Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Кэрмит тоже отворачивался, изучал предложенные газетные вырезки. Оттуда на него смотрела Анна. Вполне живая, здоровая, улыбающаяся. Глядя только на снимки и не зная эту девушку в жизни, он наверняка посочувствовал бы, проникшись. Впечатления, собранные в период личного знакомства, сводили всю жалость и скорбь до нулевой отметки.

Разобравшись со статьями, Алекс достал из папки последний документ – распечатку из своей электронной почты.

К этому моменту у Кэрмита сложилось стойкое ощущение, что ему предложили принять ванну, заполненную грязью, а, может, чем похуже. Во всяком случае, скандальные заголовки, безумные предположения, выдвигаемые журналистами, и общая направленность журналистики на раздувание пламени в обществе, формировали не лучшее впечатление о людях, написавших эти статьи.

Нет, Кэрмит не пытался пробудить в себе уснувшую жалость. Поступок Анны по-прежнему представлялся ему нелепым, детским и совершенно неоправданным.

Хотя, вполне могло случиться так, что она ничего такого, кроме привлечения внимания к своей персоне, не планировала. Собиралась потрепать окружающим нервы, пробудить в них ещё больше жалости к своей персоне, но не рассчитала с дозой снотворного, вот и поплатилась. Самый нелепый исход из всех, что можно придумать.

Вряд ли, решившись переступить черту, она могла предположить, что после смерти её имя не будет полоскать только ленивый. Она явно рассчитывала на иной эффект. Примеряла амплуа не худшего пошиба. Несчастная жертва, не выдержавшая психологического гнёта, не нашедшая иного выхода. Обычно таким сопереживают, а их обидчикам желают мучительной смерти.

Перескажи Алекс содержание письма журналистам, предоставь скрины переписки, впечатление об Анне сложилось бы иное. А так… Всем оставалось догадываться, какими причинами погибшая девушка руководствовалась в своих поступках. Лейтмотив позора, смытого кровью, стёрся и остался невостребованным.

Новой героини, пострадавшей от рук морального урода, из Анны не получилось.

Кэрмит подставил стакан, предлагая наполнить его повторно. Алекс эту просьбу выполнил, не отвлекаясь от своего основного занятия. Тут и Кэри старался не пропускать многое мимо ушей, поскольку сентиментальное послание заинтриговало его с первых строк, да так и не отпустило, несмотря на то, что было озвучено уже почти наполовину. События разворачивались с потрясающей скоростью, сменяя друг друга в стремительном ритме.

Кофе из «Старбакс», мазь от ожогов, никакой любви, мысли исключительно о дружеских отношениях, мост, платье, поэзия Бориса Пастернака, а потом резкий переход к описанию эмоциональной нагрузки, превышающей допустимые пределы.

Кэри Трэйтон – воплощённое зло.

Пока Алекс зачитывал письмо, Кэрмита не оставляло чувство дежавю. Он слушал чужую историю, переживая её как свою собственную.

Не потому, что она оказалась настолько проникновенной.

Не потому, что с лёгкостью представлял себя на месте Алекса.

А потому, что по многим параметрам это письмо копировало его собственную жизнь. Те же приёмы, те же уловки, те же места и тот же наряд.

С той разницей, что Кэрмита они оставили равнодушным, и он не поддержал инициативу. Алекс – очень даже.

– В конечном итоге, ты проникся и решил выступить в роли Немезиды? – поинтересовался Кэрмит, впервые за долгое время заговорив, тем самым, нарушив монолог Алекса.

– Не совсем так, – произнёс тот, прикладываясь к горлышку, а затем отвечая на пристальный взгляд.

– А как?

Кэрмит собрал документы в стопку, застегнул папку и отложил в сторону. Откинулся на спинку стула, провёл кончиками пальцев по столешнице, подавив порыв постучать по гладкой поверхности.

– Её родителей внезапно посетило желание отправить дочь на обучение в Великобританию. Предлагали доучиться в британской школе, а потом поступать в любой университет, связанный с искусством. Они считали, что здесь талант расцветёт, а в России зачахнет. Сложно не согласиться. Количество перспектив, открывающихся здесь, впечатляет. Как ни крути, а европейское образование ценится гораздо выше.

Исключительно на обсуждении они не остановились. Идея обоим показалась правильной и требующей реализации. Сказано – сделано. Они оплатили Анне учёбу и отправили сюда. Она рыдала в трубку, говорила, что не хочет расставаться, заочно ненавидит тот Лондон, где нет меня, а потом неоднократно повторила эти слова в аэропорту, когда мы прощались. Родственники, что её, что мои, старались подсластить пилюлю, рисуя радужные перспективы о скорейшем счастливом воссоединении.

Я в любом случае, независимо от того, с ней или в одиночестве, должен был прилететь сюда. Мой отец солидарен с её, придерживается той же точки зрения относительно образования и дальнейших карьерных перспектив. Учиться здесь, работать здесь… Возражений с моей стороны они не встретили.

Мы бы с тобой столкнулись при любом раскладе. Вот только реакция могла быть иной. Равнодушной, скорее, без признаков дикой ненависти. Такой, какая бывает при встрече с незнакомым прежде человеком. Не знаешь, чего от него ждать, а потому с равной вероятностью можешь добиться и улыбки, и плевка в лицо. Когда чаша весов склонится в одну сторону, примешь окончательное решение. Поймёшь, как нужно относиться к этому человеку. Я приехал с мыслями о том, что хочу тебя уничтожить, но… Не знаю, что мне мешало. Что цепляло, не позволяя сразу приступить к разработке плана мести и его реализации. Я должен был поверить на слова, а вместо этого подумал, что обязан убедиться в правдивости сказанного, изучить обстановку. Только получив неопровержимые доказательства, начинать действовать. Доказательств не было, вера в правдивость сказанного иссякала.

– Внезапно ли?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мы познакомились примерно за несколько месяцев до того момента, когда, как ты говоришь, её родителей накрыло идеей о переводе дитя в новое учебное заведение. Как считаешь, есть смысл выдвигать предположение, что идея появилась не сама по себе, а с чьей-то подачи?

– Ты пытаешься…

– Я не настаиваю и не объявляю себя истиной в последней инстанции. Просто с трудом верится, что она могла рыдать из-за расставания и невозможности видеться с тобой.

– Так, может, позволишь мне познакомиться с альтернативной версией событий? – предложил Алекс.

– Ты сам недавно озвучил почти всю историю моих с ней отношений, за исключением пары пунктов. Но я могу рассказать. Доказательств никаких, к сожалению, нет. Придётся поверить мне на слово. Если только переписка где-то осталась нетронутой. Нужно будет посмотреть, проверить. Или с Йеном поговорить, хотя, не уверен, что услышав имя Анны, он согласится на встречу, а не пошлёт нас обоих с активным применением мата. Его она тоже доставала и, пожалуй, не меньше, чем меня. Только в одном случае была вроде как забота и внимание, а в другом – ненависть и намёки на необходимость уйти в сторону. Постоянное подливание масла в огонь. Однажды он не выдержал и пожертвовал отношениями. Но мне не хотелось сдаваться. Мы с ним несколько раз сходились и расходились, потом уже разрыв спровоцировал я, поняв, что прошлое вечно будет висеть над нами, тяготить обоих, а значит ничего хорошего, априори, из этих отношений не получится.

– Сколько пунктов совпало?

– Легче сказать, сколько их не совпало. Например, я не спал с ней, не снимал то самое платье и не млел, очарованный. В остальном – очень похоже. Ты читаешь письмо, а я понимаю, что многое из этого можно было написать и мне, сделав автоматическую замену имён. Удивительно, как много в её жизни одинаковых событий с привлечением разных людей. Правда, имеется ряд небольших различий. Мы познакомились не в реале, а в сети. На сайте, где люди из разных уголков мира ищут себе приятелей по переписке. Я зарегистрировался там несколько лет назад, поддавшись всплеску моды, несколько раз пытался пообщаться, но как-то не особенно активно это дело продвигалось. Я неоднократно задумывался об удалении аккаунта, руки не доходили, а потом написала Анна.