Философия в будуаре, или Безнравственные учителя (Другой перевод)

Следует раз и навсегда покончить с тем, что грозит гибелью нашему детищу. Помните – плод наших трудов предназначен для потомков, дело нашей чести – не оставлять ни одного вредоносного зернышка для взращивания хаоса, из которого мы вырвались с таким трудом. Предрассудки мало-помалу рассеиваются, народ отрекается от католических небылиц; он сносит храмы и развенчивает идолов. Брак отныне рассматривается исключительно в качестве гражданского акта; разрушенные исповедальни используются как общественные помещения; так называемые «верные» покидают апостольские собрания, оставляя на съедение мышам слепленных из теста богов. Не останавливайтесь на полпути, французы: Европа, положа руку на повязку, закрывающую ей глаза, ждет, когда же вы наконец решитесь сорвать ее. Поторопитесь: не оставляйте святейшему Риму ни времени, ни сил обуздать ваш порыв и сохранить хотя бы немногих своих прозелитов. Беспощадно отсекайте его надменную, но уже дрожащую от страха голову. Не пройдет и нескольких месяцев – над развалинами кафедры Святого Петра вознесется деревце свободы, чьи раскидистые ветви заслонят презренных идолов христианства, бесстыдно воздвигнутых на костях Брута и Катона.

Французы, не устану повторять: Европа надеется, что вы освободите ее и от скипетра, и от кадила. Поймите: невозможно избавиться от пут королевской тирании, не разбив оков религиозных предрассудков. Обе тирании связаны одной цепью, и оставляя в живых одну из них, вы тотчас окажетесь во власти второй, недобитой. Не пристало республиканцу преклонять колени ни перед воображаемым верховным существом, ни перед наглым самозванцем; нет у него отныне иных божеств, кроме мужества и свободы. Едва в Риме начали проповедовать христианство, он утратил свое величие, неминуемо погибнет и Франция, если вовремя не прекратит почитать этот культ.

Достаточно изучить абсурдные догматы, зловещие таинства, чудовищные обряды и непримиримую мораль этой гнусной религии, чтобы стало очевидно, сколь неприемлема она для республиканца. Неужели вы и впрямь полагаете, что я стану дорожить мнением субъекта, припадающего к ногам никчемного служителя Иисуса? Совершенно исключено! Презренный этот тип будет вечно цепляться за близкие ему – именно в силу его ничтожности – зверства старого режима; кто добровольно смирился с глупостью и пошлостью вероисповедания, бездумно признанного большинством в качестве господствующего – не вправе диктовать мне законы и заниматься моим просвещением, ибо я презираю его, как раба суеверия и предрассудков.

Желая убедиться в справедливости данного утверждения, достаточно приглядеться к индивидам, которые по-прежнему верны неразумному культу наших отцов; нетрудно заметить, что большинство из них – непримиримые враги нынешней системы правления, принадлежащие к справедливо презираемой касте роялистов и аристократов. И это вполне естественно – раб коронованного разбойника пресмыкается у ног идола из хлебного мякиша, такой предмет поклонения как нельзя лучше соответствует низкой его душонке. Кто прислуживает королям, непременно почитает и богов! Но нам ли, французы, нам ли, дорогие единоземцы, смиренно ползать, влача ненавистные оковы? Лучше тысячу раз умереть, нежели снова попасть в кабалу! Раз мы так нуждаемся в некоем культе, изберем для подражания древних римлян, у них объектами веры становились великие деяния, большие страсти и прославленные герои. Такие кумиры возвышали душу, электризовали ее, приобщая простых смертных к добродетелям почитаемого божества. Поклонник Минервы стремился к благоразумию. В сердце того, кто припадал к стопам Марса, вселялось мужество. Все божества, избранные достойными сими людьми, преисполнены силы; искры их небесного пламени разносились по душам тех, кто воздавал им почести; человек той поры надеялся, что и сам однажды станет предметом чьего-то восхищения, и потому выбирал для подражания объекты истинно возвышенные. Полная тому противоположность – бессильные христианские божки. Что предлагает нелепая эта вера? [8] Пробудит ли в вас сколь-нибудь возвышенные идеи пошлый самозванец из Назарета? А может, внушит вам какие-то добродетели его грязная противная мамочка – бесстыжая Мария? Отыщется ли в христианском раю, сплошь забитом святыми, достаточно примеров величия, геройства и доблести? О неспособности жалкой этой религии порождать великие идеи явно свидетельствует малое число художников, сумевших воплотить ее атрибуты в созданных ими памятниках культуры; так, в Риме большинство украшений и орнаментов папского дворца выполнено по греко-римским, а не раннехристианским образцам; сколько простоит наш мир, столько продлится ни с чем не сравнимое влияние язычества на творчество великих мастеров.

Быть может, более возвышенными и величественными окажутся сюжеты чистого теизма? Быть может, принятие химеры иного рода зарядит наши души энергией, столь необходимой для взлелеивания и реализации на практике республиканских добродетелей? Распрощаемся и с этим обманчивым призраком – единственной системой, пригодной в нашу эпоху для людей здравомыслящих, является атеизм. На данном этапе познания становится ясно: движение присуще самой материи, и побудитель, передающий ее импульсы, не более чем иллюзия, ибо для сущности, подвижной по своей природе, двигатель совершенно бесполезен; пора осознать, сколь предусмотрительно изобрели себе такого бога первые законодатели, превратив его в удобное средство нашего закабаления; они закрепили за собой право высказываться от имени этого призрака и научились его устами поддерживать нелепые законы, призванные нас поработить. Ликург, Нума, Моисей, Иисус Христос, Магомет – словом, все великие плуты, деспотично завладевшие нашими умами, ловко приобщали ими же придуманные божества к осуществлению своих собственных непомерно честолюбивых замыслов: покорение целых народов происходило с санкции богов – к ним взывали, как правило, либо «весьма кстати», либо к собственной выгоде.

Равного презрения заслуживает как сам ни на что не годный бог, усердно проповедуемый самозванцами разных мастей, так и сопутствующие ему религиозные ухищрения; смешными этими игрушками не позабавить людей истинно свободных. Полная ликвидация религиозных культов на всей европейской территории – одно из важнейших для нас положений. Сломанных скипетров недостаточно; сотрем в порошок и идолов: от суеверия до роялизма один шаг. [9] Необходимость таких мер очевидна, ибо одна из первейших статей королевской власти – усиление господствующей религии как одной из политических основ. Трон снесен, теперь закрепим победу навсегда – без оглядки выбьем из-под него подпорки.

Сограждане, нет сомнений: религия в корне противоречит идее свободного общества; многие уже ощутили это на себе. Человек освобожденный не станет гнуть спину перед ипостасями христианства: непригодны для республиканца ни догматы его, ни обряды, ни таинства, ни мораль. Еще одно усилие – потрудитесь искоренить предрассудки, не давайте выжить ни одному из них, поскольку любой, оставшийся в живых, вытянет за собой остальные, и тогда, словно в колыбели, выпестуются все до единого. Довольно полагать религию полезной для рода человеческого. Примите хорошие законы – и вы прекрасно без нее обойдетесь. Тому, кто утверждает, что вера необходима народу в качестве развлечения и сдерживающего начала, спокойно ответим: в добрый час! Но в таком случае, извольте предложить вероучение, подобающее людям свободомыслящим. Вернемся к языческим божествам. С радостью преклоним колена перед Юпитером, Геркулесом или Палладой; но довольно с нас сказок о творце вселенной, которая приходит в движение сама по себе; довольно разговоров о Боге, не обладающем протяженностью и тем не менее заполняющем безграничное пространство, о Боге всемогущем, не способном исполнить ни одно из своих желаний, о всеблагом существе, постоянно доставляющем нам неприятности, о поборнике порядка, чье правление зиждется на полном беспорядке. Довольно с нас Бога, портящего природу, порождающего замешательство в умах и подталкивающего человека к совершению безобразий; нельзя наблюдать за таким Богом, не содрогаясь от возмущения – предадим Его забвению, из которого Его недавно чуть было не извлек бесчестный Робеспьер. [10]