Рядовой свидетель эпохи.

Мне в очередной раз крупно повезло. Потом уж я подумал, что начальник госпиталя, наверное, был рад такому обороту дела чуть ли не больше, чем я. Одно дело — ЧП в подведомственном ему гарнизоне, связанном лишь с заурядной, как бы сейчас сказали, приватизацией заблудившегося в лесу барана, и совсем другое дело — бандитизм с оружием среди местного населения. Спасибо тем совестливым казахам.

В тот же день в самом срочном порядке меня выписали из госпиталя, сняв повязки, заклеив каким-то лаком раны, действительно уже затянувшиеся, забыв и про стрельбу в неуказанном месте, и про незаконное хранение оружия. Выпроводили в батальон выздоравливающих вместе с небольшой группой других выздоравливающих, в числе которых оказались и мои дружки Павел Яковлев и Федя Чепурков, мечтающие попасть в танковые войска. Через несколько дней оттуда большую группу выздоравливающих бойцов и младших командиров отправили на машинах на сборный пункт западнее Риги. Там, на сборном пункте, творилась анархия, ничего нельзя было понять, как нас думают использовать дальше. На вопрос, как попасть в свою часть, воюющую где-то недалеко, никто ничего не может ответить. Между тем по близко проходящему шоссе интенсивно сновала масса автомашин, среди которых было немало и машин нашего корпуса с хорошо знакомой эмблемой на дверях кабины. В праздничный день 7 ноября 1944 года, получив котелок наркомовского спирта на нашу группу и разлив его по флягам, остановили первую же машину нашего танкового корпуса, выделили водителю причитающуюся в таком случае долю спирта, двинулись в путь на Курляндский полуостров, где, как нам рассказал водитель, стоит в обороне наш корпус.

Мысленно перебирая в памяти все эти события, стоя в строю на вечерней поверке после войны, я каждый раз сознавал, как же все же мне повезло. Попади в спешке из госпиталя дело в трибунал, там запросто могли, не церемонясь, определить «вышку» и обязательно бы объявили об этом в приказе по фронту или армии, дабы обозначить неустанную борьбу по пресечению бесчинств военнослужащих по отношению к местному населению территории, недавно вошедшей в состав Советского Союза.

В ЛЕСАХ ПОД ШТЕТТИНОМ

Когда поутихли авральные работы, всегда сопровождавшие переезды на новое расположение воинской части, закончилось обустройство жилья, строительство ангара для танков всей бригады, приемка новых танков, стали осматриваться вокруг. Разведывать окрестности, делать ознакомительные первые вылазки в глубь леса, плавать на большие расстояния по озерам на гоночных байдарках, оказавшихся вокруг во множестве, то стало ясно, что с расположением нам необыкновенно повезло.

Место нашей новой дислокации оказалось исключительно благоприятным для расслабления от ставшей скучной воинской службы. Лучше места не бывает: цепь чистейших, переходящих одно в другое, лесных озер. Большой лесной массив, богатый, как выяснилось очень скоро, копытной дичью — дикие козы, кабаны, олени, много земляных кроликов. Совсем рядом с расположением нашей танковой бригады изобилие ежевики, малины. В озере много рыбы. В лесу встречаются заброшенные охотничьи домики, в небольших садах вокруг них растут яблоки и груши. По краям полей в лесу встречаются старые охотничьи вышки для отстрела кабанов на приманках. По слухам где-то здесь находились охотничьи угодья Геринга.

Для меня вторая половина 1945 года и первая половина 1946 года оказались прямо райским годом на фоне повседневной однообразной послевоенной службы в строевой части. Как будто за терпеливо перенесенные недавние стрессы была дарована возможность интересного, здорового времяпровождения, повседневного общения с природой...

По окрестностям разбросано много всякого немецкого оружия, патронов к нему, противотанковых мин. И самое интересное — фауст-патронов, совсем недавно еще — грозного противотанкового оружия, прототипа современных ручных кумулятивных противотанковых гранатометов, стоящих ныне на вооружении всех армий мира. Кое-какое немецкое оружие мы, конечно, припрятали недалеко в лесу. Несколько немецких винтовок повесили вниз стволами под густые кроны густых елок, запаянные цинки (то есть цинковые ящики с патронами) закопали в сухой песок. Припрятали фауст-патроны и противотанковые мины — будет, чем глушить рыбу. Нашлись и бесхозные патроны для наших автоматов ППШ и ППС. Мы, несколько самых, видимо, любознательных, начали досконально осваивать конструкцию фауст-патрона.

Энтузиастом этого дела был у нас механик-водитель Николай Казанцев. Он, наверное, первым в нашей танковой бригаде, а скорее всего, первый и в танковом корпусе освоил стрельбу фауст-патронами. Будучи очень любознательным и внимательным, он, увидев раз, стал присматриваться через свой люк и перископы, как немцы применяют это свое новое противотанковое оружие. Выскакивает немец неожиданно перед танком в полный рост с какой-то трубой и набалдашиной на ней, быстро кладет её на плечо, что-то там, в середине нажимает, и из неё летит эта набалдашина в танк и взрывается на его поверхности, а немец мгновенно исчезает. Раз увидел, два увидел, а потом, найдя эту штуковину в каком-то доме, быстро разобрался, где что и начал стрелять из нее. Я с фауст-патроном знакомился несколько иначе.

Впервые увидели мы его в Восточной Пруссии, в феврале 45-го, валяющимся недалеко от того места, где мы остановились. Никто из нашего экипажа раньше его не видел, но слухов о нем уже наслышались. Первое знакомство с ним начали так. Сначала решили пострелять по нему издали, выяснить, взорвется он от попадания пули или нет. Не реагирует. Тогда привязали к нему длинный, валяющийся телефонный провод и начали дергать его то в одну, то в другую сторону. Не реагирует. Наконец, бросили его в какую-то яму — все равно не взрывается. На том и закончилось наше первое с ним знакомство.

Теперь же, у озер под Фалькенбургом мы взялись исследовать фаустпатрон дотошно. До последней детали разобрали взрыватель кумулятивной гранаты, разобрались в принципе его действия, изучили процесс выталкивания гранаты из трубы, устройство спускового механизма, систему прицеливания. Во всем разобрались, не полезли только внутрь детонатора самой гранаты. В процессе такого изучения прошли и богатую практику применения фауст-патронов по оставшимся еще кое-где сгоревшим танкам, по другим металлическим предметам, по булыжникам, по воде. Для глушения рыбы фауст-патрон оказался не очень эффективным — он взрывался на самой поверхности воды и глушил только ту рыбу, которая плавала у поверхности. Рыбу на глубине не доставал. Больше для глушения рыбы подходила обычная ручная граната и, конечно, противотанковая мина со взрывателем от ручной гранаты.

Однажды кто-то из командиров танков разведал в дальнем углу цепи наших озер, на устье речушки при впадении в озеро, водяную мельницу и ниже под ней — большой омут. В нем по всем признакам должна водиться хорошая рыба. Собралась наша команда опытных «взрывников», коими мы с Николаем Казанцевым уже считались. Прихватили две противотанковые мины, взрыватели и на большой лодке отправились в экспедицию за рыбой. Километров через десять достигли нужного рубежа.

Омут под мельницей, действительно, оказался впечатляющим. Широкий, глубокий, ниже по реке метрах в трехстах — озеро, заросшее у берега камышом и водорослями. Рыба, по всем признакам, должна быть. Связали вместе две противотанковые мины, вставили в обе запалы от гранат Ф-1., выдернули чеки, вдвоем забросили мины в омут и отбежали от берега. Почему-то особенно долго не было взрыва, мелькнула тревожное предположение: запалы не сработали, и мины останутся лежать на дне омута. И решив, что взрыва не будет, распрямились и уныло посмотрели друг на друга. У каждого, наверное, промелькнула мысль: больше-то мин нет, надо было сначала бросить одну мину, оставив другую в запасе...

И в этот момент грохнуло. Да так, что под нами земля больно ударила снизу по ногам через подошвы сапог... А рыбы нет. Постояли, постояли несколько минут и побрели уныло к озеру, понурив головы. Но кто- то случайно оглянулся на реку и вскрикнул: вся поверхность реки сзади была покрыта всплывшей оглушенной рыбой. В течение нескольких минут набили рыбой прихваченные с собой вещевые мешки, собрали всю рыбу, начавшуюся оживать на поверхности, остальная, как ни странно, ожила и ушла в глубину. Больше никогда такими мощными зарядами не глушили, довольствовались глушением нашими «лимонками» и немецкими гранатами.