После Чернобыля. Том 1

     — Мы понимали, — продолжал И.С. Вартазаров, — что на войне нет ничего страшнее паники. Поэтому при первом подозрении двоих сотрудников отозвали в Москву. Но я хотел бы отметить особое мужество фотокорреспондентов Бабакова и Багрова, кинооператоров Калашникова, Мишина, Могилевцева, журналиста Кайбышевой. — Приятно слышать, но в моей работе ничего выдающегося нет. А вот благодаря труду кинооператоров и фотокорреспондентов удалось запечатлеть едва ли не весь цикл основных чернобыльских событий. Они первыми снимали из вертолетов и бронетранспортеров реактор и машинный зал. И у них почти не было дополнительной к хлопчатобумажному костюму индивидуальной защиты от радиации — не предложили. Умер операто Г.И. Мишин. Умер оператор Ю.П. Могилевцев. Не юноши, но вполне молодые люди.

   Крайне нестандартная ситуация требовала от каждого предельной сосредоточенности, напряжения всех душевных сил. Оглядываться на соседей не было ни времени, ни физической возможности. Отчасти, поэтому многим ликвидаторам казалось, что во всей зоне работает едва ли не одна их группа. Оттого случались и курьезы. Например, когда вновь прибывший среди ночи монтажник в поисках своих пришел в здание бывшего горкома партии, дежурившие военные заявили, что кроме военной власти в городе вообще нет, а о монтажниках они ничего не слышали. А ведь в этом здании днем полно разных специалистов и ученых, дважды заседает Правительственная комиссия.

 * * *

    В Чернобыле побеждал тот, кто грамотно, осознанно и смело брал на себя ответственность. Следует особо подчеркнуть слово “брал”. Сразу после аварии никто не мог дать готовых рецептов, что именно нужно делать в этой немыслимой ситуации: как усмирить сбесившийся реактор, как оградить от него нормально живущую планету, как очистить от радиоактивной грязи хотя бы подступы к электростанции и, тем более, как вернуть ее к жизни, как точнее и быстрее выполнить конкретную операцию. На все вопросы требовались быстрые и конкретные решения, действия. Жизнь выявила лучших ученых, организаторов, руководителей, исполнителей.

    Не только для выполнения этой экстраординарной — впервые в мире — работы, но даже для выработки решений, для формулировки темы так, а не иначе, требовалось нестандартное мышление.

    — То и дело возникают новые и новые дела, о которых никто не знает, как их выполнять. Поэтому мы ориентируем людей на поиск новых, неординарных решений, — говорил Г. Ведерников.

    За несколько секунд люди порой делали такое, на что в нормальных условиях нужны часы, дни. За два-три дня, а то и за ночь конструктора и проектировщики решали задачи просто фантастические по сложности и необычности.

    Безусловно, все это — признак высокого профессионализма. Но свое влияние оказывала и экстремальная ситуация. От чернобыльцев требовалась не дисциплина, а именно сознательная полная отдача, по максимуму.

    Время торопило. Поэтому Правительственная комиссия на выполнение любого вида работ, независимо от уровня ее сложности или принципиальной технической или организационной новизны отводила хотя и ориентировочные, но очень жесткие сроки. Каждый исполнитель, конечно, и сам был заинтересован сделать все побыстрее: раньше сделаешь — меньше облучишься. Но на практике добиться осуществления небывалых темпов при единственно допустимом отличном качестве возможно было лишь при умелой организации. Каждый раз требовались инженерный талант, мастерство, наконец, моральная выдержка всех исполнителей. Последнее было не таким уж ординарным требованием в тех сложнейших условиях.

   На Правительственной комиссии ученые, строители, эксплуатационники, военные отчитывались за ход каждой операции, как на фронте: лаконично, точно, исчерпывающе.

   Было очень неприятно услышать: “Почему не выполнили в срок? Вы задержались на час... на сутки! Объяснитесь!” Сроки исполнения назначали многократно короче принятых для схожих работ, выполняемых в обычных условиях. Но никому не приходило в голову их оспаривать, даже подвергать сомнению: война! Случалось, здесь же, на заседании Правительственной комиссии обсуждали предложения о технологии каких-нибудь необычных работ, даже объявляли конкурс с обдумыванием проблемы в течение... нескольких часов или за сутки. Словом, к следующему заседанию надо было иметь готовое, хорошо продуманное, технически и технологически обоснованное решение.

   13 июня 1986 года. Идет очередное рядовое заседание Правительственной комиссии. Выступает заместитель Министра энергетики и электрификации СССР Ю.Н. Корсун: “В машинном зале первого и второго энергоблоков проведена первая дезактивация. Административный корпус чист на 80 процентов. На территории станции укладывают бетонные плиты. Нам нужна от Средмаша исчерпывающая схема (или хотя бы ее общее описание) дезактивации территории, которую предстоит выполнить. Пока мы располагаем лишь неполной и притом переменчивой картиной отдельных участков. Мы уже наметили все транспортные схемы, способные обеспечить полную согласованность всех участников этой крупномасштабной операции. А пока уложены 3,5 тысячи квадратных метров бетонных плит из 447 тысяч. Это все, что мы получили, хотя Госснаб Украины поработал очень хорошо. Необходим график работ по дезактивации”.

   Ведущий заседание Ю.Д. Масленников тогда высоко оценил качество работ Минэнерго по дезактивации территории. Он сказал и об отличном результате, полученном от возведения стенки у подножия реакторного отделения: она уменьшала фон с 25 до 5 Р/час. Но эта работа заслуживает самостоятельного описания, несколько ниже.

   Председатель бросает реплику: “Вы помните...” — “Да, я помню, что работать придется долго, поэтому я должен быть осторожен. Я осторожен...” — отвечает Корсун. А что он мог еще сказать? С утра он объехал и обошел все связанные со строительством и монтажом объекты 30-километровой зоны, поговорил с начальниками подразделений и с рабочими. Составил четкое представление о сложившейся ситуации. Это было необходимо для пользы дела. Это было его внутренней потребностью. Кроме того, в любое время суток из Москвы или из Киева могли запросить его мнение или отчет о том или ином объекте. Информация должна быть идеально точной. Что же касается оперативных заседаний правительственной комиссии, некомпетентность просто бы не восприняли всерьез, а на эмоции и времени не было. “Корсун — золотой человек”, — скажет позднее главный инженер ЮТЭМа в работах по ликвидации последствий аварии Н.С. Окопный. Когда в Чернобыле стало спокойнее, Ю.Н. Корсуну как заместителю министра поручили руководить строительством всех объектов атомной энергетики в стране. Сегодня он — заместитель министра Минтопэнерго РФ, и сооружение атомных станций из его компетенции не ушло, поскольку энергостроители по-прежнему возводят все электроэнергетические объекты. Министерство энергетики и электрификации Минэнерго РФ вошло составной частью во вновь созданное Министерство топлива и энергии, Минтопэнерго РФ,

   О      чинах и званиях никто не думал — делали то, что в этот момент наиболее целесообразно. И это, как ни покажется странным, вносило не сумятицу, а порядок. Например, как-то В.М. Семенюку доложили, что на одной из электроподстанций нет дежурного — ну, некому ее обслуживать, и все тут, все уехали в эвакуацию. Эта работа относится к пятой группе по технике безопасности, случайному человеку доверить ее нельзя. Подстанция обслуживает агрегаты собственных нужд первого и второго энергоблоков АЭС. А энергоблоки эти, хотя и отключены от общей электросети и даже остановлены, однако живут и нуждаются в надежном электропитании... И Вилен Миронович, замминистра Минэнерго Украины, сам отправился на подстанцию и отлично сработал полную смену как рядовой служащий, а ЧАЭС не потеряла электропитания. Вероятно, можно было найти подходящего энергетика в 30-километровой зоне — ведь эксплуатационники АЭС работали. Но в тот момент действительно проще было заместителю министра вспомнить былое и самому стать на место рядового дежурного.