Песнь о Гамаюне (СИ)

Ксавьер едва заметно улыбнулся и уже смелее посмотрел на Эрика.

— Я думал, тебе чужды подобные признания.

— Не тогда, когда я должен их сказать. Ведь ты не можешь читать мои мысли.

Чарльз не ответил, слегка пожал плечами, словно показывая, что, возможно, он вполне способен и на подобное, и сам потянулся к Эрику, целуя его медленно и благодарно, отпуская свои страхи, тревоги, позволяя им хоть ненадолго остаться позади.

Эрик положил руку на заднюю часть шеи Чарльза, удерживая его крепко, и ласково повел самыми кончиками грубых пальцев по груди вниз, к вздрагивающему животу, касаясь выпуклых следов от глубоких ран. Рубцы так отчетливо виднелись яркими шрамами на светлой коже, словно горели на ней. Гнев вновь поднялся в душе Эрика, и он сорвался, впился поцелуем в его бледные губы почти хищно, сплетаясь с ним языками, прикусывая губы, желая, чтобы они снова алели как прежде, и крепче прижал Чарльза к кровати. Он его. Только его. И каждый этот шрам на белом теле его ангела тоже лишь его вина. Не уберег. Не защитил. Оставил его. И теперь даже не мог отомстить за ту боль, что испытал его Чарльз. Но может не допустить ее повторения.

Он ласково прикусил губу Чарльза и разомкнул их поцелуй, принялся касаться губами виска и щеки Ксавьера, чувствуя мягкое прикосновение черных перьев.

Он обхватил Чарльза за бока и провел языком по его тонкой шее, где когда-то был кулон с его гербом. Прижался губами к дернувшемуся кадыку и спустился поцелуями ниже. Юноша тихо вздохнул и впился в покрывало, закрыл глаза от наслаждения и слегка прогнулся, словно намеренно прижимаясь плотнее к губам Эрика, призывая его не сдерживаться, прося о больших ласках, и Эрик готов был дать ему все, что он только пожелает, тем более сейчас, когда он чувствовал, как в его живот упирается полувставший член Ксавьера. И сколь сильно не менялось бы его тело, этот юноша как был, так и остался пленительно прекрасным. Одним своим видом заставляя забыть обо всем на свете. Эрик целовал его медленно, словно желая вылизать все тело Чарльза, чуть приподнялся, чтобы касаться его живота и бедер, пока сам припал губами к напряженному соску юноши, прикусывая его и лаская языком. И этот мелодичный тихий стон, от которого, казалось, вибрировало все его тело. Эрик жаждал слышать его снова и снова. Каждый вдох и тихий стон, каждое движение Чарльза под ним направляли Эрика, и он желал всего этого больше, без остановки. Хотел, чтобы его ангел забылся в его руках, стонал от наслаждения, забыв о боли и страхе навсегда. Зная, что Эрик с ним и до самой смерти будет его щитом и опорой.

Он следовал за манящими ощущениями, пленяющими его разум и тело, за реакцией Чарльза, и его сильные руки заскользили от бедер вверх, касаясь ребер юноши, пока сам Эрик прокладывал дорожку влажных поцелуев по его напряженному животу, слегка покалывая нежную кожу жесткой бородой. Спускался ниже, пока вовсе не замер у бедер Чарльза. Юноша вздрогнул и невольно попытался свести ноги, но Эрик положил руку на внутреннюю часть его бедра, не позволяя этого сделать, и лишь поднял на Чарльза темный от возбуждения взгляд. Его глаза, должно быть, были почти такие же черные, как и у самого Чарльза, и, только когда юноша слегка расслабился, Эрик шире развел его ноги и, придерживая Чарльза, провел языком по его твердому члену.

Юноша издал невнятный хрип и дернулся, а Эрик едва не зарычал от удовольствия, сгорая заживо от страсти, от боли в теле и пульсирующей крови в голове и члене. Вот только Чарльз вновь заерзал и попытался свести ноги, и Эрик ощутил, как ему на голову легла тонкая когтистая рука.

— Эрик…

— Тише, ангел мой, — перебил его Леншерр и перехватил его тонкое запястье, прижался губами к его ладони, блаженно прикрывая глаза, а свободной рукой поглаживал Чарльз по колену, мягко надавливая на него, вновь призывая открыться и не бояться.

— Ты… не должен…

— Я хочу этого, — не согласился он и поднял взгляд на Чарльза, и тот тут же приподнялся на локтях, и напрягся, на мгновение замерев от испуга, и даже перья на его лице словно теснее прижались к коже, а глаза влажно заблестели. — Ты мой ангел. Самый прекрасный. Даже если все тело твое покроется перьями, даже если ты изменишься, для меня ты навсегда останешься тем светлым созданием, что спасло мою душу. Ты открыл мне глаза и указал путь. Лишь тебе я доверяю. И никогда не отвернусь от тебя, — со страстью заверил Эрик своего напряженного гамаюна, и когда тот так и не нашелся, что ответить, то король вновь поцеловал его руку и припал губами к напряженному животу. — Позволь мне это… — Он вновь развел ноги Чарльза, на этот раз почти не ощутив сопротивления, удерживая его так и мягко и бережно, поглаживая его бедра, медленно и с упоением принялся целовать самый низ живота Ксавьера, словно намеренно игнорируя стоящий член юноши, не собираясь прикасаться к нему снова, пока сам Чарльз не разрешит.

Горячий язык скользил по нежной коже, оставляя влажный след, а колючая борода тут же сменяла ласковое тепло приятной колкостью, а затем и вовсе чередовалось с короткими поцелуями и бережными укусами. Ровно настолько, чтобы Чарльз забыл, пропустил вдох, чтобы мышцы сладостно напряглись, а бедра инстинктивно дернулись выше. Юноша впился когтистой рукой в покрывало, а вторую бессильно сжал в кулак, не решаясь прикоснуться к Эрику, хоть его так и тянуло это сделать. Но стоило протянуть руку, и он видел не себя… Он видел эту когтистую лапу, тонкую и бледную, с набухшими темными венами и черными перьями, и это останавливало его, когда он хотел впиться в волосы Эрика и направить его ласки. Он не был уверен, он ли это. Боялся представить, что видит сейчас Эрик. И даже слыша его слова и желая в них верить, он не знал… имеет ли он на это право.

— Ну же, Чарльз, — Эрик провел языком от колючих темных лобковых волос по тонкой линии, ведущей к пупку юноши, и Ксавьер не смог сдержать вздоха, дернулся в руках своего короля, который вновь смотрел на него глазами, полными страсти и обожания. — Доверься мне.

И на этот раз Чарльз кивнул и осторожно опустился в постель, прикрыл глаза и услышал, как тихо и довольно усмехнулся Эрик, и хотел уже сказать что-то по этому поводу, но лишь задохнулся от бесшумного стона, когда Леншерр обхватил головку его члена своими губами и ловко закинул ноги Чарльза себе на плечи.

Чарльз впился острыми когтями в покрывала, разрывая их ткань, и терялся в новых слишком острых ощущениях, от которых щеки пылали от стыда и смущения, а тело плавилось от наслаждения и желало большего. Юноша не сдержался и пару раз подался бедрами навстречу жаркому рту, застонал, даже не представляя, что может быть так узко, жарко, влажно и хорошо одновременно. Он чувствовал дыхание Эрика на своем паху, его язык, скользящий по твердому члену, ласкающий упругую головку, задевая маленькое отверстие. Чувствовал каждый вдох и выдох, каждое движение на своем члене и не смог сдержать стона, прогнулся в спине, до дрожи в руках впился в одеяла, чувствуя, что влага течет по его лицу от самых краешков глаз.

Так хорошо ему еще никогда не было. И даже с Эриком он прежде не ощущал такой интимной близости. Только сейчас Чарльз какой-то частью сознания подумал, что он никогда прежде не делал ничего подобного. Даже близко. Он не был с женщиной, и подобную близость не сравнить с теми урывистыми прикосновениями к самому себе, которыми ему приходилось обходиться. Даже все, что было с Эриком до этого, не могло сравниться с этим новым ощущением, так не похожим на прикосновения рук и пальцев.

Чарльз тихо стонал и не мог остановиться, двигал бедрами, пытаясь ощутить больше, войти глубже, раствориться в этом жаре, и уже начал чувствовать, как Эрик придерживает его бедра, пытаясь сдержать распалившегося юношу и контролировать его движения. Но Чарльз чувствовал, как Эрик ухмыляется, двигается быстрее и почти рычит. Это ощущение! Чарльз едва не взвыл, ощутив, как вибрирует горло Эрика изнутри. Его ноги задрожали, и бедра напряглись, дыхание сбилось. Он пытался толкаться быстрее, наслаждаясь каждый раз, когда головка чувствительного члена проходила по небу Леншерра, упиралась в его горло, и уже не мог сдержаться, слыша, как каждое движение Эрика отдается тихим влажным звуком.