Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Взгляд Терренса скользил по знакомому профилю, вверх и вниз, повторяя прикосновения, которые он позволял себе в мыслях и запрещал в реальности. Он столько раз действительно прикасался к лицу Рендалла, лаская, а сегодня…

Впрочем, какой резон в сожалениях? Они никогда ничего не меняют, только дёргают лишний раз за обнажившиеся нервы, заставляя чувствовать себя беспомощным перед обстоятельствами.

Рендалл осмотрелся в поисках подходящего полотенца. Терренс, не глядя, схватил одно и подал, не рассчитывая на благодарность. Её и не последовало.

– Я закончил, – произнёс Рендалл. – Можешь заниматься своими делами. Мешать не буду.

Оставив использованное полотенце на раковине, он зашагал к выходу.

Терренс с минуты на минуту должен был остаться в одиночестве, и в этот момент ясно понял, что не может просто так отпустить Рендалла, не предприняв даже жалкой попытки поговорить с ним, что-то объяснить, добавить дополнительные детали к описанию сложившейся ситуации. Хотел услышать его голос ещё раз, но без тех нот злости и презрения, которые наличествовали во время обмена любезностями в саду.

Терренс догнал Рендалла у самой двери.

Одной рукой схватился за ручку, второй упёрся в вертикальную поверхность, не позволяя Рендаллу вырваться. Не прижимался намеренно максимально близко, не пытался прикоснуться, просто мешал выйти за пределы помещения.

– Давай поговорим, Рен. Пожалуйста.

– Мы уже поговорили. Беседа была не настолько приятной, чтобы мне захотелось её повторения.

– Я знаю, что этот жест был ошибкой, но…

– Что? Почему замолчал?

– Посмотри мне в глаза, Рен. Посмотри и скажи всё, что говорил прежде. О том, что любишь Кейт до умопомрачения, что только она пробуждает в тебе желания, что она помогает чувствовать себя живым. Повтори это. От первого и до последнего слова.

– Снова твоя теория?

– Рен.

– Ну, хорошо. Будь по-твоему. Не стану отказывать в такой малости.

Рендалл сменил положение, прислонившись спиной к двери и посмотрев в глаза Терренсу. Он был так близко – ближе почти не бывает. Чуть наклонился, позволив лбам соприкоснуться. В этом жесте не было дикой страсти и сумасшедшей похоти, зато прослеживалась зашкаливающая интимность, от которой Рендалла обдало горячей волной ненужных воспоминаний о прошлом.

Совсем недавно ему казалось, что он если не смирился окончательно, то хотя бы сумел приглушить былые чувства. Реальность давала ему иной ответ. Ничего он не смог, разве что самообманом виртуозно занимался, разрываясь между чувствами и сыновними обязанностями, не имея возможности выбрать то, что было ему ближе.

Рендалл взмахнул рукой, провёл пальцами по коже. Тяжело вздохнул.

– Умойся, Терри. У тебя лицо в крови.

– Это не то, что я хотел услышать.

– Знаю. Но всё-таки…

– Говори, – хрипло выдал Терренс. – Всё, что так часто повторяешь.

Рендалл с трудом сглотнул, и на шее чуть заметно дёрнулся кадык.

Рендалл понимал, что ни перед кем не обязан отчитываться, ничего не должен говорить в попытках оправдаться. Никто не имеет права распоряжаться его жизнью и ставить условия.

Впрочем…

Будь это так, он не носил бы сейчас кольцо на пальце и не делал объявлений о помолвке.

Не торопился связать себя узами брака с той, кому, на самом деле, несмотря на недавние заявления о готовности полюбить, не был нужен.

Он только кричал о свободе собственных действий, а в реальности подчинялся чужим правилам, жил по чужим законам, доказывая, что он – истинный сын своих родителей, и ради благополучия их сделает всё. Даже убьёт человека. От него требовали намного меньших жертв.

Во всяком случае, родителям так казалось.

– Скажи это, – с нажимом повторил Терренс, замолчал на время и, не дождавшись ответного комментария, продолжил: – Не скажешь. Просто не сможешь произнести заученную речь. Тогда разреши говорить мне. Всего один вечер позволил иначе посмотреть на сложившуюся ситуацию, и теперь я с уверенностью заявляю, что ваша история любви рождена на пустом месте. Вы не любите друг друга, несмотря на многочисленные заверения, коими так активно потчевали окружающих. Если я в чём-то ошибаюсь, и у тебя есть какие-то чувства к Кейт, то она точно не отвечает тебе взаимностью. При любом другом раскладе, это могло бы показаться попыткой самолюбования, стремлением ударить больнее и посмеяться над менее удачливым соперником, но не для нас. Здесь это всего-навсего констатация факта, смешная, нелепая… Какая есть. Кейт жаждала получить в свой театр марионеток меня, привязать к себе и играть, когда ей этого захочется. Но у неё не получилось несколько лет назад. Не получится и теперь.

– Прекрати, – попросил Рендалл.

Терренс просьбу намеренно проигнорировал.

Рендалл не верил, что он ничего не услышал. На расстоянии, их разделявшем, это было просто нереально.

– И если вы действительно не любите друг друга… Почему вы женитесь?

Рендалл прикусил губу, позабыв о том, что незадолго до этого она приняла на себя неслабый удар и только-только начала подживать. На языке вновь появился привкус крови, вопреки многочисленным заявлениям, которые доводилось слышать, нисколько не солёный, а, в большей мере, пресный.

– Я не могу тебе этого сказать, – выдохнул Рендалл обречённо.

– Значит, есть причины.

Терренс не спрашивал, он всё понял и теперь лишь констатировал факт.

– Выпусти меня.

– И не подумаю. До тех пор, пока ты не объяснишь, что происходит.

– Терренс.

– Что?

– Терри, я, правда, не могу. Не трать время на вопросы, потому что ответов всё равно не получишь.

– Я верну тебя, – пообещал Терренс. – Верну обязательно. Чего бы мне это не стоило и сколько бы усилий не пришлось приложить.

– Не думаю, что это возможно.

– Почему?

Рендалл закрыл глаза.

Он не хотел вдаваться в подробности, имеющие отвратительный запах, и ворошить прошлое.

Его выворачивало наизнанку от мыслей о брачном контракте, больше походившем на договор купли-продажи, где оговаривалось немалое количество пунктов того, что он может и что должен делать. Данный список был не таким уж внушительным, в отличие от своего собрата, в коем указывались пункты, запрещённые к претворению в жизнь.

– Потому что моя судьба давно мне не принадлежит.

– А кому тогда?

– Кейтлин Эмилии Бартон, – ответил Рендалл.

Не солгал ведь. Она платила по его счетам. И по счетам его родителей. Взамен он был её игрушкой. Ненужной. Нелюбимой. Но отчего-то пригретой.

– Я так хотел бы тебя возненавидеть. Но не могу. Слишком сильным оказалось противоположное чувство, – невесело заметил Терренс.

– Я тебя тоже, как ни странно, – усмехнулся Рендалл и, вновь открыв глаза, посмотрел на Терренса. – Недавно я узнал, что после окончания академии ты собираешься связать жизнь с юриспруденцией. На фоне этого у меня будет одна просьба. Выбери любой университет, исключив из списка тот, в котором окажусь я. Если всё действительно так, как ты говоришь, моё желание будет исполнено.

Терренс не ответил, но по его взгляду можно было прочитать ответ и узнать направление, в котором он посылал все просьбы, озвученные Рендаллом. Из принципа отправится туда же, и ещё несколько лет будет рвать душу обоим, постоянно находясь рядом.

– Уходи. Просто уходи, – произнёс, спустя некоторое время, когда сумел обуздать нахлынувшие чувства.

Рендалл вопреки всему слышал в голосе иную просьбу, обратную высказанному пожеланию.

От Терренса пахло кровью, алкоголем и немного табаком. Не самая лучшая смесь запахов, но Рендалла она сейчас манила к себе, притягивала и не желала отпускать.

У него был миллион возможностей удалиться с гордо поднятой головой. Немного нужно. Толкнуть дверь и уйти, как того просил Терренс, благо – его уже никто не удерживал. Продолжая упираться ладонью в дверь, ручку Терренс больше не трогал. Всего одно движение, чтобы получить свободу, всего один шаг за порог.