Смейся, паяц!

– Где ты нашёл такие дорогие яблоки?!

(Аналогичный вопрос мне всегда задавала Майя, когда я, решив её приятно удивить, приносил что-нибудь с базара. Я объяснял, что сам не разбираюсь, поэтому беру, предположим, те же яблоки, только всегда самые дорогие: раз продавец столько просит, значит, он знает, что они у него самые лучшие. Майя в ответ смеялась: «Шуронька, они тебя узнают и сразу повышают цену!»).

За неделю до отъезда у нас закончились деньги. Тогда я стал водить всю команду на обеды к моим родичам, попеременно: день – к дяде Исааку, день – к дяде Аркадию, день – к тёте Нине. Больше всего нам нравилось у дяди Исаака: он любил выпить, поэтому на столе всегда стояло несколько бутылок вина. Дядя Исаак мог перепить любого, всю свою жизнь он провёл в Кавказских застольях. Если бы можно было определить объём спиртного, которое он выпил за все годы, то Чёрное море покраснело бы от стыда за свою малость. Однажды ему нездоровилось и он пошёл к врачу. Когда провели исследования, потрясённый врач сообщил: «Был инсульт, вы перенесли его на ногах. У вас не организм, а машина, но прекратите её так нещадно эксплуатировать!». В тот же вечер дядя Исаак собрал друзей и на радостях напился.

После этой поездки мои друзья, конечно, тоже влюбились в Сухуми и ещё не раз приезжали туда отдыхать и вместе со мной, и без меня. Как же страшно мне было читать в газетах, слышать по радио, что там идёт война и этот солнечный, гостеприимный город бомбят. Мне трудно было в это поверить: ведь бомбить Сухуми – это всё равно, что бомбить радость, бомбить сказку, бомбить Чебурашку, бомбить Красную Шапочку!.. Когда я слышу молитву: «Господи! Научи, просвети и помилуй!», я понимаю насколько она сегодня своевременна!..

ДОРОГИЕ МОИ МОСКВИЧИ

Скаждым годом я всё чаще и чаще бывал в Москве, сначала по несколько дней, а потом и по две-три недели. Ездил всегда экспрессом «Киев-Москва», поэтому почти всех проводниц уже знал по именам. Всё больше и больше дел притягивало меня в столицу: издавались книжки, снимались мультфильмы и киносюжеты в журнале «Фитиль» и, как я уже писал, ставились пьесы. Во многих Московских газетах и журналах я регулярно публиковался, у меня были свои постоянные рубрики: в «Неделе» – «Шестеро в одной машине, не считая седьмого», и в «Советской культуре» – «Автопробег за шуткой». Ежегодно в подмосковных домах творчества проводились всесоюзные семинары драматургов эстрады и авторов киножурнала «Фитиль» – я был их постоянным участником. Кроме того, я входил в художественный совет министерства культуры СССР по эстраде, что тоже требовало моего присутствия.

Моя связь с Москвой, постоянные публикации в центральных газетах и выступления по всесоюзному радио и телевидению, сдерживали агрессию ненависти ко мне киевских чиновников-антисемитов, перестраховщиков и просто завистников, и не давали им возможности меня уничтожить. Кроме того, каждое пребывание в Москве, общение со столичными писателями, журналистами, режиссёрами, редакторами, посещения театров и творческих вечеров – всё это было для меня глотком кислорода, расширяло кругозор, вливало творческую смелость и давало силы для борьбы с мракобесами.

– И чего это вы всё время мотаетесь в Москву?.. Чего это вам у нас в Киеве не сидится? – с подковыркой спросили меня как-то на моём творческом вечере в Доме Кино.

Я ответил:

– Экспресс на Москву уходит вечером и приходит утром – мне радостно приезжать в московский рассвет из киевской тьмы.

Как вы понимаете, этот ответ не добавил ко мне любви в моём родном городе.

С каждым годом встречи с моими московскими коллегами становились всё более дружескими, мы виделись не только в столице – приезжая в Киев, они всегда бывали у меня дома, полюбили Майю, беседовали с ней на всякие «психологические» темы, восторгались «вкусностями», которыми она их угощала, выпивали в моём прославленном баре. Мы прошли вместе сквозь годы жизни, они поддерживали меня, подталкивали вперёд и просто согревали своим тёплым, дружеским отношением. По ходу повествования я буду рассказывать о них. Начну с Аркадия Арканова, Григория Горина и Александра Курляндского.

ОН ЕЩЁ ПОЁТ!

Аркадий Арканов всегда элегантен, сдержан и невозмутим – именно таким я представляю себе английского лорда из известного анекдота, который на испуганное сообщение жены «У нас в спальне лошадь!», спокойно отвечает «Ну, так что?»

По образованию врач, он какое-то время работал на эстраде в парном конферансе вместе с Олегом Левицким, писал для эстрадных артистов сценки и монологи, потом стал публиковаться в газетах, журналах, выходили книги, ставились пьесы, написанные вместе с Григорием Гориным, часто выступал и выступает в концертах, у него были и есть свои телепередачи.

При своей внешней флегматичности, Аркадий очень азартный и увлекающийся человек: он не пропускал ни одного тиража «Спортлото», за свою жизнь скупил, наверное, половину всех лотерейных билетов, а на ипподроме, на бегах, просадил столько денег, что, я думаю, ему хватило бы их на покупку собственного табуна.

– Ты очень любишь лошадей? – как-то спросил я его.

– А как можно их не любить? С одной стороны – горделивая стать, с другой – какая-то вековечная грусть в глазах. Создатель предназначил лошадь в помощь человеку и повелел: ты его друг и помощник. И лошади понимают своё предназначение: они верны, терпеливы, надёжны… Но иногда, мне кажется, в глазах у них проскакивает такая мысль: ну, почему нас не сделали людьми, а их – лошадьми?..

– Эта мысль когда-то пришла и Свифту: помнишь его «Гулливер в стране гуингнмов», где лошади повелевают людьми?

– Конечно, помню. Лошадь – это удивительное создание, вечное… Пройдут годы, скорости передвижения станут космическими. А лошадь не будет бегать быстрей – она не создана человеком, потому и останется в своём первозданном виде…

Я знаю его со времён нашей юности.

Он жил в одном доме с моим братом, мы часто сидели за накрытым столом, потом он писал предисловия к моим книгам, приезжал в Киев вести мои творческие вечера.

После моего переезда в Москву, мы неоднократно выступали в одних концертах, встречались на передаче «Вокруг Смеха».

Когда он впервые приехал в Израиль, конечно, мы опять встретились – я пришёл на его концерт в Тель-Авиве. Пришёл пораньше, чтобы можно было поговорить и взять интервью для журнала «Балаган», который я тогда редактировал. После первых объятий и восклицаний «Молодец, хорошо выглядишь!», «И ты молодцом!», Аркадий задумчиво произнёс:

– Итак, ты уехал в Израиль и убедил себя, что принял верное решение, а я остался в Москве и тоже убеждаю себя, что поступил правильно.

– Значит, мы с тобой – убеждённые люди. Чем ты сейчас занимаешься в Москве, помимо выступлений?

– Пытаюсь создать журнал под названием «Нос имени Гоголя». Это скорее не журнал, а альманах, не массовый, даже в какой-то степени элитарный, тираж всего сто тысяч.

– «Всего сто тысяч!» В Израиле это звучит фантастично. Ты один его формируешь?

– Есть редколлегия, называется – носколлегия, она же – кабинет министров. Премьер – Н.В.Гоголь.

– А твоя должность?

– Я – министр координации. Василий Аксёнов – министр внешних сношений, Григорий Горин – министр без портфеля (Горин тогда ещё был жив), Михаил Жванецкий – министр с портфелем.

– Тем самым?

– Он у него пожизненный. Откроется альманах нашим кратким манифестом, который будет называться «Минифест».

– Ты его привёз?

– Нет, конечно.

– Жаль. Вспомни хотя бы первые строчки.

– Первые не помню, а последние – запиши: «Даже если мы не возгорим надолго на небосклоне нашей несчастной, но замечательной литературы, даже если нам суждено, подобно падающей звезде, только обозначиться и уйти, то всё равно мы будем счастливы, потому что читатели успеют загадать желание…»