А. Блок. Его предшественники и современники

людей, руководствующихся не мистическими догмами, но своими внутренними

жизненными стимулами, — открывала возможность преодоления также и

односторонностей «нигилизма» и глухого отчаяния «бродяжества».

Реализоваться эта возможность могла только в нахождении некоей, достаточно

связанной с социальными коллизиями русской жизни, общей

мировоззренческой концепции современности. Блок ищет ее в разных

направлениях творчества: специально общественные ее аспекты раскрываются

в блоковской публицистике, индивидуальные коллизии современной личности

разрабатываются в лирике.

Поиски лирического образа России в поэзии, естественно, должны

координироваться со стремлениями Блока найти общую связующую нить

разных граней его творчества; поскольку исходной точкой нового этапа,

связанного с революцией, для Блока является разлом, крах старых устоев жизни

и больше всего с ним связан образ «бродяжества» — не исключены попытки,

под давлением догматиков, сконструировать из «болотных» тем условный

«синтез», иллюзорный выход из противоречий. И в первом, и во втором

изданиях «Нечаянной Радости» раздел сборника, носящий название «Нечаянная

Радость», т. е. — итоговый раздел, завершается стихотворением «Пляски

осенние». Это посвящавшееся Андрею Белому стихотворение и представляет

собой попытку из элементов осеннего пейзажа, и шире — из разных граней

«болотности», сконструировать новый, «болотно-водяной» образ Дамы как

мистическое разрешение реальных противоречий человеческой личности и

общих противоречий жизни:

Осененная реющей влагой,

Распустила Ты пряди волос.

Хороводов Твоих по оврагу

Золотое кольцо развилось

Очарованный музыкой влаги,

Не могу я не петь, не плясать,

И не могут луга и овраги

Под стопою Твоей не сгорать.

(«Пляски осенние», октябрь 1905)

Надо сказать прямо, что этот образ «снимающей», «сжигающей» материальные

земные отношения людей «Тишины» или «Радости» является мистико-

лирической схемой новой Дамы; он противостоит блоковскому образу

России — реальной страны, полной глубоких трагических противоречий. Эта

схема имеет одновременно вполне определенное общественное содержание.

Через все стихотворение проходит образ «хоровода». Андрей Белый под образ

«хоровода» подкладывал идею религиозной общины, идею, восходящую к

славянофилам: «Теория Дарвина построена на сохранении рода путем полового

подбора, т. е. путем отысканных и установленных форм общения и связи

индивидуумов… Религия есть своего рода подбор переживаний, к которым еще

не найдены формы. Жизнь общины основана на подборе и расположении

переживаний отдельных членов, как скоро в переживаниях своих они

соединяются друг с другом. Понятно, что только в общине куются новые формы

жизни»137. Общинный «хоровод» верующих в мистическую схему есть

социальная Утопия выхода из противоречий жизни путем умозрительного

слияния, синтеза.

Этот конструктивный мистический образ для эволюции Блока на новом

этапе не имеет серьезного значения в том смысле, что он неспособен стать

всеохватывающим на фоне тем «бродяжества». Он и не становится

обобщающим, в окончательном своде трилогии лирики Блок завершает

стихотворением «Пляски осенние» цикл «Пузыри земли», где собраны стихи

«болотной» темы. Шекспировский образ «пузырей земли» из «Макбета»

(«Люблю… может быть, глубже всего — во всей мировой литературе —

“Макбета”», — писал Блок Эллису 5 марта 1907 г. — VIII, 182) в качестве

ключевого к циклу превращает «хоровод» из «Плясок осенних» в символ

137 Белый Андрей. Луг зеленый (1905) — В кн.: Луг зеленый. М., изд.

«Альциона», 1910, с. 11.

сомнительности, опасного и двусмысленного «марева», переходного состояния

душевной жизни, — этим окончательно подчеркивается то обстоятельство, что

конструктивные схемы для Блока уже невозможны. Так обстояло дело и в

переходные для самого Блока годы. Но логику эволюции Блока в эти годы

объективное противостояние «Осенней воли» и «Плясок осенних» раскрывает

очень отчетливо. Белый «воевал» с Блоком именно за то, чтобы Блок стал

окончательно поэтом «Плясок осенних» — у самого же Блока, в противовес

мистическим схемам, все определеннее и резче обобщающий образ России

становится всеохватывающим. Движение к такому положению вещей сложно и

противоречиво — как раз столкновение «Осенней воли» и «Плясок осенних»

говорит о подобной противоречивости; оно осуществляется по разным линиям

творчества Блока. Поскольку основной идейно-художественной нитью здесь

является тенденция к «веренице душ», к внутренне-самодеятельным

лирическим характерам-персонажам, то и образ России Блок пробует

осуществить как особый лирический персонаж. Именно в таком виде предстает

тема России в стихотворении «Русь» («Ты и во сне необычайна…», сентябрь

1906 г.). С эпиграфом из Тютчева это стихотворение появляется в разделе

«Подруга светлая» сборника «Земля в снегу»; а в 10-е годы, в намечающейся

уже для поэта общей перспективе творчества, оно переносится в сборник

«Нечаянная Радость», в одноименный, завершающий концепцию книги раздел,

и там оно идет вслед за «Осенней волей» и относительно слабым

стихотворением «Не мани меня ты, воля…» (июль 1905 г.), повторяющим тему

«Осенней воли». В окончательном же своде лирики Блока «Русь» предваряется

стихотворением кометной темы «Шлейф, забрызганный звездами…». Ясно, что

за этими передвижками стоит стремление Блока связать «Русь» с темами

«стихии» и «бродяжества», найти место стихотворения в общем процессе

становления нового качества.

В примечании ко второму изданию «Нечаянной Радости» Блок указывает на

то, что он использует «подлинные образы наших поверий, заговоров и

заклинаний» (II, 406), создавая обобщенный лирический персонаж «Руси». Из

фольклорного образного материала создается лирический «характер»

заколдованной стихийными силами красавицы, — образ этот, как и в «Осенней

воле», соотнесен с «бродягой», мужским персонажем, чья отчаявшаяся в

противоречиях душа находит духовный исход в любви к «стихиям»

национальной жизни:

Где все пути и все распутья

Живой клюкой измождены,

И вихрь, свистящий в голых прутьях,

Поет преданья старины…

Так — я узнал в моей дремоте

Страны родимой нищету,

И в лоскутах ее лохмотий

Души скрываю наготу.

Дальнейшее развитие темы России в поэзии Блока идет именно как разработка,

прояснение и углубление лирических персонажей: «ее», в чьем лице должны с

особой отчетливостью проступать черты самой страны, народа, и «его»,

воплощающего в своей личности современного человека, с «бременем

сомнений», внутренних противоречий, разрешающихся в отношениях с

народно-национальной «стихией». В конечном счете разные линии поисков

Блока-лирика (скажем, поиски единства лирического и социального,

лирического и «стихийного» начал) должны соотноситься с этим важнейшим

для поэта аспектом его деятельности — с темой России, содействовать

углублению и усложнению персонажей-характеров, непосредственно

воплощающих эту тему. В самом общем виде можно сказать, что так и

происходит — но с чрезвычайно характерными противоречиями. Так огромным

достижением творчества Блока в целом является создание лирического образа-

характера, представляющего социальные низы и одновременно воплощающего

наиболее поэтические, из возможных для Блока, жизненные начала (цикл

«Заклятие огнем и мраком»). Естественно, что подобный персонаж соотносится

с темой России и даже имеет тенденцию стать воплощением самой этой темы.

Однако тут же обнаруживается его «тяжелое, несовершенное и сомнительное»