В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ)

«Итачи… Итачи!»

***

1 — http://narutopedia.ru/wiki/%D0%AF%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D0%BA%D0%B0_%D0%A4%D1%83 если интересно вспомнить, как выглядит Фу

2 — http://narutopedia.ru/wiki/%D0%A2%D0%B5%D1%80%D0%B0%D0%B8 информация о Тераи

3 — http://ru.naruto.wikia.com/wiki/%D0%AE%D0%BA%D0%B8%D0%BC%D0%B0%D1%80%D1%83 для тех, кто хочет вспомнить, кто такой Юкимару

4 — http://narutopedia.ru/wiki/%D0%9C%D0%B0%D1%80%D1%83%D0%B1%D0%BE%D1%88%D0%B8_%D0%9A%D0%BE%D1%81%D1%83%D0%BA%D0%B5, а это для тех, кто хочет вспомнить о Марубоши Коске

========== Часть 3. Месть. Глава 4. ==========

Состояние, когда ты не принадлежишь себе, а лишь своим в секунду все сметающим на пути чувствам, распаляющим внутри всего естества огонь и одновременно заставляющим спину вздрагивать от бега мурашек и холодного пота, — это состояние трудно понять, обуздать, описать, смириться с ним. Оно заставляет действовать здесь и сейчас, оно близко или скорее даже скользит на грани аффекта и бешенства. В эту минуту человек способен на любую жестокость, на любое неоправданное и спонтанное действие, и остановить его практически невозможно.

Сай и Неджи, которые едва-едва успевали за Саске, не говоря уже о том, чтобы догнать его или окликнуть, дождаться хоть какой-то ответной реакции, то и дело извинялись перед торговцами и жителями, проталкиваясь между ними. Но достичь, а тем более остановить сейчас Саске было абсолютно невозможно, хотя бы из-за того, что неизвестно, как он себя поведет, поэтому Неджи, вырвавшись вперед Сая, остановился, твердым жестом руки преграждая путь.

— Пусть, это их дела, нас могут убить, если сунемся. Мы можем не спешить, — пояснил Неджи, когда увидел удивленный и вопросительный взгляд Сая.

Саске все бежал и бежал без остановки, в тот самый момент со словами Неджи в нем сломалось пополам то, что все это время лишь сгибалось и сгибалось ниже, его ослепила вспышка клокочущего неверия глубоко внутри, ненависть, он не помнил себя, как безумец вновь и вновь срываясь с места. Он чувствовал мелкую дрожь в судорожно сжимающихся кулаках, его виски сдавливало терпкое вино нетерпения, как терновый венец впиваясь колючими иглами в голову.

Последняя надежда, последний настоящий шанс что-то изменить, спросить, выпросить.

Тело, протестуя против бега, сдавалось. От многодневной усталости, от переживаний, от бессонниц и голода оно как будто налилось свинцом, потяжелев и распухнув, Саске едва заставлял себя из последних сил бежать, но ему оставалось недолго: после десяти минут быстрого и утомительного бега он нашел тот самый старый дом, о котором лишь мельком успел упомянуть Неджи.

Здесь Саске уже остановился, пытаясь отдышаться. Он, на секунду схватившись за бок, согнулся пополам, опираясь руками о крупно дрожащие колени и чувствуя, как, замирая, тяжело и сильно бьется его сердце. Оно редко так оглушительно стучало, стучало почти с болью не только из-за изнуряющего и внезапного бега после длительного измождения, оно до дрожи пульса в горле боялось встречи, которую Саске ждал и жаждал всей душой. Его щеки ярко пылали, побагровев здоровым румянцем, растрепанные иссиня-черные волосы прилипли ко лбу.

Сглотнув пересохшим ртом вязкую слюну, Саске выпрямился, медленным шагом ступая вперед, как будто нарочно оттягивая из-за сильного болезненного биения сердца тот момент, когда лицом к лицу столкнется с человеком, вокруг которого завязаны прошлое и дальнейшая судьба, как это ни прискорбно звучало.

Саске, обходя дом по пыльной дорожке, вышел к парадному входу, но пока не решался дотронуться до старых потрескавшихся на солнце седзи.

Если судьба позволит, только если она даст хоть малейший шанс — отвратительно, низко, гадко, Саске ненавидел самого себя за то, что допускает секундную мысль об этом, но ничего не мог сделать со своей привязанностью или даже больной и почти безумной страстью, зависимостью от старшего брата, — он готов был сейчас же уйти с Итачи, чем бы это ни грозило. Однако в любом случае за гибель Учиха и смерть родителей ответят те, кто в этом виноват, пусть даже если это будет вся Коноха, если она живет и смеется по воле того, кого предала.

Саске открыл седзи, заглядывая внутрь дома. В нем было темно, прохладно и глухо, как будто он был пуст и мертв, ни единого намека на то, что здесь кто-то есть. Сделав большой и твердый шаг вперед, Саске закрыл ширму обратно, решая, что лучше будет разуться. Почему? Он не знал, возможно, размеренные и плавные действия во время снятия обуви его более менее успокаивали. Пока он пальцами стягивал с себя истасканные и старые дзиори, замечая, что больше ничьей обуви нет, глаза его разглядывали небольшой коридор. Здесь было пусто, ни звука, ни мебели, только грязный пол и запах старого дерева. Старые половицы, давно нуждающиеся в ремонте, скрипели, татами кое-где порвались; Саске, делая осторожные шаги и оглядываясь по сторонам, подошел вплотную к лестнице, ведущей на второй этаж.

Рука легла на узкие, но крепкие перила, твердо обхватив их.

Звук собственного шуршащего в тишине плаща его успокаивал.

Ступени, низкие и широкие, скрипели под ногами, выдавая с головой каждый шаг Саске. Казалось, что это скрипело не дерево, а растрепанная и грязная ворона, залетевшая случайно в дом, кричала и каркала, то и дело щелкая острым клювом.

Саске медленно поднимался вверх, постоянно перехватывая перила почему-то вмиг похолодевшими руками.

Кончики пальцев остро и чувствительно подрагивали, как будто в них вставили тонкие иглы, проникающие глубоко и задевающие особенно чувствительные нервы, от прикосновения к которым тело иногда передергивало.

Стук. Громкий, глухой, ритмичный, твердый и отчаянный, словно что-то пыталось вырваться, выбраться из клетки.

Это сердце так громко ударило о стенку ребер.

Саске не понимал, что с ним творится. Ему иногда казалось, что он смотрел на мир вокруг сквозь грязное и мокрое стекло с разводами, а иногда краски вокруг приобретали невыносимо яркие и режущие глаз оттенки; под коленями то и дело что-то замирало, но не из-за усталости или страха, а из-за внутреннего головокружительного напряжения и возбуждения: он так сильно волновался, но одновременно был уверен и спокоен.

Почти впервые в жизни Саске обуздали такие чувства. Даже смотря в лицо своей собственной смерти, он не волновался так сильно.

Нахмурившись и собравшись с собой, он легко и быстро преодолел последнюю ступень, вырываясь из их плена, и оглянулся мельком назад: одиннадцать порогов.

Одиннадцать.

Ему казалось, что их была сотня.

Несколько сотен, тысячи.

Инстинктивно удостоверившись, что оружие все так же при нем и будет его верным охранником, Саске заглянул в маленький коридорчик справа, нашел там всего лишь одну комнатку, свет из которой пробивался бледным и рассеивающимся пучком из приоткрытых на узкую щелку седзи.

Теперь Саске, в котором что-то окончательно сорвалось с цепи, больше не тянул со временем. Уверенно и быстро он подошел к ширме и открыл ее настежь, ударяя старой деревянной рамой о стену.

Потом он уже не мог сделать ни шагу, мертвой хваткой впившись глазами в до боли знакомую ему фигуру.

Это действительно был Итачи. Без сомнений.

Учиха Итачи.

Наследник.

Гений.

Шиноби.

Убийца.

Предатель.

Безумец.

Брат.

Тот, даже не повернувшись, чтобы узнать, кто так беспардонно нарушил его покой, сидел на татами, спиной ко входу. Итачи был облачен в длинный песочного цвета плащ, капюшон которого бесформенно висел на узких исхудалых плечах. Его волосы по-прежнему, как будто в этой жизни ничто не изменилось, были перевязаны ярко-красной лентой. Он собирался, сидя на полу, но его спина и плечи заметно напряглись, когда он услышал, что кто-то вошел к нему, но, тем не менее, агрессивно реагировать Итачи не стал: он лишь дернул плечом, как будто давая человеку сзади понять, что он знает о его присутствии, и немного выпрямился, рукой отведя прядь волос за ухо.