Факелы на зиккуратах (СИ)

Едва ли Студт знал о маленьких, приятно-порочных, интригующе-невинных тайнах Велойча. И Фабиан все не мог определиться с человеком, который мог бы намекнуть ему: знает ли Студт о шалостях Велойча или просто прикармливается Велойчем, чтобы при необходимости быть разменянным, как многие до этого. Говорить напрямую с Велойчем было чревато. Говорить с ним же напрямую о Студте – даже мысль об этом унижала Фабиана. А унижений он не любил, ох как не любил. Вынюхивать у Велойча, на чьей он стороне, было тем более опасно: спросив об этом напрямую, Фабиан лично вручал ему кинжал, которым потом пришлось бы делать затем себе харакири. Возможно, спрашивать у Велойча вообще было бессмысленно: достаточно было начать розыгрыш партии против Студта, достаточно было начать выигрывать, и Велойч тут же оказался бы на пороге его кабинета и поинтересовался бы, не нужна ли помощь. И тем не менее: можно ли было рассчитывать хотя бы на это, или капризная «дама Летиция» завела себе новый сердечный интерес, юный, привлекательный, перспективный, стряхнув с себя патологичную привязанность к Фабиану, как вышедшую из моды горжетку?

Томазин считал, что в консулате нет никого, кого Велойч мог бы захотеть протащить повыше – он одинаково не замечал всех вице-консулов и прочих помощников. Альберт с исправностью андроида доносил сведения о Студте и Велойче, включая и сплетни о их посиделках, встречах тет-а-тет этих двух политиканов и их интрижках. Велойч все развлекался с юными брюнетами; Фабиан давно отказался от идеи заводить на каждого из них досье, до такой степени взаимозаменяемыми и утилизируемыми они были; Студт, как выяснилось, любил женщин, у которых были дочери лет этак четырнадцати-пятнадцати. Фабиан велел своему главе службы безопасности присмотреться поближе и к бывшим любовницам Студта и – по какому-то наитию – к их дочерям. На всякий случай. А попутно, пока Теодор Руминидис собирал информацию о тех бабах, Фабиан присматривал возможности для некоторых маневров по укреплению своего положения за счет репутации Студта.

Начало было положено, когда Студт потребовал сокращения финансирования в проекте Фабиана, который он за семь лет до этого увел из-под носа у Велойча. Проектец сам по себе лет пять-восемь назад считался авантюрным, когда на него обратил внимание консулат, точней Фабиан чуть ли не наперекор остальным «старшим коллегам», но по самым осторожным подсчетам уже через два года мог начать окупаться. Об идее проекта говорили как бы не при первых консулах: Земля приближалась к критическому истощению запасов полезных ископаемых традиционными методами; а астрофизика, астрогеология и прочие астронауки все развивались. И при попытке исследовать малые небесные тела удавалось с достоверностью, близкой к абсолютной, установить состав тех же метеоритов, от которого слюни текли у промышленников: они могли состоять из моноэлементов либо из их смесей, которые были феноменально чистыми и удобными для промышленной обработки. При отцах-основателях дело стопорилось на возможности захвата и транспортировки метеоритов к Земле: не было тогда технологий, позволявших захватить метеориты, а тем более транспортировать их; не было и возможности доставить их к Земле. Но постепенно и космический транспорт совершенствовался, и даже появилась первая станция на околоземной орбите, на которой можно было как-то обработать захваченный материал. В общем, проект из сумасшедшего прожекта плавно вырос в утилитарный, промышленный, окупаемый. Фабиан все опасался, что Велойч точит на него зуб: проект был дерзок, когда только затевался; постепенно он оформился, превратился в элегантный конструкт, причем и положенный проекту бюджет был превышен на жалкие двадцать процентов – сущая безделица, а прибыли намечались колоссальные. Одним словом, лакомый кусок. С целью вовлечь Велойча Фабиан намекнул директору проекта, что не мешало бы не рассчитывать на новые производственные мощности, а воспользоваться готовым производством, тем самым, чьим почетным главой является господин второй консул. Директор проекта попытался обратить внимание Фабиана, что метеоритную руду следует обрабатывать не так, как ту же железную руду из земной коры, что значит радикальную перенастройку промышленного цикла, а значит, и заводы, на которые Фабиан хотел отправлять ее, не подходят – нужна слишком длительная и дорогостоящая модификация, проще работать с экспериментальными, у них и производственный цикл гибче, и штат изобретательней; но Фабиан настаивал, памятуя, как Велойч любит поучаствовать, но не нести ответственность – и получилось. Велойч присутствовал в качестве почетного гостя на трансляции захвата и изменения траектории первого метеорита, и он был впечатлен. Он даже признался, очевидно, перепив шампанского, что он, если бы все-таки удержал проект, был бы куда более осторожен, что вылилось бы в бездонный бюджет и куда меньшую вероятность успеха.

– Я сам диву даюсь, – честно признался Фабиан. – Мне, наверное, только моя гордость и не позволяла отступиться.

Велойч скептически посмотрел на него. Но Фабиан смотрел на огромный экран, на котором снова и снова транслировался тот самый невероятный момент – захват метеорита, и казалось: ничто больше не интересует его.

– Если ты настаиваешь на том, что сомневался в успехе, я сделаю вид, что поверил, – произнес Велойч, и его голос был так скучен, что идиоту было бы ясно: не верит, ни слову не верит.

– Я никогда не сомневаюсь в том, что преуспею, – повернувшись к нему, ответил Фабиан. – Но есть успех и есть успех.

Он снова повернулся к экрану.

– Этот проект мог бы обескровить десятки других. Но мог бы быть доведен до этого момента. – Фабиан кивнул головой в сторону экрана. – И за такой успех мне было бы стыдно.

– М-да. – Задумчиво отозвался Велойч и подозвал официанта. Взяв еще бокал с шампанским, он принялся изучать пузырьки – так казалось постороннему. Фабиан ждал. – Или спектроанализ оказался бы дефективным. И мы получили бы несколько кубических километров отменного пепла.

– Или космического льда, – согласно продолжил Фабиан.

Велойч усмехнулся и поднял бокал.

– За успех, – сказал он.

Фабиан чокнулся с ним и допил шампанское.

И когда Студт потребовал сокращения бюджета именно в этом проекте – «слишком долгосрочном, нерентабельном и авантюристском», именно Велойч сказал, артистично полируя ногти:

– Более долгосрочном и нерентабельном, чем ваше сверхглубокое бурение земной коры с целью добычи углеводородов, господин первый консул? На каком вы там километре? На семидесятом? Сколько вам там осталось? Триста сорок? И это за сколько времени? За… что-то не справляюсь. Не подскажет ли нам наш юный коллега?

Он повернулся к Фабиану.

– Восемь месяцев, – охотно подсказал Фабиан.

– Иными словами, вам понадобится что-то около трех с половиной лет, чтобы добурить до заданной глубины, – флегматично продолжил Велойч, не отрываясь от ногтей. И это если надеяться, что направление бурения рассчитано верно, сканирование земной коры было проанализировано верно, и вы в итоге все-таки достигнете того кармана с углеводородами.

– М-м, – протянул Фабиан. – Позволю себе уточнение.

Велойч прекратил полировать ногти и поднял на Фабиана глаза.

– Вы в порыве неслыханной щедрости исходили из арифметической прогрессии, господин Велойч. Я бы предположил, что куда более уместна геометрическая. С увеличением глубины бурения будет возрастать температура, плотность породы, давление, радиация, магнитные поля, что там еще. Для сверхглубокого бурения и роботы нужны будут особенные, способные противостоять этим и многим другим сложностям, о которых мы пока еще и не подозреваем. Я в курсе, господин первый консул, что в этом проекте уже используются сверхнадежные роботы. Боюсь только, после сотого километра и они выйдут из строя.

– Расчеты есть? – откладывая пилку, поинтересовался Велойч.

– Разумеется, – с готовностью ответил Фабиан и ехидно прищурился.

– А метеорит с расчетными параметрами и составом, соответствующим предварительно установленному при помощи спекторанализа, – Велойч повернулся к Студту, – уже приближается к верхней атмосфере Земли. Так что я бы скорей говорил о том, чтобы свернуть эту авантюру со сверхглубоким бурением.