Камаэль (СИ)

– Но не ты.

Роул вздрогнул и распахнул глаза, резко отпрянул от меня. И все эти огрызания, шипение и выпущенные клыки меня ничуть не волновали, даже не веселили, не злили.

– Говорят, что вампиров можно убить, лишь отрубив им голову. – Вздохнул я, поднимаясь с кровати и укладывая руку на рукоять Саиль. Роул метнулся было к двери, но она захлопнулась прямо перед ним, а рядом лежал начинающий потрескивать, точно сухой хворост, труп Грегора. Языки пламени начинали весело подпрыгивать на его теле, и я даже подумал, что на нём, наверное, было бы забавно жарить зефир. – Мне интересно, что же будет с вампиром, если его сжечь до пепла. Не поможешь мне?

Вайнер рванулся к окну, оббегая стол, и вот наблюдать за его метаниями как раз таки было весьма интересно и приятно, даже забавно. Кровь в его венах особенно шумела, почти кричала от страха, и я, поймав его зов, улыбнулся испуганному вампиру:

– Гори.

Сперва он вновь метнулся к окну, пытаясь дрожащими пальцами распахнуть ставни, но получалось у него, откровенно говоря плохо, а затем замер. От лица его отхлынули остатки краски, он закашлялся, прижимая к груди ладони, содрогаясь всем телом. Шпион медленно опустился на колени, не сводя с меня перепуганного взгляда.

– Что с тобой не так, Эмиэр? – просипел он, и губы его задрожали, на них выступила тёмная кровь, и я видел в ней сверкающие огнём частицы магии. – Ты должен был умереть.

– Не хочу тебя расстраивать, сладкий, – я присел рядом с ним на корточки и погладил по щеке. Она стала шершавой, обжигающей, словно чистый огонь. – Но я пока что не спешу умирать. Более того, ещё планирую пожить некоторое время. И прожить долгую, полную ярких моментов жизнь.

– Знаешь, что самое забавное, Король? – просипел вампир из последних сил, впиваясь в мой воротник пальцами. – Ты всё же сделаешь так, как хотел твой отец. И всё пойдёт, как мы планировали.

Ухмыльнувшись, вампир отпустил меня и почти расслабленно опустился на пол, позволяя пламени охватить себя, и при том такое блаженство было на его лице, что я пожалел. Пожалел, что не помучил его чуть дольше. Закинув на плечо плащ и оглядев охваченную огнём комнату, я открыл двери и пошёл прочь от усадьбы. Её коридоры теперь были наполнены воем пожара, треском пожираемой древесины, лопающегося камня, и это было лучше любой мелодии. Неужели Аэлирн не знал обо всём этом? И если знал, то почему не сказал мне ни слова? Ярость закипала, раскалялась, и было всё труднее контролировать себя. Каждый встречный Тёмный счёл своим долгом броситься на меня, они что-то кричали, размахивая оружием, а в голове билась лишь одна мысль. Гори. Гори всё синим пламенем. До основания, до мельчайшего пепла, и разнести его по всей вселенной, чтобы никто не мог собрать, не мог восстановить. Они вспыхивали, как промасленные факелы, как сухостой, высушенное на ярком солнце сено. Не успевали не то что вскрикнуть, даже понять, в чём дело. Здесь было много тёмной крови, она звенела в каждом закоулке, казалось, все дороги пропитались ей настолько, что можно увидеть алые лужи под собственными ногами. Кажется, они открыли ворота в тот город, где держали новообращённых, и они кинулись на меня, как стая голодных собак на кусок мяса. Должно быть, я для них выглядел именно так. Они же виделись мне отличными манекенами для тренировки, ведь ещё не вся человечность из них выветрилась. И мне не хотелось знать, откуда они взяли столько материала для работы, мне не хотелось знать, кем были эти твари какое-то время назад. Они загорались столь же восхитительно и жарко, и я не смог удержаться – остановился, прикрыл глаза, наслаждаясь пляшущим вокруг жаром. Под вечерним небом этот город с высоты птичьего полёта, должно быть, был абсолютно прекрасен сейчас, подобный огненному цветку, чьи лепестки столь настойчиво рвутся к самым небесам. От жара под кожей танцевали мелкие, острые иголочки, и мне от этого было особенно восхитительно, пусть воздух и наполнился запахом горелой плоти.

– Льюис! – вопль над ухом скорее разочаровал меня, чем испугал, и я всё же приоткрыл глаза, внимательно глядя на бледное лицо Аэлирна. Он весь был в крови, и она столь заманчиво пела, что удержаться оказалось совершенно не просто. – Ты что творишь?

– Отойди, чтобы я не сжёг тебя, – улыбнулся я, погладив его по бледной щеке, а затем схватив за шею. – Сейчас мы пойдём в лагерь, и нам предстоит долгий, захватывающий разговор. И ты расскажешь мне про дом Клыка, Белого ветра и прочую чепуху. Если, конечно, ты ещё хочешь следовать за мной.

Павший отпихнул мою руку, нахмурился, отвернулся. Он был столь напряжён, и я думал, что он испуган, раздражён, и уже даже приготовился ликовать, как нечто тяжёлое опустилось на мою шею. Аэлирн глядел на меня строго и внимательно, смотрел, как я оседаю на мостовую. Перед глазами плыли тёмные пятна, подкатывала тошнота, но что-то внутри меня сопротивлялось подкатывающему обмороку, яростно и дико. Я даже чувствовал, как оно скребётся о мою грудную клетку, точно собиралось сломать её изнутри и выбраться наружу. Приговаривая что-то успокаивающее, Павший присел рядом со мной, обнял, поглаживая по голове.

– Всё в порядке, – тихо проговорил он возле моего уха, затем поцеловав его. – Всё в порядке.

И следующий тяжёлый удар пересилил меня. Глаза закрывались сами собой, а я всё смотрел на пляшущее пламя, и оно уже не казалось мне таким родным, как всего несколько минут назад, но от него исходило тепло. И смерть. «Гори, – из последних сил подумал я, обмякая в объятиях Аэлирна.»

Твоя душа в моих руках

Замрет, как мышь в кошачьих лапах,

Среди тумана не узнает меня,

И ты на годы и века

Забудешь вкус, и цвет, и запах

Того, что есть в переплетениях дня.

========== Когда вершится месть ==========

Как можно призрачной мечтою греться,

И спать спокойно, глубоко дыша,

Когда от боли в клочья рвётся сердце,

И жаждой мести сожжена душа?

Хотел бы я спокойным сном забыться,

Посметь смеяться и мечтать посметь,

И чтоб на розовом рассвете птицы

Хотя бы пели не про смерть!

Звуки заполняли пустое, глухое сознание постепенно, вливаясь в него ленивой, густой жижей, заполняя собой всё вокруг. Сперва это были ласковые, порывистые завывания ветра, следом слуха моего коснулся шелест травы и листвы – упоительный, нежный, наполняющий грудь свежестью. К ним примешивались тихие шепотки людей вокруг, глухой, дробный стук копыт. И новый, незнакомый звук, который был совсем близко – низкий, гулкий перезвон. Вырвав своё сознание из мглы, приоткрыв глаза, я уставился в загривок своего коня, который с радостным фырканьем пытался жевать ухо соседа-скакуна. В голове ворочались литые, чугунные шары, такие же, казалось, раскачивались в груди и животе, сплющивая органы. Взгляд мой упал на предмет, который прежде мне видеть не доводилось. Крепкая, широкая цепь тянулась от моей шеи к рукам, раздваиваясь там и оплетая руки ледяными обручами. Сплав был мерзким, я чувствовал это. Изо всех сил напрягая вялое сознание, взывая к магии, я чувствовал себя так, точно по мне ездит не больше, не меньше – асфальтоукладчик, запряжённый слонами. Но силы всё же робко, неохотно отозвались, зазвенели, а затем рассыпались мелкими, тусклыми искорками.

– Бесполезно. – Раздался голос рядом, и я с трудом поднял голову, чувствуя, как нестерпимо болит шея.

Аэлирн покачивался рядом в седле, поглядывая на меня краем глаза, но не поворачиваясь. Весь его вид пропитался лютым холодом зимнего утра, я был уверен, что если прикоснуться к его коже, то можно либо примёрзнуть, либо оставить изморозь. Белоснежные его волосы были подобраны в высокий хвост, оголяя кожу со свежими следами на ней – точно кто-то вздумал задушить его или сломать тонкую шею. Плащ его покоился на седельной сумке, и светлая туника едва ли скрывала его тело. Но всё же было в этом соблазнительном образе нечто, что настораживало на меня. Он не улыбнулся даже уголком губ, не поинтересовался о самочувствии или произошедшем – молча осуждающе смотрел на меня с таким видом, точно ждал чего-то.