Свет с Востока

Если имя реки «Каи» в Красноярском крае располагается на пути движения осетинского слова дон на восток, то столь же короткое «Зея», запечатлевшее себя кроме чистой формы также в названиях Енисея, Бирюсы и «златокипящей Мангазеи», восстанавливает в нашей памяти еще одну среду, где рождались географические наименования. Она уже представала в примерах Оки и Ангары, теперь же остается сказать, что в образе частных видоизменений «Зея», «-сей», «-са», «-зея» предстает еще одно тюркское слово — суу означающее «вода». Небезынтересно и тюркское наименование ленг (турецкое lenk) — «неровный, хромой, кривой», данное, вероятно, из-за множества по­воротов русла; русские переосмыслили его в «Лена».

В древности поселения обычно строились на берегах крупных либо мелких потоков, а в крайнем случае — у источников. По рекам отправлялись в торговые походы, одновременно водное полотно приобрело оборонительное значение. Достаточно показательны такие свидетельства, как совет арабскому халифу VIII века Мансуру строить Багдад именно на берегу Тигра, ибо по реке в столицу смо­гут придти товары, а враг переправиться через нее не сможет; или наличие одинаковых словообразующих согласных в грузинских словах цхсти (цка-ли) — «вода» и цихе— «крепость». Если перейти к России, то и здесь пример упоминавшихся Москвы и Пскова, опоясавших себя с двух сторон реками, показателен. Рядом с ними встают Новгород на Волхове, Ярославль на Волге, Киев на Днепре и многие другие города-крепости. Любопытно, что старое русское

Ороксология

275

обозначение для забора — «тын» — прямо восходит к осетинскому дон — «река».

Киев, «мать городов русских». Известно, что возникновение Кие­ва заключено в границах У-У1 веков нашей эры и связывается с име­нами трех братьев — Кия, Щека и Хорива. Однако эти имена больше никогда не встречаются, они не вошли в употребление народом и от­сюда начинается сомнение. Существует точка зрения, что спутники Рюрика Синеус и Трувор — не люди, а скандинавские обозначения понятий «свой дом» и «верная дружина», с которыми Рюрик и пришел в Россию. Представляется, что имена Кий, Щек и Хорив имеют ту же логику. За южной границей русских земель жили иранские племена, и возможно, что город на Днепре был основан именно иранцами либо же русскими данниками персидского самодержца. Именно в это время в Иране правил царь из сасанидской династии Кеянидов шах Кей Хос-ров (531-579), его имя и стало в русской передаче «Кий-Щек-Хорив», то есть Кий, Щек и Хорив — не имена трех братьев, а три обозначения одного и того же персидского царя: шах Кей Хосров.

Как и в случае географических названий, область личных имен в преданиях древней Руси тоже имеет ясное восточное происхождение. Следует ограничиться наиболее выпуклыми, показательными приме­рами, помня, что они очерчивают круг источников и общие законы перехода звуков и значений для многих других случаев.

В имени «Еруслан Лазаревич» обе части происходят из одного и того же источника. «Еруслан», как и усеченное «Руслан», возникло из персидского арслан — «лев» (венгерское огаг/аш), «Лазарь» — сокра­щенный вид персидского лал у зар — «жемчуг и золото», которое в армянский перешло полностью — «Лалазар» (персидский союз -у-заменен армянской соединительной частицей -а-), но в других языках вследствие стечения двух одинаковых слогов один выпал, как это про­изошло под влиянием беглой речи, например, с русским словом «зна-ме (но) носец».

Вспомнив Руслана и рядом с ним Пушкина, мы сразу думаем о Людмиле. Первая часть этого имени «Люд-», как и слова «люд», «лю­ди», восходит к персидскому лут — «нагой». Подтверждаемая многи­ми примерами возможность чередования «л» и «н», «т» и «к/г» позво­ляет считать лут видоизменением корня нак в индийском на-кка, от которого произошло слово «нагой». Оно пришло из малайско-индийского круга народов; породившему его слову на-кка соответст­вуют арабское накий, английское пей итальянское пеНо, одинаково

276

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

имеющие значение «чистый». В персидском же языке на-кка превра­тилось в лут (сравнить арабское каниса — «церковь» и равнозначное тюркское килиса, турецкое каИ5еу русское «архитектура» и итальянское агккеНига). От персидского лут — «нагой, голый, без волос на теле, без шерсти» произошли русские слова «лютый» и «люди». Что касается второй части рассматриваемого имени «-мила», то она возникла, через иранскую или тюркскую передачу, из арабского корня «М.Й.Л» — «быть склонным». В производных образованиях этого глагола появля­ется значение «заставлять испытывать склонность, возбуждать склон­ность, нравиться». Итак, имя «Людмила» следует переводить как «нра­вящаяся наготой». Это — воспоминание о древнегреческих каллисте-ях— общественных праздненствах в честь красоты человеческого тела, когда эолийские и дорийские обнаженные юноши и девушки, вызывая всеобщее восхищение своим совершенным сложением, уст­раивали уличные шествия и распевали пеаны и дифирамбы во славу Аполлона и Диониса. Происхождение имени «Людмила» от каллистей подчеркивается тем, что в соседней с греками Болгарии сохранилось и мужское имя «Людмил».

«Владимир-Солнце»: имя князя предстает как перевод персидско­го, тоже собственного имени «Джахангир» — «завоеватель вселенной, владыка мира». А солнце— показатель верховной самодержавной власти («один, как солнце в небе»); последующее отражение такого представления — персидский орден Льва и Солнца.

Образ Руслана в пушкинской поэме ведет к еще одному имени — старой Наины, встреченной витязем в его скитаниях. Естественная обкатка в живой речи превратила «Наину» в «Нину», и это подчас ведет к поискам истоков этого имени в грузинской среде. Между тем, «Наина» порождено финским словом пшпеп — «женщина».

Некрасовский «Кудеяр-атаман» возвращает нас к области персид­ского влияния. «Кудеяр» — это русское воспроизведение ираноязыч­ного худа яр — «друг Божий», устоявшегося эпитета библейского Ав­раама в исламе и по значению соответствует арабскому холил аллах. Имя «Садко» также происходит из арабского — садыку-ху — «друг Его (аллаха)»; подобным образом, например, из почетного имени шайху-ху— «шейх, старец Его (аллаха)» образована современная фамилия «Шейхо». Существование торгового пути «из варяг в греки», деятель­ное участие Новгорода в международной жизни средневековья, обна­ружение арабских монет при раскопках в Прибалтике и на русском северо-западе позволяют видеть среди «торговых гостей» новгород­

Ороксология

277

ского рынка не только персидских и тюркских, но и дальних арабских купцов из Багдада и городов Сирии.

«Мазепа». На Руси ближневосточный «дж» может нередко пере­ходить в «зь». Персидское слово джангяль — «роща» — дало на рус­ской почве «Жигули» (в английском от него произошло Jungk — «джунгли»); арабское ъаджам— «иноземный» (обычно «персидский») превратилось на Руси в «азям» (длиннополая крестьянская одежда); арабское джайб— «карман» перешло в «зепь» с тем же значением. Когда один из московских великих князей просил прислать ему араб­ское сочинение, заглавие которого начиналось словом Аджаибу («Чу­деса»), то он воспроизвел это слово как «азя ибу». Примеры такого перехода позволяют установить, что имя «Мазепа» преобразовалось из арабского собственного же имени Муджиб а(р-рахман) — «признаю­щий Милостивого (т. е. аллаха, Бога). В наше время имя Муджиб ар-Рахман носил основатель государства Бангладеш...

Не буду пытаться привести здесь полный словарь тюркизмов, иранизмов и арабизмов в русском языке — приведенные примеры уже достаточно красноречивы. Пространственная близость с востоком привела к тому, что в русском языке восточные слова при всей силе их переработки все же сохранили свой первозданный облик более, чем на Западе. Многие слова русского словаря, которые традиционно счита­ются чисто русскими, имеют если не исключительно, то в большинст­ве своем тюркское, персидское, арабское, армянское, даже хеттское происхождение.

Все до сих пор сказанное приводит к определенному заключению. С исторической точки зрения, Русы представляли собой иранское земле­дельческое племя, располагавшееся рядом с тюркскими и финскими племенами на отдельных участках пространства между Балтийским морем на западе и Уральским хребтом на востоке, Ладожским и Онеж­ским озерами на севере и Азовским морем на юге. По составу языков это пространство следует считать Западной Азией, продолжающейся на север до Белого моря, а на юг — до Аденского залива Индийского океа­на, естественно включая Малую Азию до Босфора. После такого опреде­ления по особому звучат слова Пушкина о Петре, который из Петербур­га мечтает «в Европу прорубить окно» и блоковское «Да, азиаты мы...»