Loving Longest 2 (СИ)

— Представь себе, мы заметили, — сказал Амрод.

Маэдрос внимательно вгляделся в лицо юноши.

— Вообще я его где-то видел, — сказал он, — только давно… я как-то думал, Тьелко, что это твой дружинник или слуга.

— Он в основном жил в Гондолине, — сказал Келегорм. — Атаринкэ хотел, чтобы он был в безопасности и при этом как следует научился ремёслам, не хуже, чем он сам.

— Ну хорошо, — сказал Маэдрос. — Допустим, ты — сын Куруфина. Почему ты к нам явился сейчас и что ты делал после взятия Гондолина?

— Так я же не знал, где вы живёте, — сказал Келебримбор. — И как вас найти. А потом я увидел вас и дядю Питьяфинвэ (Амрод при этих словах закатил глаза) на руинах Гондолина. Потом пошёл по вашим следам и добрался сюда.

— Ты что, в Гондолине остался? — спросил Келегорм. — Зачем, почему не ушёл вместе со всеми?

— Так я и ушёл, — вздохнул Келебримбор. — А по дороге ногу подвернул. Свалился и со склона вниз проехал. Ещё локоть ушиб. Потом выбрался обратно на дорогу уже ночью, а уже никого нет. Я попробовал выбираться оттуда сам и заблудился совсем. Мне самому уходить оттуда было страшно, если честно. Я решил остаться в горах. Страшно, конечно, гарью ещё долго пахло. На руинах всякие мародёры ходили, люди в основном, ну и гномы тоже. Но в горы-то они не лезли. Я походил там, нашёл пещеру и там остался; там до меня уже кто-то жил, так что я неплохо там устроился.

— Кто там мог жить в пещере? — недоверчиво поинтересовался Маглор.

— Вот этого я не знаю. Но там жили совсем недавно. Там была старая обувь, одеяла, немного посуды, ещё всякие вещи. Это точно были квенди: скорее всего, судя по вещам, это был господин и его слуга, но мужчины они или женщины — я не понял. Я там хоть зимние вещи нашёл, а то у меня ничего такого не было.

— Всё равно странно, — сказал Маглор.

— Ну почему нет, — пожал плечами Келегорм. — Если бы я, например, просто заехал в Гондолин, ничего о нём не зная, как Эол, а потом меня не выпустили бы обратно, я, может быть, тоже не захотел бы жить в городе, а ушёл бы так далеко, как только возможно.

Маэдрос согласился: да, это звучало разумно. Понятно было и то, что эти невольные гости воспользовались штурмом Гондолина, чтобы как можно скорее выбраться из его окрестностей.

— Давай пока поселим тебя в моей комнате, она большая, — предложил Келегорм. — Кано, отнесите меня, пожалуйста, обратно, я помогу его устроить. Нариэндил, возьми его вещи.

Нариэндил не без труда поднял сундук и узлы, но небольшой узел в красную и синюю полоску Келебримбор так и не отдал. С крыльца было слышно, как Келегорм энергично, но без обычной в последнее время озлобленности распоряжается у себя в покоях, приказывая поставить кровать и шкаф для племянника.

— Я же просто не знал, что делать, — продолжил Келебримбор, обращаясь к Маэдросу. — Я про отца услышал ещё до падения города, но мне тогда сказали, что и дядя Туркафинвэ, и дядя Морифинвэ тоже погибли. Я ведь кроме дяди Туркафинвэ никого близко не знаю; нельзя же так являться, - мол, я ваш родственник. Мне хотелось обратно попасть к остальным гондолинтрим, но как же мне одному-то было бы через весь Белерианд пробираться. И дядя Турукано меня просил вас найти.

— Зачем? — спросил Майтимо.

— Он когда уже штурм начался, разыскал меня и сказал, чтобы я скорее уходил и обязательно кое-что передал вам лично, — объяснил Келебримбор.

Майтимо почему-то ждал, что племянник ему что-нибудь скажет, но тот полез в полосатый узел и достал небольшой серый свёрток, развернул его — и они увидели серо-зелёную дощечку с серебряной пластинкой, на которой были два Дерева, две звезды и две стройные фигуры — мужчина и женщина — с развевающимися длинными волосами.

— Замок, — выговорил, наконец, Амрод.

— Это ваше, да? — спросил Келебримбор.

— Да, — ответил Маэдрос.

Он покрутил в руках дощечку. Серебряная накладка вокруг замочной скважины сохранилась целиком, но стенки кругом были грубо обрублены. На разрезе он видел чудовищно сложное устройство ларца, о котором говорил Амрод. Он видел несколько слоёв материала, из которых состояли стенки: несколько разных, судя по цвету и фактуре, видов металла — разные сплавы, один тонкий золотой лист, и по меньшей мере два слоя дерева. Из стенок торчали тонкие спицы запорного механизма; их обрубленные концы блестели, как капельки слёз. Амрод протянул руку, и Маэдрос передал ему замок.

— Я-то думал, это целая стенка от ларца, а тут просто вырубили замок, — покачал головой Амрод.

Майтимо нащупал у себя на шее ремешок, на котором висел ключ. Не снимая его, он достал ключ и вставил его в замочную скважину, привычно повернул — направо, налево, направо, налево. Он почувствовал, что надо приложить небольшое усилие; боялся сломать ключ, но замок поддался. Шарниры сдвинулись, потянулись в стороны, и он вытащил ключ.

— Видишь, я закрыл его, — обратился он к Амроду. — Он закрывается. Замок был открыт ключом.

— Да, — кивнул Амрод, — и его даже не пытались испортить или вскрыть. Тут есть часть верхней кромки стенки — как видишь, никто не пытался поднять крышку, хотя можно было, например, попытаться сделать это мечом. Тот, кто вырезал замок, видимо, ничего не знал об устройстве ларца. Я ещё больше убеждаюсь, что это был Фингон, — вздохнул Амрод. — Теперь понятно, почему дедушкин меч был так загнут и перекорёжен — им разрубали ларец. Конечно, меч Финвэ был одним из лучших творений нашего отца, но стенки ларца всё-таки и для него были слишком крепкими.

Маэдрос продолжал держать замок в руках. Ему показалось, что замок так и останется грузом у него на шее; он осторожно достал ключ.

Теперь ларец от Сильмариллов был снова заперт.

— Ну ладно тебе, Майтимо, — смеясь, сказал Келегорм, — он же милый.

Келебримбор жил с ними уже неделю, и Майтимо вынужден был признать — да, он милый.

— А ты не сходишь с ума от того, как он нас называет? «Дядя Нельяфинвэ», «дядя Канафинвэ»… — Маглор весь перекосился.

— О да! Помнишь, — Амрод обратился к Келегорму, — как мы тебя отговаривали жениться на Аредэль ровно потому, что в таком случае появился бы некто, кто стал бы нас называть «дядя Питьяфинвэ» и «дядя Телуфинвэ». — Он улыбнулся, что бывало редко, когда ему приходилось говорить о погибшем брате.

— Всё потому, что Тургон ему сказал, что называть старших иначе, как отцовским именем, — возмутительная невоспитанность, — сказал Майтимо.

Несмотря на свой застенчивый и безалаберный вид, даже за эти несколько дней Келебримбор сделал их жизнь значительно лучше. Он мягко призвал к порядку оставшихся слуг и дружинников (при том, что Маэдрос давно махнул на всё рукой, все совсем распустились): починили крыльцо, поправили или заменили рассохшиеся рамы; что было ещё важнее, пересмотрели и инвентаризировали оставшееся оружие и доспехи. Оказалось, что в маленькой книжечке в жёлтом кожаном тиснёном переплёте с гербом у Келебримбора аккуратно записаны сведения обо всех сыновьях Феанора, которые он узнал от отца: в частности, через две недели, в начале марта, у Амрода был день зачатия (о чём все давно предпочли забыть, потому что этот праздник должен был напоминать ему о погибшем брате-близнеце). Племянник заявил, что это нужно отпраздновать, и смущённый Амрод неожиданно согласился на следующий день съездить с ним на рынок, который был в дне пути отсюда, чтобы что-нибудь для этого купить.

Финдуилас, которая с помощью Нариэндила собирала на стол обед и зажигала свечи (небо ещё было светлым, но в гостиной уже было темно), услышав об этом, чуть не запрыгала; пожалуй, они впервые видели девушку такой радостной с момента её появления в доме. Накинув шаль, она вышла к ним на террасу и присела на перила; улыбаясь и щурясь, она смотрела на заходящее солнце.

— Финдуилас, скажи, пожалуйста, а у тебя самой когда день зачатия? — спросил Амрод.

— Какой? — ответила она. — Я помню оба. Первый — через день после второго.

Оказалось, что второй день зачатия Финдуилас — в тот же день, что и у Амрода; Амрод совсем растерялся, покраснел и искоса поглядывал на девушку: ему очень хотелось сказать «вот видишь, какое совпадение» или «здорово, что так получилось», но он так и не смог раскрыть рта.