Loving Longest 2 (СИ)

Салгант вспомнил о том, как могут забавляться Зайрет и Лалайт, и ему стало не по себе от мысли, каких влюблённых и как они могут захотеть соединить. Он поспешно спустился вниз, во двор; ему стало страшно и очень хотелось найти Зайрет. По крайней мере, она умела ему сочувствовать.

Маэглин почти что с радостью располагался в покоях Салганта: он был со свой семьёй, хотя и не в полном составе; здесь они были сами по себе, и он был сам себе хозяином. Ему часто хотелось попросить себе назначения в Химринг или тому подобное место, но он справедливо опасался, что тогда Мелькор поймёт, что он, Маэглин, уже не испытывает к нему прежнего восторга. Он собирался уже выйти за балконную дверь и прогуляться до западной башни; обернулся — и в дверях перед ним внезапно предстал истинный хозяин Химринга — очень злой и вооружённый старший сын Феанора. Краем глаза он увидел у парапета тело стражника со стрелой в горле.

Амрод крепко сжал руку Финдуилас. Он давно не испытывал такого страха за брата; даже во время боя в Дориате, когда он увидел занесённый над старшим топор, он не поверил, что Майтимо может погибнуть.

Девушка дёрнула его за руку и показала куда-то налево. На скамейке у парапета они увидели фигуру в засыпанном снегом тяжёлом плаще с капюшоном; эльф сидел, как неловко посаженная фарфоровая кукла. Он даже не убрал в карманы или в рукава безвольно повисшие кисти рук: с пальцев капала талая вода.

«Да, это же руки Тургона», — подумал Амрод. Только сейчас он представил себе всё то, о чём думал Майтимо; понял, что старший брат, сам всё это переживший, испытывает двойную боль за тех, кто оказался в плену.

— Фаэлин, забираем его — мы ведь пришли за ним! — шепнул он девушке.

Амрод посмотрел на перила, нашёл восьмой столбик от южной стены, нашёл пятый камень от края, подбежал к нему, и, сняв меч с убитого стражника-орка, поднял плиту. Под ней действительно оказалось тяжёлое железное кольцо, к которому он привязал верёвку.

— Ты первая, я возьму его и за тобой, — сказал Амрод.

— А верёвка?

— Мы закроем плиту, но оставим верёвку для Майтимо. Если он… если он не сможет выбраться, ты её отстрелишь. Давай скорее!

Амрод прижал к себе левой рукой безвольное, исхудавшее тело пленника и скользнул по верёвке вниз, сжимая её правой рукой. Он удачно спрыгнул вниз и увидел, что Финдуилас потеряет ушибленное бедро.

— Ты как?

— Ничего, хорошо, лук не сломала.

Девушка откинула капюшон с лица эльфа, которого притащил с собой Амрод и недоуменно воскликнула:

— О Элберет, кто это?!

Маэглин панически бросился вбок, куда-то в кладовку; Майтимо поднял меч, открыл дверь ногой и поддел мечом занавеску, под которую забился Маэглин.

— Па-апа! — в ужасе заорал Маэглин. — Папа, помоги, пожалуйста! Он сейчас меня убьёт!

«Совсем сошёл с ума, — подумал Майтимо. — Какой папа? Эола же давно нет на свете… или он Мелькора стал так называть?..».

Кто-то дёрнул его за кушак, которым была подпоясана кольчуга. Майтимо резко повернулся; перед ним стоял маленький мальчик с длинными тёмными, слегка вьющимися волосами.

— Ты, как тебя… — высокомерно сказал мальчик. — Маэдрос… опусти меч, мой сын тебя боится.

— Что? — ошарашенно спросил Майтимо. — Твой… кто?..

— Мой сын тебя боится, — раздался второй такой же голос, и появился второй мальчик, точно такой же; правда, волосы у него были подстрижены чуть короче, и если на чёрной рубашке первого был узор из красных гвоздик, то у второго — из сине-фиолетовых.

Маэглин, воспользовавшись замешательством Маэдроса, высунул голову из-под занавески, но тот тут же приставил меч к его шее.

— Это как понять? — спросил снова Майтимо. — Ты… вы кто?

— Я Эол, — ответил первый. — Можешь звать меня Эолин.

— Я Эол, — сказал второй. — Можешь звать меня Эолет.

— Вот видишь, что я получил за верную службу моему господину, — сказал Маэглин. — Мой отец возродился и теперь он со мной. — Видимо, это должно было звучать очень гордо и обидно для Маэдроса, но на самом деле голос Маэглина звучал весьма уныло.

— Что тебе от него надо? — спросил Эолин.

— Я… мы искали Тургона. Бывшего короля Гондолина. Нам сказали, что он в плену… и что он сейчас с Маэглином… с твоим сыном. — Маэдрос переводил взгляд с одного мальчика на другого, но так и не понял, почему их двое и с кем, собственно, ему надо разговаривать.

Оба вздохнули.

— К сожалению, Тургон уже сбежал от этого идиота, — грустно сказал Эолет. — Не захотел с ним оставаться. Саурон закрыл на это глаза — у него, насколько я понял, на то есть свои причины, и моему сыну пришлось сделать то же самое. Один человек донёс об этом Мелькору, и Саурону пришлось заменить Тургона другим нолдо, поскольку он не хотел устраивать охоту на Тургона. Так что, к сожалению, я не могу тебе помочь его найти.

— Понятно… то есть не очень понятно, — ответил Майтимо. — А где твоя мама?

— А ты ещё не понял? — спросил Эолин.

— Тупые сыновья Феанора, — с удовлетворением сказал Эолет.

— Держатся за вещи, — сказал Эолин. — Вцепились, и держатся. Нет, чтобы подумать. Вот тебе руку оторвали, так всё держишься. Надо было тебе и вторую отрезать. Может быть, тогда головой бы думать начал.

Майтимо задумался.

То, что пришло ему в голову, ему совсем не понравилось. «Так как же ты возродился?», — хотел спросить он Эола, но не стал. Вместо этого он сказал:

— Почему Саурон позволил Тургону сбежать? Ты, Маэглин, можешь мне объяснить?

— Я не знаю… — вздохнул Маэглин и с опаской посмотрел на Эолина и Эолета. — Всё запуталось как-то… Мне вот просто дядю стало очень жалко, — он вздохнул.

Майтимо с недоумением посмотрел на двоюродного племянника. Он говорил об этом так, как будто не он разрушил построенный Тургоном город, держал Тургона в плену, и (Майтимо об этом уже догадывался)  — надругался над ним; можно было подумать, что на Тургона случайно упал кирпич.

Эолин расхохотался; Эолет выразительно постучал пальцем по виску.

— Маэдрос, — сказал Эолет, — конечно, ты не можешь увидеть ситуацию с нашей точки зрения, но всё действительно очень сложно. Тургон поступил плохо, но, найдя лазейку, он был просто обязан бежать. Он сам найдёт тебя. Будь очень осторожен — ни одному из твоих братьев нельзя доверять. И… — Эолет задумался, потом посмотрел на Эолина; Эолин кивнул, и второй Эол продолжил: — Не причиняй вреда Гватрену.

— Почему? — хмуро спросил Маэдрос.

— Ну хотя бы потому, что он спас тебе жизнь в Дориате, — хотя бы и по поручению Гортаура, — ответил Эолет. — А теперь уходи скорее.

Майтимо вышел на балкон и рванулся к знакомой ему плите, которая уже закрылась; никого кругом не было. Прямо перед ним была синяя дверь в стене; за ней, как ему помнилось, был чулан, где хранились книги, карты и письменные принадлежности. Сознавая, что поступает глупо, Майтимо дёрнул дверь.

За дверью горел свет; на письменном столе стояли две свечи. За столом сидел Гватрен и что-то писал. На нём была короткая рубашка — в комнате без окон было душно и жарко, несмотря на зиму. И Майтимо увидел на его руке выше локтя тёмный, вдавленный, широкий шрам, кусок то ли содранной, то ли выгоревшей кожи. Его белокурые волосы были собраны в длинный хвост; в отблесках свечей они казались совсем золотыми.

Гватрен повернул голову и недоуменно посмотрел на высокого рыжего квенди в нолдорской кольчуге, будто видел его в первый раз.

Майтимо и так не стал бы убивать безоружного — в комнате не было видно ни лука, ни стрел, а на поясе Гватрена не было видно ножен. Гватрен вскочил из-за стола, и, помня предупреждение Эолина, Майтимо закрыл дверь и не только закрыл, но и заклинил ручку снаружи копьём стражника. Затем он поднял плиту, схватился левой рукой за верёвку, резанул по ней, наполовину перерубив, дёрнул выше разреза, захлопывая люк, и полетел вниз.

Скользя вниз по туннелю, Майтимо почувствовал ощутимый удар по плечу, который мучительно отдался в перерубленной кости на правой руке. Он решил, что это был какой-то вывалившийся камень, а то и железное кольцо, оторвавшееся вместе с верёвкой. Но едва его ноги коснулись снега, и он дёрнул верёвку, чтобы её порвать, как на него что-то свалилось сверху, и он рухнул наземь.