Не отбрасывая тень (СИ)

Я влюблен в Него и Его крыло; когда Он лежит рядом со мной, я раскачиваю над своей грудью маленький каменный кулончик в виде крыла, подвешенный на черный шнурок. Он совсем тонкий, сделанный с ювелирной точностью, и я люблю его почти так же сильно, как настоящее крыло.

Он целует меня в губы, прижимается ухом к моей груди и переплетает наши пальцы и разливает нам вино по бокалам из тонкого стекла; я крошу хлеб птицам и бросаю его с балкона, расставляю стопочки книг рядом с кроватью и, не глядя, беру первую попавшуюся, чтобы открыть на случайной странице и читать Ему.

Я люблю Его каждой клеточкой. Я люблю, когда Он улыбается, когда запрокидывает голову под мои поцелуи, когда учит меня английскому и смеется над моим акцентом, и я даже люблю, как Он оплакивает мое тело, касаясь дрожащими, окровавленными руками моей кожи, и я вижу, как кровь растекается подо мной на белом одеяле, мгновенно впитываясь в ткань. Я знаю, что Он не хотел; знаю, что Он напуган, когда не может помочь мне ни унять боль, ни остановить кровотечение. Мне хочется взять Его дрожащие пальцы, сжать в ладонях и прижать к губам, чтобы Он не беспокоился, но я лишь ловлю себя на том, как движутся мои губы, не издавая ни звука, и как тяжелеет мое тело, будто наполняясь свинцом, пока я слушаю Его голос - самую лучшую колыбельную в последнюю минуту жизни.

А потом кинолента видений вдруг ускоряется. Я вижу двухэтажный особняк моих родителей, возле которого меня ждет моя лошадь, пока мама со слезами на глазах провожает меня, а отец говорит, что он гордится мной. Я собираюсь на фронт, воевать, чтобы вернуться через несколько месяцев и жениться на прекрасной девушке, которая будет ждать меня и готовиться к свадьбе - мои родители обо всем позаботятся.

Я скачу на лошади мимо реки, извивающейся среди полей и сверкающей в лучах полуденного солнца, и темным лесом, раскинувшимся с другой стороны, и ветер бьет мне в лицо. Я люблю свою жизнь, я знаю, что через несколько месяцев я стану наследником дела моего отца и женюсь, и мысли о том, что после возвращения с фронта моя жизнь изменится, заставляют мое сердце замирать в груди.

Солдаты - молодые люди, почти все как я, которых ждут семьи и девушки, и они предвкушают эти несколько месяцев так, словно это веселая игра. Мы сидим вечерами у костра, рассматривая звезды, а потом расходимся по палаткам, чтобы на рассвете подняться на учения.

Фронт ломает нас. Выбивает веселье из ветреных голов; обращает шутки в проклятия. Мы тушим огонь в костре до того, как на небе зажгутся первые звезды, потому что сегодня мы потеряли еще одного, двух, трех человек, которых родители больше никогда не увидят, а девушки будут оплакивать.

Мы расходимся по палаткам, чтобы попытаться заснуть и не вспоминать их предсмертные гримасы и агонии; стараясь забыть, как сбивчиво, дрожащими голосами бормотали им, что все наладится и они выживут, и это все несерьезно, хотя на самом деле несерьезно - это думать, что смерть играет с тобой в игру, в которой ты всегда будешь побеждать.

Мой сосед по палатке справляется с этим легче. Он верующий и рассуждает о том, что Бог забирает тех, кто Ему нужен. «Мы пока не нужны Богу», - говорит он, поднимая на меня искрящиеся зеленые глаза, и я кусаю щеку, но не спрашиваю его о том, о чем спрашиваю себя: а кому тогда мы нужны?

Нас сближает это: его отношение к жизни, насквозь пропитанное молитвами и верой, и моя воля к жизни, умноженная на везение. Мы быстро выбиваемся из простых солдат в лейтенанты - я получаю звание старшего лейтенанта за безрассудство и упертость, с которой я бросаюсь спасать солдат, чудом минуя взрывы и пули. Мы становимся так близки и неразлучны, что я даже рассказываю ему об ангеле, которого я встречаю ночью. Я узнаю Его мгновенно, с первого взгляда: всю жизнь мне снились сны о Нем, о том, что когда-то я был влюблен в изгнанное с небес божество, и когда Он появляется передо мной, я понимаю, что мои сны были реальны.

Сайер относится скептически к моим рассказам, но не говорит мне об этом; я просто знаю, что он не верит, но его неверие не мешает ему вызвать Его, когда вечером на нас нападают и меня смертельно ранит взрывом. Осколок металла застревает в моем животе; я знаю, что не выживу, и прошу Сайера не убеждать меня, что все наладится и это несерьезно.

И тогда он вызывает Его. Уходит в лес и возвращается через несколько минут ко мне, приводя моего ангела с собой, будто прекрасное, предсмертное видение.

Он спасает меня и обращает в демона, а потом переносит меня и Сайера в Ад. Мой друг становится Его преданным слугой, а я - Его возлюбленным; я снова вижу красочные сны, снова просыпаюсь в Его объятиях и снова думаю о том, что жизнь прекрасна.

Так же прекрасна, как принц, которому я позволяю поцеловать себя. Я не знаю почему; он держит мое лицо в своих ладонях и мое сердце почти не бьется, пока я смотрю в насыщенно-фиолетовые глаза и едва дышу.

Он меня ослабляет. Он выбивает почву у меня из-под ног. Он оставляет меня словно бы опустевшим, обездвиженным, потерявшим голову. Он уходит, оставляя меня задыхающимся, будто этот поцелуй отравил меня и яд медленно растекается по телу.

А вечность или две спустя меня находят несколько разъяренных демонов и даже не слушают мои попытки все объяснить. Я надеюсь, что Он или Сайер услышат мои крики, мою мольбу, но они не отзываются, словно между ними и мной целая пропасть боли и времени.

Я снова один. Снова смотрю на свою кровь. Снова думаю о том, что эта жизнь все равно прекрасна, даже если она жестоко лишает меня того, что я люблю, и оставляет меня умирать.

Я снова пытаюсь подавить боль.

Все эти видения пяти разных жизней вдруг охватывают мою голову и кружатся в ней, будто калейдоскоп, сменяя друг друга в деталях. В одну секунду я вижу и взрывы, закрывающие от меня голубое небо, и горящий корабль, медленно идущий ко дну; и белые простыни, в которые я заматываюсь, прижимаясь к Его телу, и старого шамана, размеренно стучащего ладонями по барабанам. В один миг мою голову охватывает одновременно столько ярких картинок, что она разрывается на части от боли, и мне снова кажется, что я умираю.

Неосознанно обратившись в демона, я выгибаюсь в спине и ощущаю, как раскрываются мои крылья; я сдавливаю голову руками так сильно, что мне кажется, будто я сейчас раздавлю ее. Я сжимаю зубы до скрежета, зажмуриваюсь, пытаюсь справиться с потоком воспоминаний и не утонуть в нем, а потом в моей голове словно происходит маленький взрыв. Он ослепляет меня и заставляет сжать руки в кулаки; вслед за взрывом по моему телу проходит горячая волна, но не обращение, а словно бы реинкарнация. Будто каждую клеточку моего тела переписали, изменили, исправили, улучшили.

И тогда я начинаю понимать, что это были не картинки, не галлюцинации и не красочные, нереальные сны.

И тогда, когда боль затихает и вокруг меня воцаряется абсолютная тишина, не прерываемая даже моим дыханием, все встает на свои места.

Я все вспомнил.

Комментарий к Глава LXXXV.

Глава посвящается Naked Love, Lady Scotch и gLORIя. На моей памяти эти три дамы еще где-то на 30-50хх главах предположили, что Томми и есть «прошлое» Адама. Ей-богу, я отбрыкалась, как могла, надеюсь, они не убьют меня во имя сохранения интриги… /но я очень извиняюсь за свое увиливание!/

========== Глава LXXXVI. ==========

Я так сжимаю руки в кулаки, что когти впиваются в ладони и я чувствую боль даже сквозь волну ярких воспоминаний, которые вспышками проносятся перед моими глазами. Я ничего кроме них не вижу; я даже не осознаю, открыты мои глаза или закрыты. Мне кажется, что я вот-вот ослепну или моя голова взорвется, не выдержав напора всех этих многолетних эмоций, чувств, воспоминаний; они обрушиваются на меня и разрывают изнутри.

Чьи-то руки хватают мои плечи и приподнимают, отрывая меня от земли; тяжелую голову, набитую красками, практически невозможно удержать поднятой: она безжизненно падает, будто под весом всех этих прошлых эмоций, переживаемых так правдоподобно сейчас, и чьи-то руки перемещаются под мою шею, поддерживая ее на сгибе локтя, словно грудного ребенка.