Мёртвая зыбь

— Вы так считаете? — удивленно спросил предисполкома Свердловска, и подумав, добавил: — Ну, не бардак, конечно, а, скажем, спортзал или киношку, куда молиться не придут. Или тюрягу. К ней не подойдешь. Я, пожалуй, доложу товарищу Ельцину.

— Может, вернее будет зверинец? — невинно подсказал Званцев.

— И то верно. Зверское было дело. Так ведь революционная необходимость. Может, тысячи жизней сберегли в несостоявшейся гражданской войне с монархистами.

Званцев ничего не ответил. Они уже далеко отъехали от страшной ямы.

— С царем хоть так, но справились, а вот со стихией никак, — перешел на другую тему предгорисполкома.

— Со стихией? — переспросил Званцев.

— Пожары шибко бушуют и у нас в горах, и в тайге сибирской, до самого до Тихого океана, где “свой закончили поход”. Знали ведь мы, как с контрой разделаться. А вот с пожарами… не выходит. Это тебе не Ипатьевский подвал. Здесь маузерами не поможешь. А ведь урон-громаду терпим, как от войны какой. Хоть бы вы, фантасты что придумали!

Званцева это задело за живое.

Сидя в машине и отвлеченно слушая разговоры своих спутников, он представлял как летом 1945 года, когда возвращались все с войны, фронтовой его однополчанин, только высший по рангу, заместитель командующего Волховским фронтом, генерал-полковник Хренов, Герой Советского Союза за прорыв линии Маннергейма, прорвавший, наконец, и Ленинградскую блокаду, оказался в Сибири в подполковничьих погонах, словно разжалованный неизвестно за что. К нему подошел маршал в “маскарадной полковничьей форме”, чтобы не заподозрили в Японии здесь присутствия высшего командного состава. Командуя теперь негласным дальневосточным фронтом, он приказал своему заместителю Хренову сформировать саперную бригаду и выполнить “особое задание”.

Аркадий Федорович Хренов привык действовать быстро и решительно. Не повышая голоса, он отдавал четкие команды, поручил связался с аэродромом, где получил в свое распоряжение целую эскадрилью. Поднятые по боевой тревоге подразделения через короткое время грузились в самолеты. В головной сел он сам вместе с московским военинженером, чьи сухопутные торпеды помогли ему и на Керченском полуострове, и под Ленинградом, пробив там дорогу Красной армии. Теперь был иной враг и другая задача, требующая не только отваги и воинского уменья, но и дерзкой мысли. План действий они составили вдвоем еще до посадки в самолеты.

И когда под крылом самолета раскинулся таежный океан, военинженер прочел генерал-полковнику в форме подполковника свой сонет:

Сверкнет порой находка века,

Как в черном небе метеор,

Но редко славят человека,

Слышней всегда сомнений хор.

Жрецы науки осторожны,

Великий опыт — их глаза:

”Открыть такое невозможно!

Немыслима зимой гроза!”

Запретов сети, что сплетает

Преградой всем “науки знать”,

Тому, что сам изобретает,

Эйнштейн советовал не знать.

Наука к истине ведёт,

Но движется спиной вперёд…

— Что ж, товарищ военинженер, сонет и верен, и хорош, но осторожность не про нас. И врага не спиной, а грудью встречать надобно. Особенно, когда он не танками, а огненной стеной наступает, как в вашем романе по плану “огненной метлы”. И мы по совету Эйнштейна поступим, будто никаких запретов научных не знаем. Командование перед нами задачу поставило — “Остановить врага”, а как — это уже наше дело.

Внизу лесное зеленое море, как льдом, покрылось дымной пеленой, а когда она резко оборвалась Хренов скомандовал по радио своей группе войск на эскадрилье.

— Всем на парашютах приземлиться. Проложить по плану просеку. — И обратился к военинженеру: — Что ж, и нам, Петрович, пора. От всех отстать не гоже.

И они один за другим выпрыгнули в открытую дверь фюзеляжа. А следом за ними и весь состав штаба операции.

Ветер с запахом гари сразу обдал их.

Снизу и сбоку виднелись тысячи раскрытых парашютов. Над зеленью тайги они казались белыми ромашками на лесной опушке.

Внизу полян не было. Солдаты приземлялись на парашютах, умело управляя ими, между тесно стоящими в тайге деревьями. А кто-то и застревал на ветках.

Их с хохотом снимали сообща и тотчас приступали к делу.

Они не спиливали деревья, а торопливо переходя от дерева к дереву, задыхаясь от пригнанного сюда ветром дыма, обматывали каждый ствол шнуром взрывчатки так, чтобы один край пояса, обращенный к ветру, был выше другого, и при взрыве деревья падали бы все от близкого огня.

И менее, чем за час тысячами саперов все лиственницы были опоясаны на площади длиной в несколько километров и шириной в сорок метров.

Хренов с военинженером сидели на поваленном сухостое, и Хренов принимал по радио доклады командиров подразделений о завершении работы и выходе на указанные позиции.

— Ну, пойдем, Петрович, посмотрим, как тайга нам кланяться будет, — предложил Аркадий Федорович.

Пройдя несколько шагов, он остановился:

— Отсюда видно будет, — и протянул военинженеру радиовзрыватель. — Нажми кнопку, Петрович. Введи в действие свой план. Только вот возьми ватку, уши заткни.

Военинженер нажал известную ему кнопку, и в сотне метров от него прокатился по тайге оглушительный, словно с неба упавший гром, и молния сверкнула по низам деревьев из конца в конец видимой части леса. Казалось, сама земля разверзлась, как при землетрясении. Тысячи деревьев в земном поклоне повалились наземь. Это было потрясшее Званцева зрелище, когда от нажатия им кнопки, проснулись адские силы разрушения, направленные однако умелой подготовкой на создание преграды наступающему огню. В одно мгновение, как по волшебству, в густой тайге пролегла сорокаметровая просека.

Обнажилась ровная зеленая стена леса.

К Хренову подходили командиры саперных подразделений с рапортом о выполнении задачи и отводе людского состава на безопасное расстояние.

— Объявляю благодарность и приказываю готовиться к маршу до ближнего аэродрома. Километров 40 будет. Обходитесь пока сухим пайком. Следующая встреча не с лесным огнем, а с Квантунской армией. Нынешнюю операцию считать учением. Выполняйте.

От словно обрезанной таежной стены несло гарью, а скоро потянуло дымом. Одновременно на просеку выскочили три прыгающих зайца, а следом— лиса. Она не гналась за ними, а, как и они, в животном страхе спасалась от огня. На просеку выбежала красавица — ланка, кокетливо украшенная изящными рогами. В прекрасных глазах ее светился ужас, а рядом с ней, как собаки с поджатыми хвостами, бежали волки, не собираясь нападать на нее. Всех их объединяло общее стремление спастись от грозного огня в тайге.

Через просеку галопом, неуклюже вскидывая зад, проскакал медведь. Потом с крайних деревьев серыми молниями на легшие стволы спрыгивали белки, метнувшись к стоящим в нетронутом лесу людям, и пушистыми комочками, будто подкинутые трамплином, взлетали на высокие лиственницы, по другую сторону спасительной просеки…

Звери не понимали, что за просекой они в безопасности, но гонимые чувством самосохранения, знали это.

— Только страх объединяет живые существа. Вражду заставляет забыть, — произнес Хренов. — У людей разум такой страх заменить бы должен. Ан нет. Иными расчетами руководствуемся.

Хренов с военинженером дождались, когда лесной пожар добрался до новой просеки, и граничащая с ней стена живых деревьев стала огненной. Она казалась краем улицы объятых пламенем домов. Раскаленные головешки ракетами взвивались вверх, описывая в воздухе дымные дуги. Сорванные ветром горящие ветви с треском летели через просеку, словно посланные поджечь лес дальше, но, не долетев до цели, падали на поваленные взрывом стволы, а те не загорались.