Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Алекс зачарованно смотрел на накопитель.

Никаких сомнений не было. Он действительно принадлежал Анне. Она любила необычные носители информации, коллекционировала и радовалась, как ребёнок, обнаружив в продаже очередной нестандартный дизайн. Сердца, котята, куколки и этот хамелеон. Последнего ей подарил Алекс. Вещица показалась ему оригинальной, потому он, помня о страсти Анны ко всему необычному, купил флэшку моментально, стоило только увидеть. Анна была в восторге, говорила, что ящерка станет её талисманом, всюду носила с собой, а потом запросто отдала постороннему человеку.

Вряд ли Кэрмит эту карту выкрал. Да и зачем?

– Бывшей девушкой.

– Надолго ли она перешла в категорию эксов?

– Навсегда.

– Достойная шутка. Ты лицо проще сделай, чтобы и другие верили, не только я со своей слепой влюблённостью. Умные люди учатся на своих ошибках. Очень умные на чужих. Я оправдываю характеристики, приписанные мне Каем, Даниэлем и Анной. Уроков не извлекаю и продолжаю наивно доверять людям. Мне не хочется жить в постоянном напряжении, думая о возможном предательстве, несмотря на неоднократное столкновение с этим неприятным явлением. Наверное, подставляй меня один и тот же человек, рано или поздно, я бы научился. Положение осложняет то, что люди разные, и каждый из них получает шанс. Мои надежды, которые они не оправдывают, независимо от того, романтика предшествует предательству или жестокость. В твоём случае, там, где я за розовыми очками не замечаю сути, другие могут разглядеть напряжённые размышления, как не оступиться и не выдать истинные мотивы. Как сохранить всё в тайне и наиболее удачно выбрать момент для удара. Я не замечу, доказано на практике, но есть шанс, что кто-то из этих здравомыслящих личностей однажды достучится до моего сознания, заставив посмотреть на мир реально. Зачем тебе лишние проблемы? Будь беззаботным. Вводи в заблуждение всех.

– Кэри, послушай…

– На самом деле, мне отчаянно хочется тебя оправдать, заявить, что ты не желаешь мне зла и, при самом благоприятном раскладе, которого я после длительных размышлений в упор не вижу, немного любишь. Симпатизируешь. Хочешь, в конце концов. Но подозреваю, что как только свершится месть, ты меня унизишь прилюдно и снова отправишься к Анне.

– Есть за что мстить?

– Лучше спросить об этом человека, стоящего напротив меня. Это ты приехал сюда ради такого случая. Или нет, подожди. Ты тоже жертва? Может, нам следует ожидать появления третьего игрока на поле? Сделаем ставку, кому из нас он будет портить жизнь? Пролетит время, а мы и не заметим, что целый гарем собрали, одного за другим привечая. Какую, кстати, месть планировал? Среди озвученных вариантов есть хоть один правильный? Или нет? Помнится, ты жаждал столкнуть меня с крыши. Как насчёт памятного снимка? Сделаешь мою посмертную фотографию, отдашь Анне, а она нарисует свой шедевр. Специфическое искусство суицида… Точно. Отличная идея.

– Кэри, заткнись.

– Она будет рада. Хотя бы раз в жизни стану источником её вдохновения, а не депрессивных настроений.

– Кэри, – Алекс повысил голос, надеясь получить в ответ молчание, но желаемого эффекта не добился.

Кэрмит продолжал бросаться обвинениями, игнорируя посторонние замечания.

– Не сомневаюсь в этом ни на секунду.

– Кэри, она мертва!

Алекс сам не заметил, как перестал сдерживаться и заорал, желая достучаться до собеседника, продолжавшего находиться на своей волне. Крик получился чрезмерно громким, привлекающим повышенное внимание. Как будто по всему кварталу разнёсся, просочился в окна каждого дома, достиг ушей их жителей, став достоянием гласности. Вместе с тем, вышел отрезвляющим.

Достойная альтернатива пощёчине получилась.

Кэрмит заткнулся, прикусив язык. Собирался продолжить свою обличительную речь, но стоило услышать слова о смерти, как всё моментально выветрилось из головы.

– Кто? – спросил растерянно, не до конца осознавая смысл сказанного.

– Анна, – пояснил Алекс, разжимая руки. – Она мертва.

– Давно?

– С начала августа. Вернувшись из Лондона, она покончила с собой. Незадолго до этого написала мне письмо, в котором упоминалось твоё имя.

– Не думаю, что фигурировал в тексте послания в качестве прекрасного принца.

– Разумеется.

– Кто бы сомневался.

Кэрмит раздражённо фыркнул и впервые за время разговора отвернулся.

– Я бы рассказал обо всём, если бы ты позволил, а не начал ломать комедию. Сложно объяснять в условиях, когда на тебя налетают с обвинениями. Я не хотел, чтобы всё получилось именно так, как получилось. Было ясно, что без откровенного разговора нам не обойтись. Рано или поздно придётся это сделать, и я планировал признаться в ближайшее время. В итоге, мы это сделали. Поговорили. Относительно. Пусть конечный результат не совпал с запланированным, но лучше он, чем недомолвки.

– Я по-прежнему понимаю лишь самую малую часть происходящего, – признался Кэрмит, ощутив, что щёки заполыхали; провёл ладонью по лицу, стараясь избавиться от ощущения аномального жара. – Для меня разбор полётов актуален в той же мере, что и раньше.

Его накрывало приливом стыда за сказанное.

Удержаться в рамках приличий не получилось. План цивилизованного диалога полетел в глубокую пропасть, в реальности эмоции одержали верх над рационализмом.

Сыграть роль неосведомлённого человека у Кэрмита не вышло.

– Для меня тоже, но я предпочту продолжить его в доме, если не возражаешь. Беседа, судя по всему, будет долгой, а погода сегодня на редкость отвратительная. Мало удовольствия стоять здесь, когда есть достойная, куда более привлекательная альтернатива.

– Судя по всему, да, – подтвердил Кэрмит. – Алекс…

– Что?

– Слова, названные бредом, не мои. Я всего лишь процитировал нашу общую знакомую. Теперь уже покойную. И, да, небольшой сюрприз сродни откровению о природе ваших отношений. Ты считал её своей девушкой, а она представляла тебя родственником. Ты, оказывается, приходился ей двоюродным братом. Знаешь об этом?

– Нет.

– Хоть что-то мне известно из того, о чём не знаешь ты, – произнёс Кэрмит.

Ни один из них не засмеялся, даже натужно, желая разрядить обстановку. Ирония вышла печальная.

*

Никто не смог бы поведать историю взаимоотношений, укоренившуюся в сознании Алекса, лучше Анны. Никто не смог бы дорисовать такое количество деталей, надавить на самые больные места, отметить наиболее запоминающиеся – ключевые – моменты. А потому Алекс не придумал ничего лучше, чем устроить презентацию, положив на стол перед Кэрмитом папку с распечатками. Там нашлось место и самому письму, и газетным публикациям, кричавшим о самоубийстве дочери российского бизнесмена.

Поскольку познания в русском у Кэрмита были невелики, он лишь рассматривал фотографии, а Алекс переводил ему статьи. Не каждую дословно, а в общих чертах. Этого вполне хватало, чтобы составить собственное мнение о сложившейся ситуации. По мере продвижения рассказа Кэрмит хмурился всё сильнее, прикладывался к стакану всё чаще. Он не боялся напиться, поскольку глотки делал маленькие, просто согревался после выяснения отношений под мелким ледяным дождём.

Алекс первым делом предложил чаю, Кэрмит усмехнулся и попросил виски. Ничего лучше «Джека» в доме не нашлось, но Кэри не стал примерять и эксплуатировать образ дивы, отчаянно капризничающей и претенциозно рассуждающей о необходимости многолетней выдержки, крепости и прочих составляющих хорошего алкоголя. Принял без вопросов предложенный напиток, время от времени косился в сторону Алекса. Тот себя поисками второго стакана обременять не стал, прикладываясь к горлышку бутылки.

Взгляд Кэрмита то и дело цеплялся за стекло цвета пережжённого сахара, скользил выше и замирал на сосредоточенном лице собеседника. Алекс продолжал краткий пересказ статей. Внимания, направленного в его сторону, не замечал. Или делал вид, что не замечает.