим, сидя на бортике ванны, провёл рукой по груди Арсеня. – Это Кукловод?

– Ножевые раны за авторством Кукловода. Зашивал – ты. Я весь такой зашитый… на спине есть парочка.

– Да?

Это было интересно. Спрыгнув с бортика, док пошлёпал босыми ногами по кафелю, обошёл. Провёл пальцами.

Зашито было хорошо. Замечательно зашито. Но, несмотря на прилив гордости, где-то на задворках сознания зашевелилась ревность.

– Да я стал мастером… – Тихо. – Лекарства тоже я собирал?

Белёсые выпуклые нитки шрамов пружинили под подушечками пальцев. Хорошо пристыкованная кожа, следов нити практически нет.