Смейся, паяц!

За время учёбы в институте Миша полысел и отпустил ленинскую бородку. Он выглядел серьёзным и солидным, особенно, рядом со мной, который никогда не казался взрослым. Поэтому, представляя его, я говорил: «Это мой папа, который мой сын».

В последний год обучения Миша проходил интернатуру в институте ОХМАДЕТ (Охрана материнства и детства). Это была большая, известная больница. Одним из отделений заведовала наша знакомая, доцент Бабахудия. Как-то, при встрече, я спросил её, не ругает ли она меня за сына. Та в ответ всплеснула руками:

– Что вы! Я вам так благодарна! Делая обход, непременно беру его с собой. Когда ставлю диагноз, бросаю взгляд на его лицо: если улыбается – значит, всё верно, если отворачивается, понимаю, что-то не так.

Я рассмеялся.

– Вы – доцент, заведующая отделением, врач с тридцатилетним опытом, а он – ещё студент, который…

Она прервала меня:

– Это не зависит от возраста, это или есть, или нет. Он чувствует больного, помогает ему даже своим присутствием. Это от Бога!

Она была права: у него, действительно, был этот Божий дар, который первой увидела Майя. В дальнейшем, я неоднократно убеждался, что Миша – настоящий врач, думающий и понимающий больного.

Перед окончанием института сын женился на своей однокурснице Ирочке Топоровской. Я считал это преждевременным, поэтому не приветствовал, но и не возражал. Родители Иры выделили им одну комнату в своей трёхкомнатной квартире, и после свадьбы Миша туда переехал. Можно было бы жить и у нас, но не захотелось проверять на совместимость Майю и Иру, свекровь и невестку – это очень тяжёлое испытание. Но я понимал, что жить при любых родителях, при Ириных, или при нас с Майей – это значило никогда не повзрослеть. Необходимо было становиться на собственные ноги, строить свою семью, проверять её на прочность. И жизнь подсказала решение.

Когда Миша проходил интернатуру в ОХМАДЕТе, там побывал какой-то большой медицинский чин из Абхазии. Ему очень понравился Миша, он стал звать его в Сухуми, обещая и моральные и материальные блага. После окончания института Миша работал на Скорой Помощи, а Ира в поликлинике. Зарплата у врачей была мизерной, прожить на неё было трудно, и сын вспомнил о приглашении в Абхазию. Но для этого надо было получить официальное приглашение от Абхазского министерства здравоохранения и разрешение от нашего министра.

– Ты можешь нам помочь? – спросил Миша. – Я бы хотел поехать.

Повторяю: я был очень за то, чтобы дети начали жить самостоятельно, плюс моя любовь к Сухуми – всё это вдохновило меня на новую авантюру.

Я организовал себе выступления вдоль Кавказского побережья и, будучи в Сухуми, зашёл к министру здравоохранения и получил для Иры и Миши приглашения на работу.

Вернувшись в Киев, дождался приезда Лёни (мне нужна была «тяжёлая артиллерия»), и мы вдвоём пошли к министру здравоохранения Украины. Были им тепло встречены и выжали из него «направление в Абхазию двух молодых специалистов в виде оказания помощи братской республике».

У них уже родилась дочка Поленька, поэтому Миша поехал первым, разведать и обустроиться, а Ира с дочкой пока оставалась в Киеве. Мишу направили в город Гудаута, он снял там комнату и много работал. Из его писем было понятно, что он доволен и чувствует себя нужным и полезным. Спустя несколько месяцев, я приехал в Гудауту и сразу пошёл в поликлинику.

– Как найти доктора Каневского? – спросил я у дежурного.

– Идите по коридору, увидите очередь в кабинет – он там.

И, действительно, в соседних кабинетах было пусто, а на приём к Мише толпилась большая очередь женщин с детьми. Я потом неоднократно убеждался, что в Гудауте его любят, верят ему и, даже, называют Ленинсын.

Когда приехала Ира, она пошла работать в эту же поликлинику. К тому времени Миша уже хорошо зарабатывал: его приглашали на всяческие экспертизы, вызывали при автокатастрофах… Он лечил больных и вне поликлиники. Всё эти заработки плюс Ирина зарплата дали им возможность нормально жить и откладывать деньги на будущее. Но самое главное – произошло то, что я предполагал и на что надеялся: Ира увидела его глазами пациентов, верящих и обожающих, увидела его мужем, который умеет нести ответственность за жену и дочь. Появилось полное взаимопонимание, взаимоуважение и вера друг в друга – возникла семья.

Они снимали комнату у местной учительницы Сулико и очень с ней подружились. Сулико была не по возрасту легкомысленна и неуправляема: то двое суток ничего не готовит – пьёт чай с сыром, то вдруг к ночи напечёт двенадцать метровых хачапури и поднимает всех соседей с постелей, чтобы немедленно их съели. У неё было природное чувство юмора, она рассказывала смешные истории и сама хохотала до слёз. При этом была удивительно беззаботна:

– Тётя Сулико, уже ночь – где корова?

– Где-то гуляет.

– Не украдут?

– Не должны.

К утру корова возвращалась вместе с рыжим нахальным быком.

– Мой зять, – говорила о нём Сулико.

Она очень нравилась и мне, и Майе, потому, приезжая в Гудауты, мы снимали комнату только у неё.

Однажды вечером, когда мы ужинали во дворе, в калитку постучал молодой мужчина с чёрным «дипломатом» в руке и спросил доктора Каневского. Миша поднялся и они прошли в дом. Через минут пять оба вышли, Миша проводил его и довольно резко сказал:

– Если ещё раз это повторится, я её больше лечить не буду!

Когда он вернулся к столу, мы стали расспрашивать, в чём дело, и он рассказал: это армянин, таксист, его единственная шестилетняя дочь заболела тяжёлой формой воспаления лёгких, несколько дней лежала в больнице с температурой сорок, никакие лекарства не помогали, девочка была при смерти. Отец прибежал к Мише, умоляя спасти ребёнка. Миша объяснил, что пока она в больнице и её лечат другие врачи, он не имеет права вмешиваться. Тот немедленно забрал полумёртвую дочь из больницы, и Миша стал её выхаживать по-своему, без лекарств: холодными ваннами, контрастными укутываниями… Девочка пришла в себя и стала выздоравливать.

– Это он приехал благодарить, привёз полный кейс денег, – завершил Миша свой рассказ. – Поэтому я его и выставил.

– Ты обидел его, – сказал я. – Для кавказского человека эти деньги – мера его любви к дочери. Он должен их отдать – это их психология. Нельзя отказываться!

– Я беру деньги, когда лечу триппер или выезжаю ночью по вызову. Но из-за этой девочки я не спал, я перечитывал разные учебники, я молил Бога помочь мне её спасти. Брать за это деньги – великий грех!

Я ничего не ответил, но на душе стало радостно, я почувствовал гордость за сына: он стал настоящим Врачом!

Со школьных лет он имел обо всём своё особое мнение и высказывал его, получая за это порции неприятностей. Сочинения всегда писал не по учебнику, вопросы задавал нестандартные.

Вспоминаю случай, когда вся страна бичевала Солженицына, когда весь народ клеймил позором его книги (естественно, не прочитав ни одной), Мишина учительница тоже провела в их четвёртом классе «политчас», на котором гневно критиковала «эти подлые антисоветские пасквили». Мишка поднял руку и наивно спросил: «А вы их читали?».

Возмущённая учительница вечером позвонила Майе: «Вы плохо воспитываете ребёнка, я буду жаловаться вашему начальству – вам не место на советском телевидении!»

Майя уже несколько лет работала на Телевидении и поднаторела в партийной демагогии. Она спокойно ответила: «А как можно держать в школе учительницу, которая, поднимая очень важную, сложную тему, не подготовилась к вопросам учеников, естественным, закономерным вопросам. Это вопиющий непрофессионализм – я буду звонить в министерство Просвещения и ставить вопрос о вашем пребывании в школе.»

Перепуганная учительница сразу признала свою ошибку и умоляла никуда не звонить.

Свою детскую чистоту, наивность и бескомпромиссность Миша пронёс сквозь жизнь и сохранил эту детскость по сей день: он может часами рассматривать какие-то смешные рисунки, заливаясь хохотом, а по субботам полдня гонять с мальчишками в футбол.