Камаэль (СИ)

Запятнанные светлой кровью волосы слиплись, мелко трепетали на слабом ветру; рука, висевшая плетью, словно бы у спящего человека, не шевелилась. Виктор осторожно закрыл глаза эльфа. Если бы не синие губы, не запёкшаяся кровь, он был бы похож на спящего, сморенного жарой или болезнью. Но губы его не подрагивали от дыхания, грудь не поднималас, ресницы не трепетали. Слёзы вновь и вновь наворачивались на глаза. Хотелось кричать, орать в голос, чтобы этот крик достиг ушедшей души. Боль и ненависть боролись между собой, связывая вены, сдавливая грудь. Мой ангел, где же ты? Почему ты покинул меня так быстро? Словно бабочка-однодневка ты явился в мою жизнь, осветил её теплом и любовью, а затем сложил свои яркие крылья и затих в моих руках. Твои тёплые губы больше не коснуться моей кожи, не подарят волшебный, лёгкий поцелуй, а руки не коснуться плеч. Мой милый Габриэль,ты будешь отомщён, я клянусь тебе! Я сделаю для тебя всё, чтобы твоя душа была очищена от этого ужаса, от этих страданий.

***

На восходе мы уже пересекли весь лес и держали путь к Рино, чтобы оттуда по железной дороге добраться до Сакраменто. А вот от Сакраменто до Сиэтла на поезде - совсем чуть-чуть. Но мысли мои были совсем не о том расстоянии, что нам следовало преодолеть. Мысли мои, притуплённые и полные агонии, сошлись на том прекрасном ангеле, что уснул в моих объятьях вечным сном. Его прекрасное лицо даже сейчас, в кровавых разводах, было прекрасно, неподражаемо и, как и в первые наши дни знакомства - невозмутимо. Не раз и не два я касался холодных губ. Мне было плевать на трупный яд, было плевать на всё. Главное, быть сейчас рядом с ним. Мне казалось, что он ещё жив, что ему безумно больно и он нуждается в моей помощи, в моей поддержке. Слёзы туманили глаза, ноги едва передвигались, и Виктору много раз приходилось меня ловить. Он молчал, давая мне проститься с любимым. А от этих мыслей становилось всё хуже и неприятней, больней. Жизни Светлых и Тёмных, жизнь Камиллы, чувства брата, матушка - всё отошло на задний план. Пути сошлись на моём светлом ангеле, открывшем передом мной двери в другой мир, в другую реальность.

Сдавленные рыдания рвались из груди, глаза уже болели и едва открывались от непрекращающихся слёз, сердце ныло и едва билось, словно желая остановиться и отпустить меня вслед за возлюбленным, но меня держало более сильное, тёмное чувство, желание, пустившее корни глубже Адского Дуба.

Небольшое озеро, находящееся в низине, стало нашим временным пристанищем. Виктор ушёл, оставив меня с Габриэлем на берегу. Вытаскивать клинки из его тела было нестерпимо-больно, страшно. Но это было необходимо. Уложив своего эльфа на берег, я стал омывать его тело, его лицо, волосы, смывая кровь, чтобы он был погребён абсолютно чистым, святым. Пусть я и догадывался о том, что он мог творить до меня. Однако, Габриэль оставался моим. Светлым, непорочным, невинным, несмотря ни на что. Омывая его лицо, я вновь и вновь касался его век, его губ, лба и не мог оторваться. Сжимал ледяные пальцы, целовал кисти и лил слёзы, хоть это и не могло его вернуть. Мой эльфёнок! Мой ласковый, нежный ветер! Отпустить его было выше моих сил, половина души внезапно оказалась оторванной, а потому хотелось лечь в могилу вместе с ним, не отпускать его никогда.

Месть. Чёрное, мрачное желание тянуло обратно к земле, к жизни, сушило слёзы на щеках, тянуло дальше, за ублюдком Джинджером­, чтобы вонзить эти кинжалы в его сердце, истязать его тело, отравлять душу, губить сознание.

Вскоре вернулся Виктор. Он шёл тихо, стараясь не мешать мне. А я сидел на берегу, обняв Габриэля, прильнув губами к его холодному лбу. Слёзы всё текли по щекам, сотрясая меня крупной дрожью истерики, хотя я и чувствовал себя абсолютно истощённым. Ещё прошлой ночью он сжимал меня в объятиях, ещё прошлым утром мы лежали вместе в кровати, переплетённые между собой подобно сиамским близнецам, целовали друг друга, смеялись. А теперь он мёртв. Слово это резало по остаткам живого, убивало, заставляло слёзы снова течь по щекам, уже покрывшимся соляными дорожками.

- Льюис, я понимаю, что не время, но надо его похоронить. - Тёплая, ласковая, сильная рука легла на моё плечо, а шёпот обжог кожу ушей, на несколько минут возвращая в реальность. - Я могу применить магию и…

- Нет. - Отрезал я, бережно прижимая к себе холодное тело. - Я буду копать могилу.

Тихое бормотание раздалось возле меня, а затем магическая волна теплом окружила меня. Видимо, достав где-то металлические пласты и палки, он магией переделал их в лопаты - мне было не до того, чтобы думать о том, что делает мой брат, а главное - как. Я смотрел в лицо эльфа, пытаясь насытиться им, запомнить каждую чёрточку, каждую линию.

- Вот, Льюис. - тихо произнёс мужчина и воткнул передо мной в землю лопату.

Сделана она была грубо, по-дилетантски, но мне было достаточно и этого. С трудом разжав объятия, я уложил Габриэля на траву и, поднявшись на холм, стал рыть могилу. Руки и ноги мои дрожали от слабости и боли, глаза застилали слёзы, появлялись пятна от усталости, но я усердно копал. Пот выступил на лбу и шее, спине, тут же холодея и стекая каплями, впитываясь в одежду, падая на траву. Земля была мокрой, тяжёлой, местами - каменистой. Виктора я не подпускал из принципа - мне хотелось сделать последнее “пристанище” для моего ангела самому.

Пару раз я прерывался буквально на две минуты, чтобы перевести дыхание. Я видел, как Виктор сидит на берегу, уложив голову Габриэля себе на колени, перебирая его светлые волосы и поглаживая по лицу. Едва заметные слёзы блестели в лучах солнца на его бледном, усталом лице. Возможно, он тоже был ему дорог. Но ведь тогда… тогда он не пустил бы его в бой! Защищал бы лучше! Слёзы вновь подступили к глазам, сжали горло спазмом, и я отворачивался, вновь начиная копать.

Солнце беспощадно пекло голову и спину, пальцы едва сжимали рукоятку лопаты, дыхание давалось с трудом, зато приятный холод исходил от влажной земли, крепчал по мере “погружения”. Наконец, я выкопал достаточно глубокую яму и окликнул брата. Вскоре раздались тяжёлые шаги, и я увидел Виктора, держащего на руках Габриэля. Изящный, маленький, очаровательный, он был похож на ребёнка в сильных руках моего брата. Как гармонично они смотрелись рядом! Горечь пронзила грудь ядовитым клинком, а губы дрогнули. Протянув руки, я принял на них тело эльфа. Голова его отвернулась в сторону, открывая жуткую рану, обожённую по краям ядом. Но эта лебединая шейка с чуть выдающимся кадыком, эти острые ушки, серебристые волосы! Прильнув губами к щеке возлюбленного, я замер, стараясь подавить очередную волну истерики.

- Габ… Габриэль… Любимый… - судорожно шептал я, всхлипывая и прижимая к себе тело любимого. - Покойся с миром, мой ангел. Спи, спи спокойным сном, я отомщу за тебя.

Ноги подкосились, и я упал на колени, сдавленно всхлипывая и укачивая на ослабевающих руках своё чудо, своё счастье. Из груди вновь и вновь вырывались сдавленные крики и стоны боли - я понимал, что это последние наши мгновения вместе. Я чувствовал, что он ещё рядом, что он видит, слышит меня, но ничего не может сказать. Быть может, тогда это было всего-лишь умирающей надеждой безумно влюблённого существа, но я словно бы чувствовал его руки на своих плечах, прикосновение его губ к своей макушке, а оттого лишь крепче прижимал к себе тело эльфа, рыдая в голос и позволяя боли рвать меня на куски. Виктор звал меня, просил поторопиться, но я не мог. Ослеплённый потерей, я забывал себя самое, желая отдать душу Дьяволу, чтобы хоть ещё несколько дней видеть улыбку Габриэля, слышать его смех, чувствовать его объятия. Воспоминания, оставленные им всего за две недели, прожигали изнутри, ослепляли, убивали.

- Льюис, прошу, поторопись! - Крикнул Виктор, отрывая меня от прощания с возлюбленным. - Нам надо торопиться. Молю тебя, отпусти его.

Вздрагивая и не переставая всхлипывать, я разжал объятия, укладывая тело эльфа на сырую землю. Душа разбилась на ещё более мелкие части, сердце рвалось из груди вслед за возлюбленным. Не выдержав, я вновь склонился к Габриэлю и украл последний поцелуй с холодных, любимых губ, а затем позволил брату вытащить меня из могилы. Маленький, изящный, бледный, эльф лежал в тёмной, глубокой могиле, а мне всё хотелось спрыгнуть к нему и остаться там, позволить Виктору засыпать себя землёй, лишь бы не оставлять Габриэля. Упав на колени, я осторожно бросил горсть земли вслед за братом, а затем с бессилием смотрел на то, как он засыпает могилу землёй.