После Чернобыля. Том 1

    Джеймс Варли, главный редактор “Ньюклеар Инджиниринг” (Великобритания).

   В Чернобыль 22 мая приехал министр Средмаша Е.П. Славский — решался вопрос об Укрытии для четвертого энергоблока.

   Около месяца с газетных полос не сходило его неофициальное название — “саркофаг”, броня. Мы все с беспокойством следили за публикациями. Непосвященные даже представить не могли, насколько же, в самом деле, трудна эта работа. При виде реакторного отделения со стороны двора казалось, что ее вообще невозможно выполнить: ведь к разрушенному зданию даже близко подходить было опасно. Однако здесь предстояло поднять почти на 80-метровую высоту сложные, тяжелые и громоздкие конструкции и еще их там смонтировать, добившись герметичности всего укрытия. Эту работу поручили созданному тогда же средмашевскому специализированному предприятию — Управлению строительства №605 — УС-605.

   Ядерная энергетика знает различные типы емкостей для хранения радиоактивных веществ. В оборудованных для этой цели помещениях в особой упаковке хранят ядерное топливо. В специальных могильниках выдерживают отходы.

   Но “Укрытие” не похоже ни на то, ни на другое. Прежде чем строить, предстояло разработать технические принципы и требования для обоснования его целесообразности; сформулировать, как говорят специалисты, концепцию безопасности.

   Эта концепция предусматривала условия, которые должны исключить возникновение в разрушенном реакторе самоподдерживающейся цепной реакции, а также образование радиолизного водорода в количестве, создающем взрывоопасную его концентрацию.

   Топливо находится в хаотичном состоянии, по сути дела — просто свалка. Оно способно слегка саморазогреваться, и в этом нет ничего опасного. Саморазогревается и стог сена, чем и привлекает животных и путников в холодную пору. Однако концепция безопасности все же предусматривала необходимость предупредить возможность плавления остатков топливной массы. Дли этого небольшое количество образующегося в топливе тепла необходимо постоянно удалять из-под Укрытия.

   Но главным его назначением была изоляция поврежденного реактора от окружающей среды. Укрытие должно быть абсолютно надежным и не только защищать от радиации окружающий мир, но и гарантировать его собственную надежность, в том числе противостояние ураганам и даже землетрясениям. Вместе с тем, построить саркофаг следовало в минимальные сроки, да так, чтобы и строители получили минимально возможные дозы облучения. Кроме того — это уже абсолютная фантастика — внутри саркофага предстояло создать помещения с относительно невысоким уровнем радиации для проведения там научных исследований и диагностики состояния остатков топлива, да и самого реактора.

   Но прежде кто-то должен построить на самом развале первый ярус этого укрытия — стенку биологической защиты. Этот нижний ярус наружной части Укрытия, или саркофага сейчас скрыт под внешней стеной. Строители его в обиходе, по-домашнему называли просто стенкой. Но пока она не поднялась на 6 метров от земли, то есть по сути на уровень крыши двухэтажного здания, пока не оградила открытый завал, УС-605 не могло приступить к сооружению своего знаменитого Саркофага. Представители Минсредмаша заявили на заседании Правительственной комиссии, что пока “кто-то” не построит эту “стенку”, они вообще не начнут даже проектные работы.

   Этим “кем-то” стали в основном работники припятского управления ЮЭМ (трест Южэнергомонтаж), то есть подразделения Управления строительства ЧАЭС. Начальником управления и непосредственным руководителем и участником этой операции был В.А. Казаков, поэтому часто официально и неофициально сооружение называли просто казаковской стенкой. Под этим именем она вошла в историю Чернобыля.

   Неподалеку от четвертого энергоблока еще с “до новой эры” стоял восьмидесятитонный автомобильный подъемный кран. Его надо было убрать до начала сооружения саркофага. Несложная, казалось бы, операция, но не при радиационном фоне в 12 рентген и час. Понадобились дозиметристы, электрики — ведь предстояло завести два двигателя: ходовой и на крановой установке, чтобы кран мог пойти своим ходом. Военные предлагали не возиться, а просто взорвать кран и отбросить в сторону. Но ведь и разрушенный пришлось бы убирать с территории.

   — Я спросил, кто пойдет. Кое-кто сослался на головную боль, на боль в спине. Но другие ответили: “Надо, значит, надо”. И побежали бегом, — рассказывает Сенников. Их было шестеро. Вообще, “надо” было широко распространенным внутренним побуждением. Будь моя воля, я наградил бы орденом в Чернобыле каждого.

   Стрела была выдвинутой. Трос намотан на барабан, электронику кто-то вырезал и унес (позднее я узнала, что это были работники УС-605). Тормозом, гидравликой пришлось управлять просто рукой, ногой, палкой. Вокруг крана стояли контейнеры с графитом, кислородные емкости. Вывезти их попросили военных. Словом, этот подъемный кран выводили два дня и освободили место для другого большого крана, пригодного для сооружения саркофага. Все участвовавшие в этой эпопее награждены правительственными наградами.

   К самому завалу у подножья энергоблока сначала подходить было невозможно: приборы в этом месте показывали до 1000 рентген в час. Поэтому вначале его намеревались просто завалить бетоном.

   Чтобы хоть как-то подойти к подножью блока со строительными машинами, решили прежде перпендикулярно к основной стене, на углу здания реакторного отделения установить своего рода экран — небольшую временную стенку. Она частично защищала от излучений основного завала, если к нему подходить сбоку, как бы из засады. Участок с тремя рентгенами в час тогда считался вполне приличным местом.

    Казаков разместил свою контору всего в трехстах метрах от четвертого энергоблока. Познакомиться с ним мне посоветовал помощник Ю.Н. Корсуна М.Г. Масловский, восхищенный работоспособностью и мужеством этого человека. Я застала Казакова за оформлением трудовых книжек его подчиненных.

    — Пойдите, посмотрите, как здорово действуют наши ребята, — сказал он... “Пошла” на бронетранспортере. К четвертому блоку и то время все добирались только на специально оборудованных ми шинах, да и они сами через некоторое время начинали “светиться" так, что приходилось машины захоранивать и заменять другими. Ребята не спешили, они подъезжали к своему участку быстро, но paзмеренно делали свое дело и уезжали тоже быстро, без суеты.

    Многие руководители осуждали Казакова за излишнюю, как им казалось, браваду. Верно ведь, что солдат обязан побеждать, и не высовываться без нужды из окопа под вражеские пули. Вот, мол, Владимир Александрович как раз бравирует, а может — и того хуже, старается побыстрее набрать свои 25 бэр, чтобы “законно” уехать из зоны. Бывали ведь и такие, чаще среди плохо обученных солдат, хоть и единицы. О них говорили с презрением. Вероятно, поэтому никаких наград Казаков не получил.

    Но он не заслужил таких подозрений. Да, смел. Но — не безрассуден. Между прочим, в Отечественную войну в армейских инструкциях тоже не писали, что вражеские огнедышащие доты нужно закрывать своим телом.

    С такими мерками можно и Александра Матросова, закрывшего в войну своим телом амбразуру пулемета, назвать рисковым и глупым ухарем: “Нечего, мол, было торопиться умирать. Подождал бы подмоги от тыла”. А он — спас товарищей. И помог выиграть бой. И мы по справедливости считаем Матросова народным героем. И знаем, что таких в войну было около 30.

    — “Легкомысленное” поведение Казакова в тот момент тоже имело решающее значение. И, в конце концов, он рисковал собственным здоровьем, и это — его право. Да, его пришлось довольно быстро вывести из зоны, и он этого заранее не мог не предвидеть. После своей “стенки” он еще поработал в Чернобыле заместителем начальника УС ЧАЭС. И это ему почему-то не засчитали, когда составляли наградные документы.

   Коллеги осуждали Казакова именно за пренебрежение к своему здоровью.