После Чернобыля. Том 1

    Через год неподалеку от с. Неданчичи стали строить город энергетиков ЧАЭС Славутич, проведя там дезактивацию.

    Московские генетики уже к 20 мая собрали немалый материал по растениям в самом Чернобыле и за его пределами, например, арабидопсис, пастушью сумку, одуванчик; зафиксировали точки роста сосны и се пыльцу. На брошенных полях стали собирать материал по культурным растениям.

    На следующий день по приезде из Черниговской области Шевченко и Семенов отправились в Белоруссию вместе с сотрудниками Института биофизики Минздрава СССР. Маршрут: Чернобыль — Наровля — Мозырь — Чернобыль. Абрамова и Рубановича оставили работать в Чернобыле, Печкуренкова и Фетисова — на водоеме-охладителе ЧАЭС.

    По дороге в Мозырь пересекли несколько радиоактивных следов, причем некоторые шириной всего в сотню метров. Проводили бета- и гамма-съемки в деревнях. Беседовали с людьми. И здесь приходилось до хрипоты рассказывать о радиации и о ее возможном действии на организм, то есть делали то, что обязаны были делать местные власти, но, видимо, не делали.

    — Более заинтересованную аудиторию трудно себе представить, — рассказывает В.А. Шевченко. Поражало полное незнание населением того, что такое радиация. В школах мы снова производили выборочные измерения радиоактивности щитовидной железы у детей. Весть о таких измерениях быстро разлеталась по деревне, и люди буквально бежали в школу, чтобы измерить щитовидку у своих детей.

   Городок Мозырь раскинулся в крутых оврагах. Это — ландшафтный заповедник. В Мозыре рядом с детдомом расположен дом для умалишенных. И вот вдоль забора дома для умалишенных идет человек в спецодежде и собирает одуванчики. Это — ученый с мировым именем, крупнейший генетик, профессор из Москвы В.А. Шевченко. Собирает материал для своей основной работы. Со стороны картина казалось забавной.

   Ученые посетили и мозырьский молокозавод. Обратили внимание на идеальную чистоту и порядок. Сотрудники завода под руководством местного начальника радиометрической лаборатории оперативно сами организовали измерения радиоактивности молока и молочных продуктов. Работали быстро, грамотно, умело. Биофизики задали им несколько вопросов и остались весьма довольны услышанным и увиденным. Позже этот факт был отмечен и на заседании Правительственной комиссии в Чернобыле.

   А в это время генетики Рубанович и Абрамов вместе с уральцами, не удовлетворяясь только чернобыльскими улицами и дворами, работали и на участках, где фон достигал 300 миллирентген в час. Собрали богатый материал. Вскоре приехали С.А. Сергеева и другие сотрудники из московской лаборатории Шевченко — образовалась солидная организация.

   Уже 11 сентября 1986 г. очень оперативно Правительственная комиссия под председательством Г. Ведерникова одобрила работу Института общей генетики им. Н.И. Вавилова по изучению хромосомных изменений у лиц, занятых на ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Академии наук СССР было предложено приобрести необходимую импортную аппаратуру и реактивы для автоматизации работ по исследованию хромосомных наборов в качестве биологических дозиметров. Еще через два месяца работы этого института по биологической дозиметрии были объявлены составной частью общего комплекса работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС (решение подписал заместитель председателя Правительственной комиссии Ю.К. Семенов), а главе Координационного Совета по научным проблемам, связанным с ликвидацией последствий аварии на ЧАЭС президенту АН СССР А.П. Александрову было предложено принять необходимое решение по кадровым и хозяйственным вопросам.

    Забегая несколько вперед, скажу, что президент АН СССР А.П. Александров, он же — глава академического Совета по Чернобылю — не счел необходимым создавать в Москве Всесоюзный Центр по генетическому мониторингу для наблюдения за здоровьем населения пострадавших от аварии областей на базе Института общей генетики академии наук СССР. Вместо этого при Всесоюзном центре радиационной медицины в г. Киеве была создана молодая проблемная лаборатория радиационной генетики двойного подчинения с опорным пунктом в г. Чернобыле, у которой вообще не было опыта проведения таких исследований и обобщения результатов — на это требуются многие годы. Московских же квалифицированных, обладающих огромным опытом ученых из прославленного в мире института просто “отодвинули”. С распадом СССР украинские исследователи отобрали у них и всю аппаратуру с наработками, по сути лишив москвичей возможности работать в этом направлении.

    В 1986 г. не очень-то поощрялись исследования и в других научных областях — биологии, геохимии и пр. Многое из того, что ученые все-таки сделали, было плодом их настойчивости и упорства. Факт остается фактом: даже президента всесоюзной Академии наук интересовали в первую очередь и главным образом не научные теоретические исследования, а работы, направленные на скорейшую ликвидацию последствий аварии... Понять можно. Но все-таки странно.

     Вернемся и мы к работам, без осуществления которых все остальные отходили на второй план.

 КТО ОН, НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ?

   “А когда мы инаки были?” — ответили российские солдаты генерал-фельдмаршалу Г.А. Потемкину в ответ на его благодарность от имени России за храбрость и патриотизм, проявленные в боях за освобождение Крыма от турецкого владычества.

    Огромная работа свалилась на плечи военных. Первыми прибыли войска действующей армии. Многих призвали из запаса. Чаще сорока-сорокапятилетних солдат, сержантов и офицеров вызывали, как по тревоге, порой даже ночью в военкоматы, называли адрес: “Чернобыль, хотите? На 3-6 месяцев?”. И давали порой не больше суток на сборы. Часто согласия не спрашивали. Молодежь жалели.

   Этих людей в шутку называли “партизанами”, как бы в отличие от солдат срочной службы, да так это определение и прижилось. Военнообязанные, но уже гражданские, не военные по сути люди, не привыкшие или уже отвыкшие от воинской дисциплины, шли на войну. Если их не использовали в качестве автоводителей, крановщиков и пр., то этим людям поручали, как правило, наименее квалифицированную, однако наиболее “грязную” работу, поэтому подолгу в зоне они редко задерживались, быстро набрав свои “бэры”. Однако многих морально угнетало занятие ниже их умения, возможностей. Даже ко мне однажды обратился такой “партизан” с просьбой походатайствовать о его переводе на более сложную работу: он мыл полы в конторе, это было дезактивацией. Женщин-уборщиц почти не было. Профессионалами были энергетики, они работали в тех же условиях, но обычно дольше, так как не было замены. На все их просто не хватило бы, в помощь и нужны военные.

    Но все-таки у многих военных была подходящая профессия, их целесообразнее было использовать на более квалифицированной работе, например, сварщиков и беречь энергетиков. Ведь энергостроителя нужно готовить лет пять, не меньше. А настоящим монтажником или эксплуатационником в электроэнергетике становятся лет за семь-восемь после получения диплома об образовании — будь то рабочий или специалист.

    Многие из “партизан” тоже были мастерами своего дела и имели право этим гордиться. Я боялся капризов, страха — этого не было ни разу. Мы, а не армия, отвечали за их питание, одежду. Помогали строить их жилые городки. Мы часто работали буквально рядом, нас и их было практически поровну. Но, даже выполняя черную работу, это были рыцари без страха и упрека. Они очень нам помогли. — Такое мнение о “партизанах” в конце 1987 г. высказал ветеран Чернобыля начальник строительно-монтажного комплекса №2 УС ЧАЭС В.П. Головин, который многие месяцы бессменно командовал работами на трудных и опасных участках.

    Один из таких “партизан” — В.В. Ярош с Урала, обаятельный и очень скромный человек. Отслужив, как все, он прибыл в Чернобыль вторично, уже добровольцем-специалистом. В первый раз его спросили в военкомате: “Хотите в Чернобыль?” — “Хочу!" Во второй раз он приехал уже заместителем начальника УС ЧАЭС, да так и не захотел уезжать. Его знания и способности оказались очень ценными в этих условиях. Вообще почти все солдаты, прикомандированные к строительно-монтажным управлениям, очень добросовестно несли свою службу, безропотно выполняя любую работу.