После Чернобыля. Том 1

   Каждый раз с рабочими и инженерами шли инженер-дозиметрист Е.Н. Анисимов, рядовые дозиметристы. Определяли радиационный фон (там бывало и 30 рентген в час), отыскивали более или менее чистые подходы, следили за тем, чтобы рабочие не задерживались дольше определенного времени. Расчленяли коммуникации и конструкции, прорезали стены помещения от земли до крыши.

   Отделяли пострадавший четвертый энергоблок от жизнеспособного третьего. Отделяли кромешный ад от жизни.

   — Я ж монтировал этот узел, сколько труда вложено! А теперь уничтожаю свою работу, — неожиданно воскликнул кто-то из рабочих. Тяжелое чувство. Все те, кто теперь прокладывал траншею для этой “стенки”, как они ее называли, ни с какой стороны не были виноваты в случившемся.

   Никого из этих рабочих не насиловали: хочешь — работай, не хочешь — вольному воля. Но — шли, добровольцами. Прорабы ЮТЭМа В.Н. Норик, Д.М. Кнут, И.Я. Кузнец, бригадиры И.Н. Мудревский, С.Л. Бражевский и др., рядовые монтажники: К.М. Козлов, А.М. Коваленко — вот золотой фонд треста, да всех “самых” и не перечислишь.

   Работу, которую в нормальных условиях спокойно выполнили бы вшестером, здесь приходилось распределять на 30 человек, и все равно люди быстро набирали свои бэры. Постепенно так вот они и выбывали со станции, а новых энергетикам брать было негде. Поэтому монтажников отзывали с других энергетических строек — из Западно-Украинского, Запорожского, Львовского, Одесского управлений треста “Теплоэнергомонтаж”.

   Энергетики же расчленяли и сами помещения, так что из этих помещений в итоге образовался сплошной проход от низа до самого верха.

   Затем рабочие минсредмашевского УС-605 в проем опустили армированные блоки, обшитые свинцовыми листами и заполненные бетоном. Бетонировали стену также рабочие Минэнерго. Трест СЭМ (“Спецатомэнергомонтаж”) участвовал в подготовке к бетонированию. Электрическим хозяйством занимался трест ГЭМ (“Гидроэлектромонтаж”), здесь командовал вахтой Г.Н. Андросович. Бетонщикам УС ЧАЭС досталась и “мелкая”, и потому самая неблагодарная работа на этой стене. Мы уже говорили о непокорном и коварном характере этого несложного материала: то вдруг твердеет неравномерно, то в мороз саморазогревается. Бетон нужно укладывать постепенно, вдумчиво, аккуратно.

   А вот попробуйте “постепенно” укладывать этот капризный материал в закоулки весьма радиоактивно опасного проема огромного здания между третьим и четвертым энергоблоками Чернобыльской АЭС, по всей высоте, длине и ширине, от земли и до самой крыши! — по сути в первую, внутреннюю стену саркофага. Да еще когда знаешь, что качество проверяют радиационным дозиметром: где плохо уложено, там и радиация проходит свободно, без преград, а переделать уже невозможно.

   Орден Ленина бригадиру Бражевскому — заслуженная награда. И до “войны” он был одним из лучших бригадиров на Чернобыльской стройке, и вообще он неравнодушный человек. Мужчина лет тридцати пяти, среднего роста и нормального телосложения. Не быстрый и не медлительный — обыкновенный. Но “войну” он встретил уже с двумя трудовыми орденами, и 26 апреля, понятно, остался защищать свою станцию. Грузил песок, подавал бетонную смесь на “казаковскую стенку”, потом бетонировал “стенки” в машзале, о которых речь впереди. И все это — спокойно, даже внешне хладнокровно, хотя время от времени и слышал от своих коллег “страсти” о скорых смертях, которые, якобы, их всех обязательно ожидают. Однако и сами те рассказчики с богатой фантазией никуда не уходили, а спокойно делали свое дело, будто их эти рассказы никак не касаются. Увы, частично, через годы фантазии эти обратились реальностью.

   Это Бражевский предложил подавать бетон по транспортному коридору АЭС, через специально для этого сделанный пролом в стене машинного зала. Такое в нормальных условиях считалось бы кощунством, а теперь значительно ускорило работы и, следовательно, спасло людям здоровье. Проектирование обеспечил институт Энергомонтажпроект.

   Настало время разделить машинный зал, в первую очередь, изолировав турбины первого и второго энергоблоков от остальных.

   Огромным, просторным, красивым, элегантным сооружением был машинный зал Чернобыльской АЭС — единый на все четыре энергоблока. Выстроившиеся в ряд 8 турбин принимали на себя тепло от четырех атомных реакторов по миллиону киловатт каждый. Величественное зрелище... И столь же безрассудное, как и инженерно красивое решение: в момент аварии оно подвергло опасности всю станцию.

   Сегодня мы видим надежную стену в торце машинного зала перед турбинами четвертого энергоблока, а также более тонкую стену между турбинами второго и третьего энергоблоков. Это понятно и воспринимается как вполне естественное решение. Но не многим известно, сколько инженерных, технических, организационных, психологических, личностных проблем вызвало их осуществление!

   Казалось бы, первые два энергоблока расположены на значительном удалении от четвертого. Но, как ни странно, здесь стену возводить было в некотором отношении сложнее, чем разделять ячейки машинного зала между третьим и четвертым энергоблоками. Радиационный фон в машзале был несколько ниже, чем в проеме реакторных отделений, но из-за тесноты находиться в радиационном поле приходилось дольше.

   Монтажник зацеплял двумя мостовыми кранами тридцатитонную конструкцию и медленно устанавливал на место. Можно было бы брать конструкции поменьше — с ними удобнее обращаться. Но это означало более длительное пребывание в радиационных условиях. И здесь И.Н. Рогулин (тот самый, что строил и “казаковскую стенку”), Коваленко, Н. Старушенко, другие строители выполняли работу, как говорится, на чистом энтузиазме: заставить, приказать рисковать здоровьем гражданским людям нельзя. Очень хорошо работали военные, как срочной службы, так и из запаса.

   Монтажник-высотник бригадир И.Н. Рогулин берет командование в свои руки как бы незаметно. Этот невысокий, седоватый, приятной наружности мужчина говорит тихо, то и дело перемежая свою русскую речь украинским юмором. Юмор порой проявляется только в интонациях — и этого достаточно, чтобы почувствовать шутку, иронию, а иногда и насмешку. Но никто не обижается, наоборот, люди тянутся к этому доброму человеку. Ему подвластно многое из того, что в обычных условиях кажется привычным, например, раскопать из завала систему канализации для ливневых стоков, построить новую, смонтировать плавучие насосные станции на понтонах. Теперь все это создает большие проблемы, по сути, снова требует подвига. Вот и заместитель начальника УС ЧАЭС Ю.С. Утин, руководивший многими работами, считал для себя лично эти допустимые радиационные дозы необязательными, все проверял и проверял, хорошо ли получается: “Так надо!” Погорельчук (юэмовец), конечно же, прав: чувство патриотизма, особенно в первый год работы было главной движущей силой у гражданских людей во всей 30-километровой зоне. И позднее, когда дела пошли на поправку, а в зону устремились и люди иного сорта, за деньгами, тон по-прежнему задавало первоначальное зерно. У монтажников ЮТЭМа и у станционников это зерно особенно крупно и сильно.

   Еще через год в общежитии Трипольского ЮТЭМа я познакомилась с двумя прославленными бригадирами. Внешне — противоположность друг другу: худющий и высокий, почти вовсе молчаливый Волынский и плотный, основательный, чуть-чуть более разговорчивый Черных. При мне эти мужественные, бесстрашные люди, достойно прошедшие, можно сказать, огонь и воду, профессионалы-монтажники высшего класса явно стесняются и друг друга, и меня. Бедный Волынский все водит ладонью по столу и даже почти не улыбается (лучше бы поговорить с каждым в отдельности, но так уж вышло). Оба уводят разговор в сторону от темы, на пустяки — и ни слова о работе в зоне. Чтобы их разговорить, стала задавать провокационные вопросы, заведомо обидные, как однажды в Заполярье спросила такого же молчуна электромонтажника, чего ради он зимой болтается по тундре, в пургу лазает на опоры. Он разозлился и ответил: “Вам не понять!” Он же энергетик, дает людям свет и тепло.