Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Особое значение германские стратеги придавали ис­пользованию националистических сил и сепаратистских движений внутри СССР. «Немецкая военная разведка, — как отмечал Л. де Ионг, — установила также связи с наци­оналистами из прибалтийских республик... с целью орга­низации восстаний в тылу русских армий. Весной 1941 года немцы установили контакт с бывшим послом Латвии в Берлине, бывшим атташе латвийского посольства в Бер­лине и бывшим начальником разведки эстонского Генера­льного штаба». Выше уже упоминалось о постоянной свя­зи Фронта литовских активистов с Германией накануне войны.

Перед вторжением, отмечал де Ионг, «для Гитлера и его генералов стало чрезвычайно важным узнать о том, что происходит в тылу русских войск. Для решения этой задачи в распоряжение штабов немецких армий направ­лялись группы агентов из коренного населения». Адмирал Канарис сообщал: «Каждая группа насчитывала 25 (или более) человек. Во главе этих групп стояли немецкие офи­церы... Они должны были проникать в советский тыл на рлубину 50—300 километров перед фронтом наступающих немецких армий с тем, чтобы сообщать по радио о резуль­татах своих нападений». По словам де Ионга, эти группы должны были овладевать мостами, тоннелями, военными складами. Впоследствии деятельность подобных групп наносила огромный ущерб Красной Армии. Как писал де Ионг, «их действия в Латвии дали возможность спасти от разрушения важный мост через Двину».

Великая Отечественная война, начавшаяся 22 июня 1941 года, стала тяжелейшим испытанием для всех наро­дов СССР. Удары, нанесенные нашей стране гитлеров­ской Германией, были усилены вероломными действиями подпольных националистических формирований, вступив­ших в сговор с германским фашизмом. В «Истории Лито­вской ССР» сказано: «Националистическое руководство ФЛА накануне... войны перебрасывало в Литву своих эмиссаров и диверсантов, обученных в специальных гит­леровских школах. К ним присоединялись участники банд, созданных еще до войны подпольными центрами ФЛА в Вильнюсе, Каунасе и других местах Литвы. Начиная с рас­света 22 июня банды буржуазных националистов напада­ли на мелкие группы красноармейцев, обстреливали от­ряды милиции и советско-партийных работников, убивали новоселов, советских активистов, нарушали нормальную работу связи и транспорта».

23 июня отряды ФЛА захватили радиостанцию Кауна­са. От имени ФЛА по радио выступил некий Прапуоля- нис, который призвал все «национальные» силы прийти на помощь германским армиям. Одновременно было провозглашено «восстановление независимости Литвы и создание временного правительства. Исполняющим обязанности премьер-министра стал клерикальный дея­тель Юозас Амбазевичус. Вооруженные выступления против Советской власти происходили и в других частях Литвы.

М.Ю. Крысин писал: «Отряды литовских национали­стов... заявили о себе в тот же день, когда стало известно о нападении Германии на Советский Союз. От 35 ООО до 36 ООО человек действовали под контролем Фронта лито­вских активистов... Еще от 90 ООО до 100 ООО вооруженных литовских националистов действовали в разрозненных отрядах, которые не контролировались ФЛА... К ним при­соединились бывшие члены полувоенных националисти­ческих организаций «Шаулю Саюнга» («Стрелки») и «Нео- лиетва» («Новая Литва»), а также сотни уголовников, осво­божденных бандами националистов».

Эти выступления помогали продвижению вермахта. Мисиунас и Таагепера писали: «25 июня вермахт вошел в Каунас почти парадным строем и обнаружил, что им управляет временное правительство». Националистиче­ское подполье, в основном успешно укрывшееся от ре­прессий НКВД, действовало вместе с диверсионной аген­турой гестапо как верная «пятая колонна» Гитлера.

28 июня вооруженная группа латвийских национали­стов завладела радиостанцией Риги, но на следующий день она была выбита оттуда. Рассказывая об этих боях в Риге, авторы «Истории Латвийской ССР» отмечали: «Врагу помогали диверсанты и предатели. Имели место случаи, когда с чердаков и из окон домов открывался пулеметный и ружейный огонь по солдатам Красной Армии и рабоче- гвардейцам».

Ряд бывших латвийских военных подразделений высту­пили после начала войны в полном боевом порядке на стороне немцев. К моменту вступления немцев в Ригу были созданы две организации, претендовавшие на роль правительства: Центральный организационный комитет за освобожденную Латвию и Временный государственный совет. Мисиунас и Таагепера отмечали, что хотя «немцы избегали прямого контакта с ними, но использовали их для восстановления хозяйства». В Эстонии самозванный совет, претендовавший на роль правительства, возглавил бывший премьер Улуотс.

По мере того как германские части приближались к территории Эстонии, подпольные националистические формирования активизировали вооруженные действия против советских войск. Как отмечали Р. Мисиунас и Р. Таагепера, «некоторые из них насчитывали несколько сот человек и были организованы в довольно дисциплини­рованные части бывшими армейскими офицерами. В зна­чительной части Южной Эстонии советская администра­ция была заменена эстонской, за несколько дней и даже недель до прихода основных германских сил. Тарту ока­зался под полным или частичным эстонским контролем с 10 по 28 июля».

В Северной Эстонии вооруженные отряды национали­стов, по словам Мисиунаса и Таагепера, «насчитывали 5000 активных бойцов и 1500 на одной вооруженной лес­ной базе в Каутла... Потери партизан насчитывали 541 убитых и пропавших без вести. Сравнимые потери понес­ли и советские войска за два месяца боев».

Помимо воинских частей, в советском тылу действова­ли и заброшенные туда группы из агентов гестапо и СД. Перед ними ставилась задача выявить коммунистов, ком­сомольцев, руководителей советских органов и обще­ственных активистов. Заранее составлялись списки жертв.

Одним из таких формирований стала группа «Эрна» из 14 шпионов и 70 бывших военнослужащих эстонской ар­мии. 7 июля группа была переброшена самолетами из Финляндии в Харьюский уезд. Как отмечал Леонид Бар­ков, «шпионы и бандиты из группы «Эрна» жестоко рас­правлялись с местным партийно-советским активом и во­еннослужащими Красной Армии. Участники этого форми­рования зачастую, как знак своей особой жестокости, вырезали на теле жертвы букву «Е» (т.е. «Егпа»). Теракты и диверсии этих формирований из местных националистов являлись составной частью германской агрессии против СССР.

Планируя военные действия в Прибалтике, германское военное командование собиралось осуществить быстрый разгром советских армий. Военный историк генерал К. Типпельскирх писал: «Группа армий «Север» стреми­лась прежде всего продвинуться вперед подвижными сое­динениями сильного правого крыла, чтобы как можно ско­рее достигнуть района Опочки, воспрепятствовать отходу русских войск из Прибалтики и создать предпосылку для последующего быстрого наступления на Ленинград».

Несмотря на вероломство нападения Германии и уда­ры в спину, которые наносила тайная агентура Германии в Прибалтике по советским войскам, с первых же дней вой­ны бойцы Красной Армии при поддержке местного насе­ления давали отпор агрессорам и их сообщникам. С 23 по 28 июня в полном окружении героически сражался гарни­зон военно-морской базы Лиепая (Либава). Бывший лич­ный переводчик А. Гитлера, а затем немецкий историк Па­уль Карелл признавал: «Оборона была организована блес­тяще. Солдаты хорошо вооружены и фанатично храбры... Они показали наилучшие элементы военного искусства... Эта победа была горьким уроком: в Либаве впервые выяс­нилось, на что способен красноармеец при обороне укрепленного пункта, когда им руководят решительно и хладнокровно».

Несмотря на то что в точном соответствии с планами немецко-фашистские войска оказались в начале июля южнее Опочки, Типпельскирх признавал: «Уничтожение крупных сил противника, как это намечалось, до сих пор не было осуществлено... Командование и войска оказа­лись на высоте требований, которые предъявлял к ним необычный, значительно более трудный, чем все преды­дущие, театр военных действий. Убедительным было упорство противника; поражало количество танков, участ­вовавших в его контратаках. Это был противник со сталь­ной волей, который безжалостно, но и не без знания опе­ративного искусства бросал свои войска в бой. Для серь­езных опасений не было никаких оснований, однако уже было ясно одно: здесь не могло быть и речи о том, чтобы быстрыми ударами «разрушить карточный домик». Эта кампания не будет проходить так же планомерно, как прежде».