Мёртвая зыбь

— Но как их есть, бактерии эти? Они же нефтью отдают? — поморщилась Роза Яковлевна. — Противно?

— Ни в коем случае! — ответил Несмеянов. — Биомасса не имеет ни запаха, ни вкуса. Но из нее, путем химических добавок, можно делать все, что угодно, придавать любую форму. Например, получить ее в виде тонких нитей и ткать на ткацком станке подобие волокнистого мяса со вкусом баранины, свинины, курятины, насытив витаминами. Или зернистую икру, или жареную картошку с калорийностью мяса, красную рыбу, да хоть телячью отбивную или шашлык.

— Как убедить во всем этом современных гурманов или скептиков, отвергающих другую пищу? — спросил Званцев.

— Приглашаю вас к себе в институт. Угощу двумя сортами заказанных вами блюд, и попрошу определить, какие традиционные, а какие искусственные?

— В институт к вам приду охотно, но боюсь оказаться плохим дегустатором.

— Мы приглашали профессионалов-дегустаторов и предъявляли им десять сортов черной и десять красной икры.

— И как?

— Из десяти черных, наша попала на второе место, красная в десятке оказалась третьей.

— Это же победа! — воскликнул Званцев.

— От победы до признания семь миль с посошком. Вспомните как трудно принимал народ картофель, вывезенный Колумбом из Америки. Чертовым яблоком называли. Картофельные бунты поднимали. Так и теперь. Привить вкус к “ненастоящей” пище будет, ой как, трудно.

— А если я вашей победительницей полакомлюсь, то раком не заболею? Ведь нефть канцерогенна, — спросила Роза Яковлевна.

— Глас осторожного народа! — оживился Несмеянов. — Наших лабораторных изделий можно не опасаться. Мы отрабатываем методику придания вкуса, запаха и вида пищи не на биомассе бактерий, а на сливном молоке, идущем на молокозаводах в отходы. А на фермах им отпаивают телят. Так что наша продукция — это вид “творожных изделий”. Следующий шаг — использование микрофлоры, создание дешевого биокорма для скота, когда доказана будет безопасность такой пищи. Канцерогенные вещества кишат всюду и даже внутри нас. Но это не значит, что все болеют. Допускаю, нефть канцерогенна. Но не ею предлагаем мы питаться, а микроорганизмами, вырастающими на нефти, раком не заболевая и не становясь его носителями. Но мы не против любой проверки. Наша пища должна привиться, как привилась картошка, без которой немыслима современная жизнь.

Договорились о времени встречи Президента Академии Наук с писателями.

— Вы не возражаете, Александр Николаевич, если заеду за вами на своей машине?

— И вы за шофера?

— Конечно. Я всю войну прошел от солдата до полковника, и всегда в машине за рулем, и на Керченском полуострове, и в австрийских Альпах.

— Зачем же мне затруднять вас. Транспортом меня Академия обеспечивает.

— Вы окажете мне огромное одолжение.

— Александр Петрович у нас первый фантаст, — вставила Роза Яковлевна.

— Поистине, век живи — век учись. Нет ли у вас с собой вашей книжки, чтобы до нашей встречи восполнить пробел в познании. А то получается некое математическое неравенство. Я перед вами — весь нараспашку, а вы для меня — темный лес.

— С вашего позволения, я подарю вам свой роман “Фаэты”. Я посвятил его Нильсу Бору.

— Вот как? Вы знакомы?

— Встреча с ним вдохновила меня на этот роман. Такую же надежду я возлагаю и на наше с вами знакомство.

— Тогда заходите за мной сюда. А в институт я вас особо приглашу.

— Я хотел вас о том попросить. А в этом кабинете я уже встречался во время войны с вице-президентом Академии Абрамом Федоровичем Иоффе.

— Я вижу, у вас обширное научное знакомство.

— Александр Петрович был тогда главным инженером научно-исследовательского института, — пояснила Головина.

— Иоффе много помогал нам во время войны, — добавил Званцев.

— А я сам рассчитываю на вашу помощь, — заключил академик.

Глава вторая. Купол надежды

За воплощение идей

Героя дважды получил.

Отдал себя он для людей

И заменять себя учил.

Он в жизни никого не ел

И отвергал из трупов пищу.

В исканьях дерзких был он смел,

И труд его не станет лишним. Весна Закатова.

Званцев, приглашенный академиком Несмеяновым, пришел пешком к нему на дом. От Ломоносовского до Нового Университета близко. Машины не надо.

Открыла молодая интересная женщина:

— Ах, это вы писатель-фантаст? Я читаю после Александра Николаевича вашу книгу. Увлекательно. Он только что звонил, предупреждал о вашем приходе. Просил подождать. Заканчивается заседание Президиума Академии. Я Марина Анатольевна. Раздевайтесь. Проходите. Какая у вас милая шуба. Где приобретали? Садитесь. Скажите, какое у вас хобби? Вы так легко о многом пишете.

— Я многим занимался и многим увлекался.

— И живописью? — заинтересовалась она.

— Одного человека спросили, играет ли он на скрипке. Он ответил, что не знает — не пробовал. Так и я в живописи себя не пробовал. К тому же я — дальтоник.

— Как жаль! Александр Николаевич прекрасный живописец. И мне хотелось, чтобы вы поняли его.

— Я уже представил, какой он прекрасный ученый, и хочу всесторонне понять его, задумав написать об его идеях книгу, посвятить ему роман.

— Я рада за него. Вот так мы пока живем в его ректорской квартире при Университете. Ее освободить надо, но дом Академии Наук, с квартирой для нас на Ленинском проспекте, еще недостроен.

— Всякий переезд вроде пожара.

— Или порогов. Вам не привелось по ним плавать?

— В сильнейший шторм дважды попадал и в Атлантическом, и в Ледовитом океане, а вот пороги не встречались.

— Счастливый вы человек, Александр Петрович, — вздохнула Марина Анатольевна и сменила тему разговора. — Скажите, как прошла встреча Александра Николаевича с писателями?

— Очень хорошо. Вот меня больше всех зацепило. Зори грядущего в его замыслах увидел и хочу перенестись в мир, где никто никого не ест.

— Александр Николаевич не только мечтает об этом. Он уже и сейчас такой.

— Не ест мяса? Вегетарианец?

— Конечно! А вы не знали?

— Не подозревал.

— Он очень принципиален. И в этом, и во всем в жизни.

— Это очень важно для меня.

Без звонка со своим ключом пришел Несмеянов.

Марина побежала в переднюю помочь ему раздеться.

Он вошел бодрый, энергичный, словно не после утомительного рабочего дня:

— Прошу простить меня. Не в моих правилах заставлять себя ждать.

— Мы беседовали с Мариной Анатольевной.

— Это она может. Не уговаривала на плотах сплавляться?

— О порогах была речь, но не о плотах.

— Тогда о плотах я сам скажу. Я каждое лето так отдыхаю. Стихия! Буря под ногами! Красота! Ну, как, братья-писатели довольны ли нашей беседой?

— Лучшим ответом служит то, — я уже признался Марине Анатольевне, — что хочу написать роман о вас и искусственной пище.

— Шура, покуда такой пищи у нас в обиходе нет, позвольте вам на ужин приготовить яичницу? — предложила хозяйка.

— А это, как гость.

— Мне-то все ко двору, но как вам яичница?

— Это не живые существа, это не инкубаторные яйца, а неоплодотворенные. Из-под несушек прямо на продажу. Без петухов.

— У нее все учтено, — не без гордости заметил Несмеянов.

Пока хозяйка хлопотала с ужином, мужчины прошли в кабинет академика, где он посветил гостя в тонкости производства искусственной пищи:

— Русский человек, как и Москва, словам не верит, а потому повторяю свое приглашение заглянуть в наш институт биохимии. Я познакомлю вас с нашими энтузиастами, научными сотрудниками и дам отведать наших блюд. Мы уже поставляем еду в больницы для пациентов, находящихся на строгой диете. Самые лучшие отзывы врачей. Ведь наша пища содержит нужные витамины. И обладает заданными вкусом и запахом.

— Я буду рад побывать в ваших сказочных лабораториях. Тем более, что хочу написать роман о городе-лаборатории, живущем на самообеспечении в таком месте, где нет никаких питательных ресурсов, скажем, под ледяным куполом Антарктиды. И роман я назову “Купол надежды”, надеясь, что будущее за этим способом существования.