Песнь о Гамаюне (СИ)

— Как?

— Что? — Тео словно вышел из транса и озадаченно посмотрел на Чарльза, а половина его лица на мгновение стала прозрачной.

— Я читал. Ты говорил это о Черном замке. Как его построили?

— Ох. Дитя… — Тео покачал головой и ответил не сразу, опустил взгляд, словно стыдясь своих же слов. — Мы лишь меняем объекты в их потоке времени. Но, если его развитие зависит от чего-то или кого-то, то это затрагивает и его. Ты можешь заставить свечу потухнуть и загореться вновь. Это свойственно пламени. Но замки строят люди. Строят их десятилетиями. Так что же, мой милый мальчик, ответь мне… Что будет со всеми людьми, что строили замок, если стены воздвигнутся за пару дней? — он посмотрел на Чарльза виновато и не ждал от него ответа, видел, что он его знает и так. Представляет, как с каждым метром стены замка жизнь покидает людей, которые и не знали причин своей смерти. Слишком быстро. Слишком рано…

— Ты знаешь, что Гамот пытался сделать?

— Я видел, как он… пытался зачать наследника, — осторожно предположил Чарльз.

— Не совсем. В наших телах все мы были бесплодны. И нас это не особо тревожило, а Гамота особенно. Но его волновало то, что как только придет срок для наших тел, то все мы вернемся во Тьму и уже не сможем прийти в этот мир. Ему не нужен был наследник. Ему нужно было тело, способное выдержать дух гамаюна.

— У него вышло? — спросил Чарльз и вспомнил тех демонов, что помогали ему сбежать, а затем и собственные перья, что прорезались каждый раз, когда он использовал свой дар.

— Те, кого ты видел, потомки его первого почти удачного опыта.

— А я? — спросил Ксавьер и охнул, потому что Тео подался вперед и прижал ледяные пальцы к виску Ксавьера, прежде чем тот успел бы увернуться.

Перед глазами все затянуло пеленой видения, а затем мгновенно появились коридор и дверь, ведущая в нынешнюю библиотеку и прошлую лабораторию Гамота. Чарльз смотрел на демона глазами его сородича, но в этот раз все было иначе, и он не чувствовал себя лишь взглядом, не способным ощущать и двигаться.

«Это ярче записей. Ты увидишь это. И поймешь меня… я надеюсь», — прошелестел голос Тео в голове Чарльза, а затем память ожила.

— Ты сказал, что у тебя прорыв? — спросил Чарльз голосом Тео, только более живым и слегка взволнованным. — И видеть ты хочешь именно меня?

— Тебе я могу доверять, не то что этим трусам и пафосным миледи, которых хлебом не корми, дай меч в руки, да головы с плеч, — Гамот еще чем-то походил на человека, но ростом был огромным, и накидка плохо сидела из-за пышных черных перьев.

— Ты мог бы попросить о помощи Дварокс, а не вызывать меня, да и ждать бы пришлось не так долго.

— Она не подойдет, — с улыбкой, растянутой на остром лице, произнес Король и подошел к Тео ближе, коснулся его подбородка своими тонкими хрупкими пальцами с черными длинными когтями. — Ты дашь мне все, что нужно. В тебе еще так много сил, которые ты не отдал войне. Идеально.

— Я слышал о твоих опытах и не собираюсь помогать, раз Нимон сбежал от этого кошмара.

— Он не сбежал.

— Что? Ты знаешь, где он? Ох, слава Свету, Дварокс с Оробейн уже решили, что он мертв!

— Ну, уж он точно не жив, — Гамот тихо рассмеялся, и Тео уже хотел спросить его об их товарище, но пернатый гамаюн внезапно бросился на него, и все померкло в темноте.

Когда она развеялась, Чарльз смог почувствовать холодный пол и сырость, это невольно напомнило ему его же камеру в подвалах монастыря, и он вздрогнул, желая сбросить это воспоминание.

—Ты должен знать это! — зашипел на него дух и словно привязал его к давно минувшим событиям.

Факел коптил стену, освещал окровавленный пол маленького незнакомого помещения с парой столов и кучей колб и книг. Боль пульсировала в боку, и кружилась голова. Чарльз ощущал, как Тео теряет силы, словно в его теле была рана, через которую они потоком вытекали наружу. Он застонал от боли и слабости, сковавшей тело. Беспомощность, которую он прежде никогда не ощущал… И дыхание у самого уха.

— Потерпи. Я знаю, это больно, — шептал Гамот, прижимая Тео спиной к своей груди и поглаживая его по растрепанным волосам когтистой лапой.

— Что?..

— Тише, не говори.

— Я… А-ах, — Тео зажмурился от боли, и Чарльз чувствовал через его воспоминания острую боль в правом боку. Словно там была огромная рана, из которой хлестала кровь, покидая тело вместе с жизненной силой, заставляя всю мощь Тьмы, что таилась в его душе, пробуждаться, пытаясь спасти его, сохранить сознание. — Что это… — сипло спросил Тео, а Гамот лишь поглаживал его по голове и плечам, ласково проводил когтистыми пальцами по отрастающим прямо на глазах перьям, которые уже появлялись на лице и шее Тео, а холод струился по его венам.

— Это, мой дорогой и любознательный Тео, — Гамот тихо засмеялся и прижался губами к макушке своего соплеменника, — то, что спасет мне жизнь.

— Я не… — пробормотал Тео и слегка повернул голову, чтобы взглянуть, что происходит с его раной. Слова тут же застыли в горле, и Тео резко дернулся в руках Гамота, пытаясь вырваться, убежать, спастись, но гамаюн лишь зашипел на него и крепче стиснул своего соплеменника, предостерегающе зашептал ему на ухо:

— Ох, нет-нет-нет, Тео. Ты не сбежишь. И не покинешь это тело. Я не повторю ту же ошибку, что сделал с Нимоном, — оскалился Гамот и ласково провел по шее Тео ногтем, и тот, лишь сейчас ощутив боль в ослабшем теле, дернулся рукой к ее очагу. Он нащупал клеймо на своей коже, и от страха на мгновение все потонуло в гробовой тишине.

— Что ты сделал со мной?

— М-м? Но ты же и так это чувствуешь, верно? — Гамот крепче его обнял и положил голову на плечо Тео, а его густые перья коснулись лица юноши, который с каждой секундой все сильнее бледнел, а тело его медленно, но верно менялось. — Ты никогда не думал о том, что есть наша письменность? — светским тоном спросил Гамот, поглаживая умирающего на его руках Тео, и с заботой посмотрел на свое творение. Ткань на боку юного гамаюна была грубо вырвана, оставляя обнаженными его бок и ребра, а от вздымающейся с каждым болезненным вздохом груди по коже тянулись длинные склизкие окровавленные жилы, по которым пульсировала черная кровь. Она текла к неровному рубиновому яйцу, внутри которого мягко, в ритме умирающего сердца Тео, пульсировал бордовый свет. И каждый раз, когда он проступал, освещая влажную, словно сотканную из тончайшей кожи, покрытой жилками и венками, скорлупу, можно было различить крепкий зародыш, уже имеющий человеческие черты. Он двигался внутри своей демонической колыбели, а глаза его наливались небесным синим свечением, которое то и дело смешивалось с живым пульсирующим светом самого яйца.

— Наши письмена фиксируют воспоминания. Моменты истории, помогая нам, лишь взглянув на них, иметь нужный ориентир для видения. Это просто, все мы так умеем и ведь даже не задумывались, а что еще они могут? — Гамот хмыкнул и впился когтями в живот Тео, заставляя юношу издать тихий стон. — Этот символ на твоей шее фиксирует твой дух. И ты не сможешь, как этот проклятый трус Нимон, в страхе просто вернуться во Тьму! Нет-нет, мой милый Тео, — продолжил нашептывать Гамот и убрал длинную прядь волос за ухо Тео, провел пальцами по перьям, которые становились все крупнее. — Ты не сможешь покинуть свою шкурку, пока она не обратится в пыль, — с восхищением произнес демон. — Разве это не прекрасно? Ты будешь здесь ровно столько, сколько нужно, чтобы наш цыпленок вылупился.

— Наш? — Тео встряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. Но страха не было. Напротив, первым чувством Тео была почти радость. — Это настоящий… Земной гамаюн? — Тео сам не верил своим словам, но в одно мгновение весь страх и боль, ненависть, которую он испытывал до этого, к существу, высасывающему из него жизнь, сменились теплотой и нежностью, и он расслабился, не пытаясь бороться с болью и сопротивляться силе, пожирающей его душу.

— Ты принял это лучше, чем я думал, — тихо удивился Гамот, все еще поглаживая Тео по голове.