Мёртвая зыбь

— Однако, вы опасный фантазер. Собираетесь меня в ледяной каземат упрятать.

— Не в тюрьму, а в город энтузиастов во главе с вами, ради проведения всемирного эксперимента для использования во всем мире ваших научных достижений.

— Что ж, известны эксперименты, когда будущие космонавты добровольно изолируются в условиях предстоящего космического рейса на Марс или еще дальше, то есть с питанием консервами и замкнутым циклом влагооборота и дыхания. Пожалуй, я рискнул бы пожить в вашем городе, где, надеюсь, не буду одинок.

— Разумеется. Но без плотов и порогов.

— Без порогов жизни не бывает, а ведь мы там должны жить.

— Об этом я и хочу написать.

— Так приходите к нам завтра в институт. Вы знаете куда.

— Конечно. Я уже около него прохаживался.

— А теперь зайдете. Пропуска не надо, просто скажете при входе, что ко мне.

— Это правильно. Доступ к такой науке должен быть открыт. Завтра с утра я буду у вас.

— Да, к девяти. В Академию поеду позднее.

Марина Анатольевна позвала отведать ее кулинарное творение из неоплодотворенных яиц.

Это вегетарианское кушанье пришлось Званцеву по вкусу.

А на следующий день он, сидя за журнальным столиком, заботой секретарши, именуемой здесь референтом, накрытым белой скатертью, с аппетитом отдавал дань подлинному вегетарианскому блюду — бесподобному по вкусу жареному бифштексу с картошкой пай, имевшей калорийность мяса.

Он прошелся по лабораториям, знакомясь с “поварами” со степенями докторов химических наук и с кандидатами наук за обычным ткацким станком, готовя из застывших тонких нитей нагретой биомассы, пропущенной под прессом через калибровочные отверстия, привычное волокнистое мясо, и не простое, а “вырезку”.

Кусочек бифштекса с жареной картошкой академик положил в круглую прозрачную пластмассовую коробочку и вручил гостю, чтобы он отнес домой и дал попробовать своим скептически настроенным женщинам, жене и ее матери.

— Вас просто разыграли, Саша, — безапелляционно заявила теща. — Никакой это не искусственный продукт, а обыкновенная вырезка, причем пережаренная! Бифштекс должен быть с кровью.

Узнав со слов Званцева об этом уничтожающем отзыве, академик Несмеянов сказал:

— Никогда еще не получал столь высокой оценки своей научной работы.

Званцеву позвонила из издательства Авраменко.:

— Александр Петрович, мы выпускаем научно-фантастический роман Шаха. Это псевдоним видного деятеля ЦК. Мы просили бы вас написать к этой книге предисловие.

Званцев никогда не отказывался от предисловий, вводя в литературу неизвестных прежде писателей. К сборнику американских фантастов, к романам Роя Бредбери и Азимова, с которым он переписывался и чьи родители, как тот написал, были выходцами из России. С предисловием Званцева вышла в роман-газете и “Туманность Андромеды” Ефремова, вокруг которой велась яростная полемика между “Литературной газетой” и “За индустриализацию”, пока пыл их не был охлажден вмешательством ЦК.

Званцев с интересом прочел произведение заведующего международным отделом ЦК Георгия Хосроевича Шахназарова. Тот пожелал встретиться с автором понравившегося ему предисловия и приехал домой к Званцеву. Они беседовали о романе Шаха, посвященного трагедии инопланетных Ромео и Джульетты, разлученных своеобразной формой расовой ненависти, как и у Званцева в “Фаэтах”.

Они говорили и о земных делах, о преждевременности лозунга о построении коммунизма при нашем поколении и неизбежности принятия общечеловеческих ценностей, личности и торжества закона взамен “революционной необходимости”, оправдывающей их попрание.

Званцев был приятно поражен такими прогрессивными взглядами работника ЦК.

— Я подарю вам свой только что вышедший роман “Купол надежды”, посвященный академику Несмеянову. Выхода его ждали и сам он, и в его институте. К сожалению, я не успел поднести подарок к его восьмидесятилетию и присвоения ему во второй раз звания Героя Социалистического труда.

— Он скончался, так и не прочитав?

— Увы, да. Я подарил книгу его жене. И через нее его соратникам.

— Спасибо, что, подарив мне книгу, поставили меня в один с ними ряд. Я непременно прочту и позвоню вам.

Проводив Шахназарова, Званцев задумался, вспоминая историю создания подаренного романа.

Когда написана была его первая часть, его встретил а коридоре издательства заместитель главного редактора журнала “Молодая гвардия” Яковенко и спросил: нет ли у него чего-нибудь для их журнала?

— Роман еще не написал. Готова лишь первая часть.

— Дайте ознакомиться.

Званцев передал бывшую при нем рукопись, и Яковенко пообещал позвонить, а через пару дней пригласил его подписать договор на роман.

Заведующий отделом прозы в журнале Шугаев торопил его, и он послал ему рукопись второй части. Спустя несколько дней, Званцев был ошеломлен его телефонным звонком:

— Мы ознакомились с вашей рукописью. Это серое заумное произведение не заинтересовало нас, и я сожалею о заключенном с вами договоре.

— Ознакомился ли с нею товарищ Яковенко?

— К сожалению, он болен и я заменяю его.

— По вашей просьбе я послал вам неоконченное произведение и намерен выполнить свои договорные обязательства.

— Не хотите ли вы сказать, что “дуракам полработы не показывают”? — вспылил Шугаев.

— Извините меня, но это ваши слова, а не мои.

— Поступайте, как вам будет угодно. Я свое мнение не изменю, — заключил Шугаев и повесил трубку.

Званцев помнил, как его “Пылающий остров” был отвергнут в семи периодических изданиях. И знал цену отдельным оценкам, не опустил руки и сел завершать роман, о судьбе которого не раз спрашивал Несмеянов, придавая большое значение такой публикации.

Шугаев ушел из редакции журнала, и после получения всей рукописи “Купола надежды” никто там не вспомнил отрицательного к ней отношения Шугаева, а сам Шугаев, встретясь со Званцевым в приемной комиссии Союза, где Званцев защищал молодого писателя, говорил:

— Рекомендация такого мастера прозы, как Званцев, дорогого стоит. У него есть чему поучиться каждому из нас.

Званцев только внутренне усмехнулся и своего подопечного в Союз провел.

“Купол надежды” вышел отдельной книгой в издательстве “Молодая гвардия” и на нее пришла заявка для сотрудников института Несмеянова. А Званцев понес дарственный экземпляр вместо Несмеянова его вдове Марине Анатольевне.

Он уже приносил ей журналы “Молодая гвардия”, где печатался роман.

— Откуда вы могли это знать? — с удивлением спросила она, хотя ни о каких плотах и перекатах он не писал, заменив их горнолыжным катанием, где встретились его герои.

Книгу “Купол надежды” он принес уже на новую академическую квартиру, которая показалась ему пустой и холодной с одиноким роялем в огромной комнате, но с прекрасными пейзажами на голых стенах.

— Это работы Александра Николаевича, — печально сказала Марина Анатольевна. — Здесь все так не устроено. Ладно, хоть академическую квартиру без звука дали. А с дачи сыновья его меня выжили. Говорят, нет у меня прав на половину дачи, не при мне приобретенной, хотя и завещанной мне. Судиться с ними не буду. За книгу спасибо. Он так ждал ее и не дождался. И посвящение такое трогательное. Спасибо вам за мечту вашу, с Александром Николаевичем общую. Скажите, а вы, так верно описав наше сближение с Александром Николаевичем, меня не осуждаете?

— Я, Марина Анатольевна, трижды женат.

— Ах, вот почему вы так поняли Александра Николаевича!

— Я старался понять его во всем. Книгу передал читать в верха. Надеюсь, и там поймут идеи Несмеянова.

Шахназаров через неделю позвонил Званцеву:

— Я прочитал вашу книгу, Александр Петрович. Это не роман.

Званцев онемел. Он никак не ожидал такого отзыва.

Стругацкие утверждают, что он не писатель, и вот как оценивает его деятель ЦК…

— Не роман, — продолжал Шахназаров, — а руководство к действию. У нас в Политбюро вошел новый руководитель. Он из Ставропольского края и ему поручают сельское хозяйство. Если не возражаете, я дам прочитать ваш роман товарищу Горбачеву?