Камаэль (СИ)

- В самом деле, идёмте. Не хочу попасться людям на глаза.

- Нет, нет! - Судорожно зашептал я, пытаясь отговорить брата, хотя, возможно, он меня и не услышал за порывом ветра. А, может, у него были совершенно другие планы по поводу происходящего? Я не знал и жалел о том, что не могу заглянуть в его мысли, душу, найти ответы на те вопросы, что терзали меня. Скорее всего, они бередили и его собственную душу, но за стальным блеском глаз я не мог разглядеть подлинных чувств. Могу ли я быть уверенным в том, что творится во мне самом? Что это за непонятная буря чувств, что за бешеный коктейль из страха, боли, ужаса, непонимания? Откуда ей взяться, когда всё пока что спокойно и мирно, пока никто не рвёт друг другу глотки? Лёгкий, едва ощутимый ветер оглаживал моё лицо, напоминая о том, что мы увели их от матушки, которая когда-то так же гладила меня по щекам, целовала лоб, если я был расстроен или чем-то болен. Ласкала, нежила, любила и сохраняла от всего ужаса, что хранит жизнь. Я словно бы… Восемнадцать лет я жил, словно бы во тьме, думая, что всё знаю, а, что не знаю, могу узнать в любой момент, только открыв книги или Интернет, спросив у матушки. Но с меня сняли эту повязку и вытолкнули на бой с реальностью, жестокой и кровавой, к которому я был совершенно не готов. Вот он - результат. Я, почти обессиленный, лишенный жизненных соков ясной как день и неоспоримой болью, словно бы сходящий с ума, лежу на руках у брата и едва ли могу пошевелить рукой, ставшей похожей на плеть.

А меж тем Виктор нёс меня дальше, вперёд. Звёздное небо, местами затянутое тучами, плавно протекало надо мной, словно золотистый мёд, завораживая своим блеском и притягивая взгляд вновь и вновь. Если бы я только был сейчас в другом положении, если бы не нужно было думать о том, как встать на ноги и помочь брату с любовником, я бы обязательно остановился и простоял так всю ночь, смотря на то, как движется звёздное небо, прислушиваясь к тому, как вращается наша планета. Но в данный момент я мог лишь смотреть и шептать. Прохладная, узкая ладонь коснулась моей щеки, и я моргнул. Тут же вместо звёздного неба я увидел перед собой Габриэля, что чуть успокаивающе улыбался, хотя в его глазах всё так же была вечная мерзлота. Мягко скользнув губами по моему лбу, эльф слегка улыбнулся:

- Всё будет хорошо, Льюис, не переживай. Мы со всем справимся. Ты главное не шевелись и не напрягайся пока - пусть тело накопит энергию. Помнишь, как я тебя учил? Представь поток, подумай о том, как силы вливаются в тебя. Ты справишься, любимый.

Нежный шёпот успокаивал, убаюкивал, словно Габриэль хотел укрыть моё сознание от того, что будет происходить сейчас. Но я этого совершенно не хотел, а потому из всех сил сопротивлялся, рвался к мыслям, которые пытались ускользнуть вслед за касаниями мягких губ Габриэля.

- Тише, мой глупый, тише, мой маленький. - Сладко шептал эльф, тихо напевая под нос колыбельную и всеми силами стараясь погрузить меня в сон. Но на свою голову он успел обучить меня блокам, которые я сейчас с огромным удовольствием выставлял, хотя касания губ в самом деле отгоняли тревоги и тянущую тоску.

- Что, Габриэль, Виктор перестал на тебя обращать внимание и ты переключился на его братишку? - Ядовитым тоном прошипел Джинджер, отпугивая чудесное мгновение нежных ласк моего возлюбленного.

Габриэль с ненавистью глянул на него, выхватывая кинжалы и вставая по левую руку от Виктора. Брат же посадил меня на траву и осторожно прислонил спиной к прохладной шероховатости камня, прямо перед полем боя, сражения, хотя я ещё не знал, с чем мне придётся столкнуться. Пусть и со стороны, но всё же столкнуться. Впереди ещё было столько всего, что я порой начинал жалеть, что не умер ещё тогда, в ванной, в лапах водяных. Это слабость, абсолютно точно. Но разве другой нормальный человек на моём месте не захотел бы того же самого, столкнувшись лицом к лицу с самой смертью, с кровью и отчаянием, гневом и болью? С квинтэссенцией страха и желанием жить, как никогда прежде? Когда в твоих руках трепещет ещё живое сердце поверженного врага, вырванное из его грудной клетки, истекающее кровью, пульсирующее, все ещё силящееся что-то исправить, изменить, разве не чувствуешь ты страх и ненависть пополам с желанием мести? И вот сжимаешь в руках эту сильную мышцу, разгоняющую кровь, прорываешь толстые стенки, оно вздрагивает в последний раз и замирает, обмякая, как обмякает и тело врага. Глаза его стекленеют, кровь всё ещё вяло вытекает из кровавых ран, а ты замираешь. Смотришь на это синевато-бледное лицо с мёртвыми, пустыми глазами, чувствуешь дуновение ветра - эту душа вылетела из тела. Она всё же есть. Каким бы Тёмным он ни был, его Душа существует, но её порывы умирают в зародышевом состоянии. Разве не боишься ты в этот миг, замирая, чувствуя как сама Смерть смеётся над твоим ухом, словно бы оглаживая ледяными пальцами твоё собственное сердце?

Яркие вспышки отвлекли меня от моих раздумий - разгорелся бой. Дроу против дроу, вампир против вампира, мой эльф против их обращённого. А вот великан всё думал, с какой бы стороны ему поудобнее устроиться и кого бы огреть своим огромным кулаком. Габриэль напоминал дикую кошку - гибкий, быстрый, смертоносный. Длинные кинжалы в его руках сверкали от далёкого света фонарей и магических вспышек, казалось для них воздух был чем-то вещественным. Мое воспаленное зрение пыталось надо мной пошутить - я словно видел, как он нарезает воздух ломтями, стараясь добраться до тела врага. Невозможно было понять, обороняется он или атакует Элериона, стремительными выпадами блокируя его удары и нанося свои. Пару раз он едва не вонзил кинжал в грудь, в сердце, эльфа, но пока что Элерион успешно блокировал удары. В то же время коренастая дроу не тратила слишком много сил на физические атаки. Зато активно использовала магию, пытаясь добраться до Габриэля. К тому же, она выплескивала отраву в воздух, но мой любовник успевал справляться и с этой напастью, блокируя атаки, отчего вся поляна озарилась белоснежными и тёмно-фиолетовыми бликами, ослепляющими меня и врагов, но не Камиллу и Виктора.

Дроу дрались друг с другом неохотно, словно против собственной воли, что прекрасно виделось в их ленивых движениях, виноватых взглядах, почти что нежных прикосновениях. И это лишь больше бесило меня, бессильного, неподвижного. Медленно уходила слабость, но на её место приходила тошнота, боль в голове и костях, разъедающая изнутри. Чуть поведя плечами, я сполз пониже, чтобы острый выступ на камне не упирался мне в сонную точку между лопаток. Каждое движение причиняло боль, туманило взгляд, тошнота становилась всё более невыносимой и гадкой. Испарина выступила на лбу, под глазами, над верхней губой, она становилась ледяной, затем стягивала кожу, не давая покоя, а затем выступала вновь.

Джинджер и Виктор вели бой, не размениваясь на спецэффекты, сражаясь в рукопашном бою, хотя я и понимал, что Джи так просто не вступит в рукопашный бой - у него наверняка был запасной план. Когда же Джинджер, растянувшись в прыжке, ударил ногами в грудь Виктору, а тот упал навзничь, явно выбив из груди дух, я невольно попрощался с жизнью. Но Габриэль вновь спас ситуацию, скользящим взмахом кинжала отогнав Джинджера от брата, дав Виктору шанс подняться. После этого едва ли не все атаки стали сыпаться на моего эльфа, что на удивление хорошо держал оборону. Но лишь оборону. Без Виктора он не мог атаковать, а значит не продержится слишком долго.

Звенели клинки, слышались хлопки магических атак, рык великана и Виктора с Джинджером, блеск и тьма разливались кругом, а в моей голове царила каша - я терял связь с происходящим, не мог понять, где наши, а где - враги. В одно из мгновений этого ожесточённого боя великан обрушил свой удар на Камиллу, и дроу, вскрикнув, рухнула на землю, потеряв сознание. После этого напор на Виктора, который нашёл в себе силы подняться на ноги, и Габриэля лишь усилился. Они медленно сдавали позиции под натиском четверых Тёмных. Однако, великан переключил своё внимание на Камиллу. Схватив её за шиворот, он перекинул её безвольное тело через плечо и потащил прочь.