После Чернобыля. Том 1

    ...А в микрофон селектора все слышится: “Вылет... Сброс... Готово!”— так спокойно, даже обыденно констатирует диспетчер. На цикл уходит меньше минуты. Затем снова: “Вылет... Сброс... Готово!..” Фантастика.

    И вдруг — заминка. Замолчал диспетчер. Я для солдат — человек сторонний, поэтому их лица замерли и не выражают никаких чувств. Но ведь не должно же быть никаких задержек! Paботу по усмирению раскрытого реактора сами военные летчики, члены Правительственной комиссии и станционники рассчитывали в деталях, как боевую операцию... Значит, произошло что-то непредвиденное.

   …Так и есть. Один (из тысяч!) мешков упал на крышу машинного зала и пробил ее насквозь. А машзал — один для всех энергоблоков. В крыше и без того немало дыр от осколков “извержения”. В ночь аварии осколки пробивали кровлю и вызывали пожары в машинном зале. А тут — огромный мешок пробил большую дыру. На время операции людей со станции убрали. И теперь никто не знал, есть ли новые повреждения оборудования и велика ли опасность. А ведь мог возникнуть новый пожар, по последствиям не менее опасный, чем в ночь аварии.

   Не увидишь — не оценишь обстановку. Но уровень радиации в машинном зале очень высок. Отверстие в крыше эту опасность многократно увеличило, потому что теперь на крыше полно дополнительной “грязи”. Однако выяснить масштаб повреждения, определить стратегию надо.

   Добровольцы, вперед! Как на фронте. На выполнение такой работы могут идти только добровольцы... Пожар не вспыхнул.

   Да, поначалу мешки в реактор сбрасывали вручную. Генерал Н.Т. Антошкин предложил в качестве контейнеров использовать тормозные парашюты самолетов. Доложили об этом начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил СССР Маршалу Советского Союза С.Ф. Ахромееву. Он одобрил идею и отдал необходимые указания. С помощью тормозных, а позднее и грузовых парашютов работа пошла быстрее.

   Монтажники ЮТЭМа придумали конструкцию подвесок для парашютов с автоматическими замками, а строители ЧАЭС спешно выточили их на своих заводах.

   Систему подвесок неподалеку от АЭС делали работники цеха централизованного ремонта ЧАЭС. Работали сутками. Все знали, что радиационный фон на этой площадке — 4 рентгена в час. Но не обращали на это внимания, даже не интересовались своей дозой. Система креплений затворов — для мирного времени, возможно, не ахти сложный комплект — в условиях чернобыльской “войны" спасла жизни и здоровье многих беззаветно смелых парней.

   К шестому мая на реактор было сброшено пять тысяч тонн материалов.

   Корреспондент газеты “Крымская правда” Б. Глинский сказал командиру экипажа вертолета Н.Н. Мельнику (ему присвоено звание Героя Советского Союза), что его работу называют ювелирной. “Это, пожалуй, Михалыч, не то слово, — сказал летчик. — Потребность души была — скорее ликвидировать аварию. Что помогло нам в этом? Уважение друг к другу. Все мы были равных — Председатель государственной комиссии, академик с мировым именем и рядовой труженик. Все мы с полуслова понимали друг друга, уважали мнение каждого. Тут-то мы и увидели, на что способен советский человек: его патриотизм, высокий профессионализм, гражданственность... Уверен: многое могут сделать люди, если дать простор их инициативе, интеллекту, самостоятельности”.

    В Чернобыле проявилась еще одна грань человеческой натуры. Мнение вертолетчика штурмана В.М. Ткаченко: “После Чернобыля, откровенно, жизнь кажется несколько пресноватой. Видимо, человек рожден для больших дел. В делах и только в делах обретает он свое достоинство”.

    В музее Министерства по чрезвычайным ситуациям и Гражданской обороны можно увидеть запись: “В небо над Чернобылом поднимались военные летчики первого класса полковник Александр Ким, капитан Иннокентий Бурулев, капитан Александр Волков, военный летчик третьего класса Сергей Королевский, военный штурман первого класса кавалер ордена “За службу Родине в Вооруженных силах” III степени, майор Виктор Юриков, борттехник первого класса старший лейтенант Сергей Мунтяну, борттехник-мастер старший прапорщик Василий Дацюк. Они сбрасывали грузы в реактор...” Многие летчики сильно облучились.

    Уместно отметить, что целый зал этого музея посвящен чернобыльским событиям. Экспозицию собирали по инициативе и при самом деятельном участии B.Л. Гришина, многие годы возглавлявшего музей, который в то время принадлежал лишь Гражданской обороне. Тем не менее, экспозиция не замыкается темой ГО, она рассказывает и о героях эксплуатационниках, строителях, военных, словом, всесторонне раскрывает чернобыльскую тему, Многие годы в СССР, а затем в СНГ она была единственной, И тем еще более ценна. Параллельно В.Л. Гришин многие годы возглавляет Союз “Чернобыль” СССР, теперь — России.

    ...Еще в ночь с 26 на 27 апреля капитан первого ранга Г.А. Кауров отбирал пробы газов из реактора на самолете-лаборатории, и позже летчики пробы воздуха ежедневно и по много раз брали прямо с вертолетов. Кроме того, по всей 30-километровой зоне были расставлены металлические штативы, на которые укладывали мокрую марлю. Ее также раз в день с помощью вертолетов нужно было забирать, а потом в лаборатории химики ткань обрабатывали, определяли радионуклидный состав. Однажды проверили дозиметр у самого лаборанта, старшего лейтенанта — прибор-накопитель показывал 30 бэр — столько он действительно набрал за время работы с пробами.

   В г. Овруче базировался Научный центр Министерства обороны, а его оперативная группа постоянно жила и вообще находилась в Чернобыле, выполняя административные функции — здесь принимали людей на работу, организовывали их действия и быт.

   Замечательного специалиста, организатора и душевного человека, доктора технических наук капитана первого ранга А.М. Матущенко все, кто с ним был связан, вспоминают с особой теплотой. Долгое время под его руководством осуществлялся контроль воздушной среды над обширными территориями Украины и Белоруссии, а также над самим аварийным реактором и прилегающей к нему местностью. Как правило, в светлое время суток Анатолий Михайлович и сам, можно сказать, не вылезал из самолета-разведчика или вертолета-разведчика. Вел измерения гамма-излучения в атмосфере, обрабатывал полученные результаты, потом определял процентное содержание соответствующих радионуклидов, брал пробы аэрозольных продуктов на траекториях их переноса, словом, вместе со своими подчиненными следили за тем, как “дышит” реактор.

   Исполнителям объясняли, что главная задача — определить, как распространились радионуклиды. И составляли соответствующие карты. Они, в частности, послужили объективными документами в споре с некоторыми иностранными фирмами об истинном радиационном фоне. Дело в том, что фирмы из ФРГ и других стран пытались предъявить нашей стране финансовый иск за то, что их территории, их продукция, якобы, подвергались значительному радиоактивному загрязнению. Претензии оказались несостоятельны.

   В 86-м в обязанности старшего научного сотрудника в/ч 52609 В.И. Бутенева входила организация научных программ. И он сам в соответствии с этими программами выполнял заборы воздуха с вертолетчиками. Кстати, он очень подружился с ними на почве рыбалки: ловили в разных водоемах на территории 30-километровой зоны. У всех были приборы, и они показывали, что рыба не такая уж и грязная — голову отрубишь, а остальное можно есть.

    — С Валерой, начальником экипажей вертолетов, мы как раз на рыбалке и сошлись,— рассказывает Владимир Иванович. Он перед этим еще в Афганистане ловил рыбу, и вообще был “до зубов” вооружен разными спиннингами и другим, необходимым для этого дела снаряжением. Мы летали каждый день: облет восьми точек, как раз на день работы. Маленькие боевые вертолеты для нас прислали из Афганистана. Кроме того, мы забирали пробы воздуха над станцией и тоже везли в лабораторию в Овруч.

    Однажды мы шли по аэродрому и увидели Валерия, сидящего рядом с вертолетом. Он будто был не в себе. Сказал, чтобы мы шли обратно и что сегодня полета не будет. Попробовали узнать в чем дело — он не стал объяснять: не будет и все. Мы вернулись в свой автобус и отправились в казарму, и даже были рады: марли надоели.