Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Главнокомандующий эстонской армией генерал И. Лайдонер позже вспоминал, что сразу после заключе­ния советско-германского договора о ненападении «Пяте предложил немедленно послать кого-либо из военных в Берлин, чтобы постараться узнать через военные круги, а если можно — через адмирала Канариса истину по этому вопросу. Я предложил послать туда полковника Маазинга, как наиболее известного Канарису. В тот же день или днем позже Маазинг вылетел в Берлин и очень быстро вернулся обратно. Особенных результатов он там не до­стиг, так как адмирал Канарис заявил ему, что относите­льно договора с Советским Союзом он ничего сказать не может. По возвращении из Германии Маазинг был на­строен пессимистически. Во время доклада о результатах поездки в Берлин он заявил мне, что лучше было бы нам до заключения договора начать войну с СССР».

Эстонское правительство, подчеркивал советский пол­пред в своей депеше в Москву, «было и остается враждеб­ным Советскому Союзу. При всем стремлении эстонских правящих кругов говорить о войне нейтрально — их сим­патии с Гитлером, с фашизмом». В то же время, как отме­чал К.Н. Никитин, «фашистски настроенные круги (круп­ные промышленники и торговцы) в пакте о ненападении Германии с СССР видели измену со стороны Гитлера и, не стесняясь, говорили: «Продал, подлец!» Как указывал пол­пред, «развернувшиеся мировые события стратегически поставили Эстонию в такое положение, что она очутилась лицом к лицу (наедине) с красным коминтерновским вос­точным соседом, который не только сейчас не заикается о каких бы то ни было гарантиях, а того и гляди захочет вдруг вернуть свою бывшую провинцию, если не всю, то по крайней мере пограничные районы, заселенные таким ненадежным и беспокойным в силу национальных со сто­роны эстонцев издевательств русским населением. Эта боязнь заставила их вновь гнать войска на эстонско-со­ветскую границу и переносить часть укреплений, а частич­но и строить их заново, на левый берег реки Наровы».

Правда, с началом войны в Польше правительства при­балтийских государств поспешили провозгласить свой нейтралитет. (4 сентября Мунтерс на аудиенции с послан­ником фон Котце поставил вопрос об уважении Герма­нией нейтралитета Латвии. Фон Котце заявил, что нет не­обходимости в особой декларации на этот счет со сторо­ны Германии после договора от 7 июня 1939 года.)

В то же время начало войны прервало торговые связи Эстонии с рядом стран. Последовавшее ухудшение эконо­мической обстановки заставляло и часть правящих кругов Эстонии задумываться о расширении сотрудничества с

Советским Союзом. Подобные настроения широко рас­пространялись среди различных слоев населения. Как от­мечалось в отчете полпреда, эта «группа, довольно разно­образная по своему социальному положению, но ненави­дящая немецкое прежнее баронство и хорошо помнящая их владычество, говорила, что они с большой охотой гото­вы пойти под власть СССР... Характерно поведение ком­мерсантов-евреев. Они открыто говорят: «Черт с ними, с магазинами, лишь бы пустили в Россию, все отдадим, мы просто устали жить...» О простом рабочем классе и погра­ничном русском трудовом крестьянстве не говорю. У этих настроение определенное, хотят жить с СССР».

Следует учесть, что молниеносная победа Германии над Польшей привела к быстрой смене настроений в ряде прибалтийских стран. Несмотря на существование совет- ско-германского договора о ненападении, в правящих кругах Эстонии возрастали надежды на то, что Германия их поддержит по мере успехов германского оружия в По­льше. «Если они в начале войны выражались очень осто­рожно, но с безусловной симпатией к Германии, — писал в своем отчете К.Н. Никитин, — то теперь с победой Гер­мания им дает каменного угля, ибо польские рудники за­браны немецкими войсками, также дает им и железа, ибо с металлических заводов за счет Польши также можно уделить им часть. Одним словом, начали сквозить ноты... что, мол, «и без вас обойдемся».

Эти настроения подогревала наиболее состоятельная часть немецкого меньшинства, проживавшего в Эстонии. Позже в своей беседе с полпредом СССР председатель Государственного совета Эстонии М.И. Пунга сообщал, что ведущие деятели немецкого меньшинства в Эстонии направили Гитлеру петицию с призывом к оккупации страны.

Уверенность, что Германия помешает вступлению со­ветских войск в Эстонию, после побед вермахта в Польше проявлялась в поведении эстонской дипломатии. Вслед за Маазингом в Берлин был направлен агент эстонской политической полиции барон Юкскюль с тем же поручени­ем — выяснить, как советско-германский договор отра­зится на судьбе Эстонии. Барона обнадежили, а вскоре, в середине сентября 1939 года, в Таллин прибыл руководя­щий работник немецкой разведки доктор Клее. Из бесед с ним ведущих членов правительства Эстонии последним стало ясно, что война Германии с Советским Союзом лишь отложена по стратегическим соображениям, а под­готовка к войне будет продолжаться.

24 сентября в Москву прибыл министр иностранных дел Эстонии К. Селтер для подписания советско-эстон­ского договора о торговле. В ходе переговоров с Селте- ром Молотов заявил о неудовлетворительном состоянии советско-эстонских отношений, сославшись на побег ин­тернированной польской подводной лодки. Селтеру был представлен проект договора о взаимопомощи, в соот­ветствии с которым СССР получал возможность разме­щать на территории Эстонии военно-воздушные, военно- морские базы и сухопутные войска. Делегация Эстонии отказалась подписать договор и покинула Москву.

Как сообщалось в докладной замнаркома внутренних дел СССР Масленникова от 27 сентября, «в прилегающей к СССР пограничной полосе Эстонии, под видом проведе­ния осенних маневров, происходило сосредоточение по­левых частей эстонской армии. Граница была усилена. На отдельные кордоны были доставлены станковые пулеме­ты и установлены орудия в направлении СССР. В районе Усть-Нарова отмечалось передвижение танков. В город Нарва прибыло несколько войсковых подразделений, при­веденных в боевую готовность. На начало октября был на­мечен призыв состава 1909—1916 годов рождения, а при­писанных к артиллерийским частям — в возрасте до 40 лет». В свою очередь, по сведениям эстонских властей, к границам Эстонии было подведено около 160 тысяч со­ветских войск.

Одновременно сразу после предложения Молотова Селтеру о заключении договора о взаимной помощи эс­тонское правительство вновь направило своих эмиссаров в Берлин — полковника Маазинга и барона Юкскюля. Вер­нувшись в Таллин, они сообщили, что германское прави­тельство рассматривает размещение советских войск на эстонской территории как временное явление.

Состоялась также беседа директора «ИГ Фарбенинду- стри» Фрица Меера с Пятсом. Пяте позже вспоминал: «В частном разговоре со мной директор не скрывал, что Г ер­мания и после заключения договора с Советским Союзом продолжает старую политику по отношению к СССР. В Германии, по его словам, все больше и больше распро­страняется убеждение, что природные богатства Совет­ского Союза должны быть доступны только ей. В Герма­нии прекрасно понимают, что Россия их добровольно не уступит и придется бороться. Без борьбы не обойтись, и надо ждать, и придется бороться. Все руководящие круги Германии это понимают и уже продолжительное время го­товятся к борьбе».

Как утверждал в своих воспоминаниях Х.Р. Лессер, бывший адъютант главнокомандующего эстонской армии генерала И. Лайдонера, в своем письме К. Пятсу А. Гитлер заявил, что Германия не будет возражать, если в Эстонии будут размещены советские войска. В то же время А. Гит­лер просил эстонское правительство «потерпеть» до осе­ни 1940 года. Это письмо во многом объясняло последую­щее поведение К. Пятса и его окружения. В эти дни И. Лайдонер заявил: «Если бы была надежда, что откуда- нибудь придет помощь... то мы бы воевали».

Однако не только отказ Германии, не желавшей в это время идти на ухудшение отношений с СССР, но и широ­кая оппозиция такому союзу в Эстонии не позволяла пра­вящим кругам республики взяться за оружие. Признавая непопулярность проектов эстонско-советской войны, Лайдонер говорил: «Нетрудно предсказать, каково было бы влияние коммунистической пропаганды в случае раз­вязывания этой войны... Кроме всего прочего, трудно на­чать войну, когда тебе предлагают договор об оказании помощи». Эстонский государственный деятель Пийп кон­статировал: «Народ сейчас не в таком состоянии, чтобы с ним не считаться». Консультации, которые правительство Пятса провело с правительством Финляндии, окончатель­но убедили его в необходимости принять советское пред­ложение.