Рядовой свидетель эпохи.

С конца мая начались непрерывные передвижения наших войск в Германии, Польше и, наверное, в других странах, где застал их конец воины. В недалеких Катовицах погрузились мы в эшелон и двинулись куда-то на север. Выгрузились сначала на окраине Познани, поселились в каком-то, бывшем военном городке у самой реки Варты. Покупались и там, в третьей реке на чужой территории. Но вскоре снова погрузились на колеса и через несколько дней выгрузились неведомо где, в каком-то бывшем богатом имении. Через полторы недели — опять на колеса. Проследовали через Франкфурт на Одере и повернули опять на север. На протяжении всех этих перемещений навстречу двигались эшелоны с немецким населением, выселяемым с той территории, которая по Ялтинскому, а потом и по Потсдамскому соглашению союзников, отходила к Польше. Голодные, легко одетые женщины и дети, просящие что-нибудь поесть. Выселяли их поляки, давая на сборы, как нам говорили, всего 24 часа, не разрешая ничего брать с собой, кроме того, что на себе. Многие наши солдаты и офицеры жалели этих несчастных женщин и детей, подкармливали тем, что кто имел, возмущались жадностью и жестокостью поляков.

Наконец, выгрузились в городе Фалькенбург под Штеттином. Нашей танковой бригаде отвели для расположения местность километрах в 10- ти от Фалькенбурга на берегу озера на краю большого леса. Поселились мы в одноэтажных бараках какого-то странного населенного пункта. Вскоре выяснилось, что поселились мы на территории бывшей немецкой разведшколы. Кроме бараков рядом располагалось несколько довольно больших, приземистых зданий, крыши которых поверх водонепроницаемой кровли были покрыты тростником, явно для маскировки от авиации. Берег озера в этом месте был высоким, сухим, видимо, каменистым. Под нами находился какой-то подземный завод, затоплений озерной водой к моменту нашего прибытия в это место. Точнее сказать, он был затоплен в момент, когда здесь проходил фронт, и так и остался в таком состоянии на долгое время. Немного в стороне от нашего расположения высилась огромная прямоугольная башня — воздухозаборник для подземного завода, послужившая нам хорошим ориентиром, когда мы начали разведывать окрестности. Под землей находилась и большая специализированная библиотека. Там среди множества книг на немецком языке было много крупномасштабных аэроснимков кварталов наших крупных городов: Киева, Одессы, Харькова и многих других. На них были указаны номера квартир некоторых домов и списки жильцов, наверное, еще довоенных. Среди этих квартир, были, надо полагать, и явочные квартиры для разведчиков. В одном из бараков, в которых мы вскоре поселились, было разбросано множество личных дел на русском языке, то ли готовившихся там разведчиков, то ли сотрудников этой разведшколы. Для нас это не представляло никакого интереса. Поднимешь, полистаешь и снова бросишь в одну мусорную кучу. Книги, фотоснимки, личные дела были беспорядочно разбросаны. Задолго до нас в этой бывшей разведшколе побывали, как говорят, компетентные органы и весь интересный для них материал отсюда вывезли.

После того, как мы оборудовали себе жилье, жизнь пошла веселее, появилось свободное время. Невдалеке, также на высоком берегу озера располагался хорошо оборудованный стадион, рядом находилась байдарочная станция с множеством уцелевших гоночных байдарок, вышка для прыжков в воду. Озеро, на берегу которого мы расположились, было лишь начальным звеном целой цепи озер, переходящих одно в другое и простирающихся на десятки километров. Все это и еще охота, которой мы небольшой компанией вскоре занялись, очень скрасило нашу жизнь на целый год.

Вскоре стало поступать в бригаду пополнение личного состава из танковых школ. В бригаде появились три танка, вышедшие из ремонта, для учебных целей. Из ветеранов, прошедших фронт, образовали инструкторские экипажи, я вместе с Николаем Казанцевым попал в один из них, и жизнь у нас пошла интересная, веселая и содержательная. Танки были поставлены на окраине территории расположения танковой бригады на высоком пригорке, метрах в 400-х от опушки леса. На той опушке леса водилось много земляных кроликов, диких, конечно, которые жили в норах. По вечерам они вылезали из нор и затевали свои игры. Их хорошо было видно через прицел танковой пушки, с которой был спарен башенный пулемет. Мы такую уникальную ситуацию использовали для пристрелки башенного пулемета одиночными выстрелами.

Наш танковый корпус, пока без танков, вошел в состав 7-й механизированной армии, которой командовал генерал армии П.Батов, армия вошла в состав Северной группы войск маршала К. К. Рокоссовского. Эта группа войск прикрывала с Запада треть территории между Балтийским морем и Адриатическим на юге, где остановились наши войска после окончания войны в Европе. В ближайшее время корпус должен был получить новые танки и стать снова мощной боевой единицей.

Неожиданно поступает команда строить своими силами ангары для танков. И закипела снова авральная работа. Откуда-то везут бревна, ошкуриваем их, копаем ямы, ставим столбы. Много столбов для единого ангара для всех танков бригады — 65 единиц. 66 столбов в один ряд, столько же в другой ряд, между ними врезаем перекладины. Сверху делаем обрешетку, кладем толь, пилим, обрезаем, прибиваем доски. Через неделю огромный ангар готов. Еще через неделю прибывают в Фалькенбург новенькие «тридцатьчетверки», Экипажи сформированы и пополнены. Я вместе с Казанцевым в одном экипаже командира танковой роты. Командиром танка у нас лейтенант Соколов, из новичков — только заряжающий, младший сержант Михеев. В нашем экипаже командира танковой роты два офицера, так как место командира танковой роты всегда в танке. Он располагается на месте командира танка, а тот — на месте стреляющего командира орудия. Тот, естественно, становится заряжающим, а заряжающий садится на место пулеметчика, рядом с механиком-водителем и становится его основным помощником.

Однако прибытию новых танков недолго радовались. После обкатки танков и опробования оружия боевыми снарядами и патронами поступает команда поставить танки на консервацию. Это значит все хорошо очистить, смазать, аккумуляторы снять и держать на аккумуляторно-зарядной, станции, моторное масло слить и держать в водомаслогрейке. На каждую боевую машину на год отводится только 30 моточасов вождения танка. Это не радует. Опять много времени будем тратить на тактические занятия «пешим по танковому». Совсем тоска. Хорошо, что наш экипаж по-прежнему является инструкторским экипажем, у нас есть еще и учебный танк.

ТРОФЕЙНЫЙ ПИСТОЛЕТ

Вскоре после большого перерыва в батальонах была возобновлена вечерняя поверка личного состава. Основное на этих поверках — читка приказов, большинство из которых, направлено на укрепление дисциплины в войсках, на пресечение негативных эксцессов с местным населением. Буквально в каждом приказе объявлялись суровые приговоры военных трибуналов за бесчинства военнослужащих среди местного населения. Все чаще и чаще в заключении приговоров звучало — «расстрел». Не верилось в то, что приговоры приводились в исполнение, думалось, суровость необходима для устрашения.

Понять происходящее тогда можно. Огромная масса людей, привыкшая к напряженной жизни, оказалась вдруг без привычного опасного дела, с возможностью поминать ежедневно павших своих боевых товарищей. У многих — неудовлетворенное чувство отмщения за погибших родных, родственников и близких во время оккупации немцами родных краев. Ничего равного боевой обстановке нет, за исключением жизни тех, кто участвовал в вылавливании различных банд, диверсантов, иностранных разведчиков, перебежчиков, бандеровцев, «зеленых братьев». Попытки занять большие массы людей заурядной «боевой и политической подготовкой» не могли предотвратить стихийные порывы к веселью, к приключениям, к бурным застольям и лихим похождениям. Все это при наличии почти у всех законного и незаконного оружия... Как следствие всего этого — приказы с объявлением расстрельных приговоров военнослужащим за тяжкие преступления, следовавшие один за другим.