Романовы

Мы и сейчас не знаем, существовал ли заговор в действительности, — иных свидетельств о нём нет. Однако шансы Павла на трон оценивались при дворе скептически. Прусский посол Евстафий фон Герц докладывал Фридриху II: «Можно быть уверенным, что он никогда не склонится к перевороту, никогда никаким, даже самым косвенным образом не будет ему способствовать, даже если бы недовольные, в коих нет недостатка, затеяли таковой в его пользу».

Павел так и остался вечным наследником — Екатерина не допускала его к делам. Великий князь формально возглавлял морское ведомство, но главным лицом в Адмиралтействе стал придворный и дипломат И. Г. Чернышёв — именно он объявлял императорские повеления. Павлу, конечно, давали на подпись не слишком важные бумаги, и он справедливо гневался, получив на утверждение, например, чиновничье решение «о определении в Кронверкскую гавань отставного лейтенанта Полянского, о дурном поведении которого, о дурной рекомендации бывших его командиров и о пьянстве его не токмо Коллегия сведома, но ещё, при представлении его к определению, все его дурные качества исчисляет». Рассерженный генерал-адмирал наложил резолюцию: «...государственной адмиралтейской коллегии нерассмотрение и с самой собой противуре-чие побуждает меня советовать ей впредь остерегаться и подобных мне представлений не чинить».

Несмотря на просьбы сына, Екатерина не ввела его в Совет при высочайшем дворе, где обсуждались важнейшие вопросы внутренней и внешней политики. В лучшем случае ему разрешалось присутствовать при чтении писем. Семейная жизнь тоже не складывалась. Павел искренне привязался к супруге, но в апреле 1776 года Наталья Алексеевна умерла от родов, а Екатерина рассказала убитому горем сыну о её измене с придворным и другом Павла графом Андреем Разумовским.

Второй брак был более удачен — в принцессе Софии Доротее Августе Луизе Вюртемберг-Монбельярской, ставшей в России великой княгиней Марией Фёдоровной, Павел нашёл близкого человека. «Мой дорогой, мой нежный друг. Вот уже три дня, как я не писал вам, ангел мой, и эти три дня показались мне вечностью, таково состояние моей души. Я испытал потребность открыть вам моё сердце, которое существует только ради вас», — обращался он к будущей жене, прибывшей в Царское Село в августе 1776 года. Она же старалась понравиться мужу. «Сбереги только меня, люби только меня, и ты будешь мною доволен», — писала ему по-русски «Машенька». Императрица же получила внуков: в 1777 году — Александра, а в 1779-м — Константина, которых сразу же отобрала у родителей. В сентябре 1781 года Павла с женой отправили в путешествие по Европе.

Графа и графиню Северных (под этим именем 14 месяцев вояжировали супруги) с почётом принимали в Варшаве, Вене, Риме, Неаполе, Антверпене. Путешественники поднимались на Везувий, несколько раз побывали в Помпеях и Геркулануме, где уже развернулись археологические исследования. В Венеции они целую неделю провели почти без сна — побывали во всех знаменитых палаццо, соборах и монастырях, наслаждались регатой на Канале Гранде, знаменитым карнавалом на площади Сан-Марко, иллюминацией и фейерверками...

Следом их путь лежал в Париж, где публика под влиянием прибывшей четы увлеклась всем российским. Северные гости нисколько не были похожи на «варваров» — напротив, покоряли своей «французскостью»: образованные, галантные, щедрые. Они покупали себе наряды, делали заказы на изготовление гобеленов и севрского фарфора; предприниматели тут же выпустили фарфоровые медальоны и сервизы с изображением знатных гостей и их бюсты, тут же вошедшие в моду. Король Людовик XVI демонстрировал августейшим путешественникам французское гостеприимство — их принимали в Версале и резиденциях французской аристократии. Они совершили прогулку в парке Монсо: «...проследовав по тысяче извилистых тропинок под тенью клёнов, сирени, ломбардских тополей и множества индийских кустарников, надышавшись свежим воздухом и отдохнув на лужайках, усыпанных тимьяном и Богородицыной травкой, посетив хижины и готические замки в развалинах, граф и графиня Северные разделили скромный обед пастухов, возвращавшихся со своих полей...»

Но после блестящего турне Павлу с женой пришлось снова играть в Петербурге не слишком почётную роль отдалённых от «большой политики» «производителей» продолжателей династии. Когда в 1783 году императрица завела с сыном откровенный разговор о международных делах, Павел был удивлён и даже записал его:

«Сего дня, майя 12, 1783 г., будучи по утру у государыни, по прочтении депешей, читан был объявительной манифест о занятии Крыма. Сей манифест будет всему свету известен, то я о нём ничего и не пишу. Когда сие чтение кончилось, я встав, сказал: должно ожидать, что турки на сие скажут.

Государыня: Им ничего отвечать не можно, ибо сами пример подали занятием Тамана и генерально неисполнением Кайнарджицкаго трактата.

Я: Но что протчия державы станут тогда делать?

Государыня: Франция не может делать, ибо и в прошлую войну не могла каверзами ничего наделать. Швеции — не боюсь. Император, если бы и не стал ничего делать, так мешать не будет.

Я: Французы могут в Польше нас тревожить.

Государыня: Никак, ибо и в прошлую войну ничего же важнаго всеми конфедерациями не наделали и нам в главном ни в чём не помешали.

Я: Но в случае бы смерти нынешняго Польскаго Короля, при выборе новаго, ибо нынешний слаб здоровьем, могут нас безпокоить или выбором своим, или мешая нам, как то именно Саксонской фамилии.

Государыня: Для сего стараться надобно выбор свой сделать...

Я: Но чтоб другия, вместо нас, того же с Польшею, по нынешнему ея состоянию, делать не захотели?

Государыня: Я тебе скажу, что для сего надобно попасть на человека приятного нации и не имеющаго связей (Anhang); в доверенности я тебе скажу, что для сего у меня на примете есть уже племянник королевской князь Станислав, котораго качествы и тебе и мне известны.

Я: На сие не мог инако отвечать как со удовольствием.

Государыня: Прошу о сём не говорить. Я и сама никак ему даже виду не подаю, чтоб дела прежде времени не испортить...

Доверенность мне многоценна, первая и удивительна»⁴⁹.

Продолжения, однако, не последовало. «Мне тридцать лет, а дела нет. Впрочем, я полагаюсь на промысел Божий и тем утешаюсь... Моё спокойствие основано не только на покое, окружающем меня в моих владениях, но, главное, — на моей чистой совести... Это меня утешает, возвышает и наполняет терпением, которое посторонние принимают за угрюмство нрава», — объяснял Павел своё состояние Николаю Румянцеву в 1784 году. Мария Фёдоровна была обижена указами императрицы против роскоши, запрещавшими 23-летней женщине являться ко двору в платьях из парчи и делать причёски выше двух вершков; жене наследника, славившейся длинными и густыми волосами, пришлось, плача, подстригать их.

Когда с началом второй Русско-турецкой войны Павел стал проситься в армию, государыня категорично велела ему отложить отъезд до родов Марии Фёдоровны, а на возражение сына, что в Европе уже знают о его сборах, ответила: «Касательно предлагаемого мне вами вопроса, на кого вы похожи в глазах Европы, отвечать нетрудно. Вы будете похожи на человека, подчинившегося моей воле». Каково это было слышать 34-летнему мужчине, мыслившему себя военным человеком, в то время как младшие его современники покрывали себя славой на полях сражений?

«Малый двор» всё больше замыкался в загородных владениях — Павловске и Гатчине. «Село Павловское» было подарено великому князю в связи с рождением первенца Александра, и супруги летом «имели пребывание» в своих загородных «домиках». Гатчина досталась новым хозяевам в августе 1783 года уже обустроенным поместьем, «с тамошним домом, со всеми находящимися мебелями, мраморными вещами, оружейною, оранжереею» — одним из самых больших в окрестностях Петербурга дворцов, построенным по проекту архитектора Антонио Ринальди и ранее принадлежавшим покойному фавориту императрицы Григорию Орлову.