Мёртвая зыбь

— Как я могу возражать? Я для того и писал книгу, чтобы рассказать людям об идеях Несмеянова.

— Но их надо развивать дальше. Как дела в институте его имени?

— Директором, как передала мне жена Александра Николаевича, назначен генерал химических войск. Боюсь, что у него другие приоритеты, чем у Несмеянова.

Бывший директор издательства “Молодая гвардия” Ганичев остался членом редколлегии одноименного журнала, став главным редактором многомиллионного издания “Роман-газеты”. Он назвал роман Званцева “научным детективом” и предложил напечатать его у себя.

Предисловие к нему написал “Президент ассоциации ученых Г.Х. Шахназаров”.

По телевидению показали колхозный биоцех, где приготовлялся корм для скота.

О падеже его речи не было.

В продаже появилась дешевая по сравнению с обычной, искусственная икра под названием “Искра”.

Многие покупатели считали “раз дешевая, значит, плохая”.

Потом она из продажи исчезла.

Утверждение, что “незаменимых нет” еще раз было неумолимо опровергнуто жизнью, и искусственная пища осталась достижением грядущего.

Глава третья. Аэлита

Как символ чудной марсианки

Стал поощрением мечты,

Так звездолёты, а не танки

В грядущем станут пусть святы. Весна Закатова.

Молодого фантаста Сергея Абрамова Званцев ввел в редколлегию альманаха “На суше и на море”. Он стал активистом Союза писателей РСФСР и однажды позвонил Званцеву по телефону:

— Позвольте поздравить вас, Александр Петрович, с присуждением вам, как первому фантасту, премии-приза по фантастике “Аэлита” Союза писателей РСФСР и журнала “Уральский следопыт “. Вы получите первый экземпляр высокохудожественного изделия. За ним нужно съездить в Свердловск, где премия будет вручена вам в торжественной обстановке. Второй экземпляр получат братья Стругацкие. Союз писателей дает вам командировку.

Танюша обрадовалась за мужа, но соглашалась отпустить его на Урал только в сопровождении старшего сына Олега Александровича, военного моряка, капитана первого ранга, ведавшего противовоздушной обороной флотов в Управлении вооружений военно-морского флота министерства обороны СССР.

Военное командование отпустило его с отцом, выдав командировочное предписание проинспектировать выполнение оборонных заказов на уральских заводах.

И отец с сыном отправились в поезде на Урал.

Званцев не хотел упустить возможности увидеться с дочерью, работавшей в закрытом атомном центре в двухстах километрах от Свердловска.

Дочь Нина, обрадованная возможной встречей с отцом, пообещала, что приедет на машине на эти дни в Свердловск вместе с мужем Сергеем Алексеевичем Аникиным, директором атомного завода, и семилетней внучкой Леночкой, правнучкой Званцева.

Званцева встречали на вокзале главный редактор Мешавкин и сотрудники журнала “Уральский следопыт”, в их числе Бугров, ведавший фантастикой.

— Вы зла на меня не держите, что я, по глупости, отказался печатать вторую часть “Живые и живущие” вашего романа “Сильнее времени”?

— У меня иммунитет на отказы и непризнание. Каждый мой читатель может иметь свою оценку мной написанного. И он всегда прав.

— Редкий случай христианского отношения в литературе.

Званцев рассмеялся:

— Я атеист, хотя христианское учение, близкое к коммунистическому, уважаю. Впрочем, как и любые взгляды, за исключением человеконенавистнических.

— Вы интересный человек, Александр Петрович. Вас не зря наградили, — закончил Бугров.

Званцева поселили в одноместном номере гостиницы, а за Аникиными забронировали на другом этаже двухместный номер с дополнительным диваном для третьего лица.

Портье сообщил Званцеву, что приехавшие товарищи уже заняли номер и, видимо, прошли в ресторан.

И Званцев отправился разыскивать своих близких.

Первой его заметила шустрая девчушка. Нырнув между столиками, она подбежала к нему и, ухватив за руку, подвела к столу в нише, где сидели дедушка с бабушкой, а деда (прадеда) Леночка узнала, хотя видела его, когда ей было четыре года, и они с мамой заезжали к нему в Москву, а он водил ее играть на детскую площадку у них во дворе. Он раскачивал ее на качелях, раскручивал на карусели, помогал забраться на горку, чтобы скатиться на попке вниз. И это не забывалось.

— Садись, папа, за стол, — расцеловав отца, усаживала его Нина. — Я не догадалась заказать на тебя обед, но сейчас исправлюсь.

Лысеющий Сергей справился о здоровье, спросил об Олеге.

— Олега поместили в отдельном номере, и его уже увезли военпреды, кажется, на Верх-Исетский металлургический завод.

— Ну, это недалеко, в черте города. Остался с Демидовских времен, — заметил Сергей Алексеевич.

— Ах, это называется военпреды! — многозначительно произнесла Нина Александровна, поправляя надетый по случаю встречи с отцом Орден Ленина на груди.

— У него командировочное предписание.

— Какая электроника может быть на допотопном металлургическом заводе, отравляющем городской воздух?

— Я не анализировал заказов военно-морского флота. Здесь не один завод. Важно, что сын мог поехать со мной.

— И мы приехали к тебе, — примирилась дочь.

— И я тоже! — вставила Леночка.

— И ты тоже, — поддержал ее дедушка Сергей, — Все приехали к деду Саше.

В зале появился Аркадий Стругацкий, нашел глазами Званцева, подошел и поздоровался с ним и его близкими. Он заметил, что приехал один, без брата, у которого инфаркт, но они оба помнят, что стали фантастами, прочитав “Пылающий остров”.

— Как приятно, что фантасты так дружат, — заметила Нина Александровна.

На следующий день первым лауреатам “Аэлиты” вручали присужденные им премии.

Аникины приходили в номер Званцева полюбоваться искусством уральских мастеров.

Это было изделие уральской фантазии. От гранитной глыбы постамента вверх устремлялась спиралью полоса нержавеющего металла, заканчиваясь полупрозрачным шариком горного хрусталя, имитирующего далекую планету. Вокруг спирали, отмечая золотистой нитью звездный путь, вилась тоненькая латунная трубка, кончаясь крохотной моделью звездолета, знаменующей достижение землянами заветной космической цели.

Особенно интересовалась “Аэлитой“ Леночка. По нескольку раз в день летала с этажа на этаж, чтобы еще раз осмотреть ее, погладить, едва не попробовать на вкус.

Потом были банкеты, устроенные редакцией “Уральского следопыта” и ответный, который дали от себя, сложившись, Званцев и Аркадий Стругацкий.

Военный моряк достойно заменял непьющего отца. И пил с Аркадием Стругацким, с Бугровым, с главным редактором журнала Мешавкиным на брудершафт. А Званцев с Аркадием Стругацким заключили “пакт о ненападении” на литературном фронте.

На следующий день после вручения премий, председатель Свердловского Горисполкома лично заехал за редактором “Уральского следопыта” Мешавкиным и московским гостем Званцевым (Стругацкий ехать не пожелал), чтобы показать город.

Впечатление на Званцева произвели не обычные городские улицы и современные дома, а две местные достопримечательности: старинный Верх-Исетский металлургический завод с прудом — сердце у Званцева екнуло при воспоминании о родном Белорецком заводе, где прямо со студенческой скамьи стал он главным механиком. Здесь домны и дымящие заводские трубы окружены были не лесистыми горами, а кварталами современного города.

И еще — яма на пустыре, где недавно стоял дом инженера Ипатьева, в котором была зверски уничтожена вся царская семья, включая красавиц-дочерей, больного мальчика-сына, прославленного доктора Боткина и преданных слуг.

— Как вы думаете, товарищ Званцев, правильно ли мы сделали, что по решению нашего секретаря Обкома партии Бориса Николаевича Ельцина снесли к черту Ипатьевский дом? — спросил хозяин города.

— Если вы хотели так избавиться от поклонения, то не учли, что поклоняться можно и яме, и пустырю, если вы здесь публичный дом не построите?