Песнь о Гамаюне (СИ)

— Я не помню почти ничего, что случилось после того, как я выпил эту дрянь, — неохотно признался Ксавьер, и было понятно, что его так и терзала мысль, что всего через несколько часов он снова окажется под действием варева. Эрик приподнялся, устроившись полулежа, серьезно посмотрел на бледного юношу, стыдливо кутавшегося в плед, и не мог понять, отчего так тяжело и холодно стало на душе. Будто чья-то ледяная рука прорвалась в его грудную клетку и сжала его сердце, заставляя кровь покрыться инеем. Кожи коснулся прохладный ветерок, и Эрик невольно обернулся, вглядываясь в комнату, но там никого не было. Лишь они одни.

— Каково это для тебя? — тихо спросил Леншерр, вновь глядя на Чарльза, пытаясь избавиться от ощущения странной тревоги. Но Чарльз ему не ответил, свернувшись калачиком и завернувшись в плед.

Ксавьер закрыл глаза и тихо дышал, спрятавшись под теплым прикрытием мягкой ткани. Он все еще чувствовал тяжесть стыда на душе от случившегося, но его тревожило другое. Действие снадобья. Когда он был еще ребенком, то, выпив его совсем немного, он целый день был сам не свой, и глаза его были тусклыми и пустыми. Сейчас же действие прошло спустя часа четыре, может, немного больше, но это совсем не те сутки, которые он обещал Эрику и на которые надеялся сам. И завтра нужно будет все повторить. А если действие будет еще более коротким? Или его не будет вовсе? Чарльз мог только с долей страха задаваться этими вопросами, но узнать ответ на них мог, только попробовав зелье вновь. Он все думал о том мире, что виделся ему под снадобьем, опасался предстоящего дня и побаивался близости Эрика, с которым ему приходилось делить постель. Но будущий король не трогал его и лишь заботливо наблюдал, и Чарльз сам не заметил, как уснул. Леншерр тихо хмыкнул и опять улегся, решив, что нет причин будить Чарльза. А его любопытство могло подождать.

Камин тихо трещал, а свечи дрожали, медленно догорая, затухая одна за другой, оставляя их в сгущающейся темноте.

***

Эрик проснулся еще до восхода солнца, и весь его разум кипел от напряжения, а сердце не покидало тревожное предчувствие. Он тяжело вздохнул и повернулся на бок, различил в блекло освещенной комнате силуэт спящего Чарльза. Юноша все же расслабился и растянулся на кровати, хотя и оставался на самом ее краю, будто если бы он даже случайно коснулся Леншерра во сне, то опалил бы себе все тело. Ксавьер лежал на животе, обхватив руками подушку, дышал глубоко и спокойно, а волосы его беспорядочно растрепались, касались бледного лба и падали на глаза. Его бы стоило разбудить и начать подготовку к крещению, но Эрик не спешил. Тихо и осторожно сел в постели, позволяя одеялу соскользнуть со своего обнаженного тела, и придвинулся к Чарльзу, чувствуя странное притяжение к этому юноше. Это было больше, чем любопытство или желание защитить свой верный путь к захвату трона. Не просто интерес.

Эрик протянул руку и невесомо погладил Чарльза по волосам, ощутил, как от этого простого касания по всему телу пробежала волнительная дрожь. И, не сдержавшись, повел рукой дальше: от волос к шее и плечам, ниже к спине, касаясь выступающих позвонков… А дальше тело было скрыто пледом. Нежное бледное нетронутое тело. Теперь, глядя на него, именно это видел Эрик в первую очередь. Не сильного юношу, прошедшего через многое, и не голубоглазого демона, а чистое непорочное создание, невинное и девственное. Такой диковинки было не найти ни у одного работорговца в этом мире. Взрослый мужчина с нежными и юными чертами лица и таким телом. Эрику до сих пор не верилось, что это было правдой, но в словах Чарльза он не сомневался, да и его реакция на прислугу говорила сама за себя. И это так и манило прикоснуться к нему. Ощутить его трепет. Быть первым, кого бы он узнал, и самому познать — каково это.

Но он отдернул руку и грубо толкнул Чарльза в плечо, стараясь избежать искушения касаться его все больше.

— Хм? — Чарльз дернулся и моментально поднял голову над подушкой, уставился перед собой мутным сияющим взглядом, а затем сонно и растерянно посмотрел на Эрика. — Что?..

— Вставай. И собирайся. Крещение через пару часов, ты должен быть готов, — распорядился Эрик и встал с кровати, принялся одеваться в свою привычную черную одежду.

— Часов? Так, может, немного подождем? — сонно попросил гамаюн и уронил голову обратно на подушку, тяжело вздохнув.

— Нет. Приведи себя в порядок, а я принесу все, что тебе понадобится, — даже если Чарльз был прав, Эрик не собирался с ним соглашаться. Кроме того, необходимо было быстрее все подготовить и хоть на пару минут выйти из спальни, пока сердце не успокоится. Вот только, даже когда он шел по коридорам замка, мысли его непременно возвращались обратно к широкой постели и спящему Чарльзу, теперь прочно занимающему все его мысли и не позволяющему о себе забыть. И Эрик с ужасом впервые понял, что, должно быть, подобные чувства испытывал Шоу. Так же видел чужие земли и видел, как сделает их своими, и эта идея не покидала его прогнившего сознания, повторяясь в нем снова и снова, превращаясь в паранойю. Но тем лучше было для Эрика. Он всего лишь жаждал окунуться в эту мистическую чистоту, быть первым, кто постигнет ее, и от одной подобной мысли сердце начинало биться быстрее, а желание защищать Чарльза и оградить его ото всех усиливалось, и вот уже он стал важнее, чем все остальное, не только в его плане, но и в разуме, сумев завоевать его быстрее, чем войска Шоу завоевывали плохо защищенные крепости.

Чарльз не сразу выбрался из постели, дождался, пока за Эриком закрылась дверь и звякнул прочный засов. После этого юноша смог вздохнуть с облегчением. Он медленно и очень осторожно выполз из кровати и, словно смущаясь собственной наготы, даже оставшись один, торопливо принялся одеваться, путаясь и ругаясь на проклятые незнакомые одежды, которые он был вынужден здесь носить. И до чего же странно было быть облаченным во все белое. Он торопливо зашнуровал сапоги и, найдя графин с водой, жадно осушил его до дна. Живительная влага немного помогла прийти в себя, но гул в голове и тяжесть на сердце не пропадали. Он пригладил растрепанные волосы, глядя на себя в огромное, почти двухметровое зеркало в резной бронзовой раме. Солнце уже начало подниматься, и его золотистые лучи подсвечивали его силуэт, делая его тонким и призрачным. Инородным. Таким Чарльз и чувствовал себя в этом месте. Он еще раз осмотрел высокие прочные стены, но его не покидало ощущение, что сам камень словно пропитан чем-то темным и жестоким. Весь замок. Сама земля. И стоило только уличить это чувство, как желудок начинал болеть и горло сдавливало судорогой.

Чарльз медленно выдохнул, глядя на свое отражение, и сосредоточился, закрыл глаза и ощутил, как мир вокруг него разваливался на части, распадался и осыпался пеплом, а на его месте появлялся колокольный звон и жар огня. В густой синеве слышался звон мечей и крик галок, взмывших в небо огромной черной стаей. Чарльз хорошо видел этих птиц с яркими голубыми глазами и хотел протянуть вслед за ними руку, но ощутил холодную влагу, словно опустил ладонь в осеннее озеро. Вода густой черной жижей осталась на пальцах и по капле стекала в пустоту, а видения все еще кружились вокруг и не могли собраться в четкий образ. Хор голосов. Они были шумные, но неразборчивые. Чарльз попытался развеять туман, но от этого закружилась голова, он обреченно открыл глаза и оперся о раму зеркала.

— Гамот, — выругался Ксавьер, глядя на свое бледное усталое лицо. И это после всего одной порции зелья. А если выпить еще, как долго он не сможет сосредоточиться и вернуть свой дар? А если он не сможет сделать этого по требованию Эрика? Что тогда? Как долго будущий король сможет терпеть бесполезного гамаюна?

Но Чарльз не знал ответов на эти вопросы, а когда Леншерр принес все необходимое, то так и не решился предложить все отложить на потом. Достаточно было посмотреть на суровое лицо Эрика, чтобы слова сами застряли в горле. Ксавьер медленно и основательно занимался маком, измельчая его в ступке, и готовил свою собственную отраву под пристальным вниманием Эрика, молча наблюдавшего, не задававшего никаких вопросов. Он походил на мрачного надзирателя. И от его взгляда становилось не по себе.