Свет с Востока

Ороксология

271

рон (перо, крыло). Однако тюркское куш/кус уцелело в словах «иску­шение, искусство» (т. е. дар, получаемый от кус — птицы, как дар ху­дожества получают от худо/худа, по-персидски «бог».) Отсюда «Ко­щей» (злобный старец русских сказок), тюркское Кушний— «пти­ца/поклонник». Вероятно, с тотемической ролью птиц связано и изо­бражения орлов — наиболее высоко летающих, следовательно наибо­лее приближающихся к небу птиц — на гербах и знаменах.

Русское «морда», араб, марда— «безбородая» (через персидское произношение морда). Помня об униженном положении женщины на древнем Востоке и в старой России («жена до убоится мужа своего»), можно считать, что и в слово «морда», имевшее грамматически и по значению женский род, вкладывался презрительный смысл: «безборо­дый, как баба». Такое выражение могло появиться как осудительное по отношению ко введенному Петром Первым сбриванию бород на европейский лад. Борода во все времена почиталась на Востоке и в связанной с ним России как знак высокого человеческого достоинства. Без нее невозможно представить себе восточных царей, героев, бояр, мудрецов. Поэтому и придуманные теперь портреты западноазиатских ученых и поэтов (их подлинные изображения отсутствуют, так как ислам запрещал живопись) обязательно снабжаются бородами.

«Страна» (сторона) — «с» (начальное придыхание, переходящее в «с» по закону spiritus бspera, сравнить греч. хел(иос) — «солнце» — лат. sol) + тор тюрк, тур — «встань, (чтобы двигаться)» + перс, показатель множественности одушевленных -ан = «сторон». Таким образом, по­нятие «страна» образовано представлением о совокупности двигаю­щихся, т. е. действующих, людей. Так как в условиях России простран­ство, где размещается эта совокупность, велико, оно выражается жен­ским родом (сравнить «жизнь», «смерть», «земля», «ночь», тогда как, например, «день» связано со словом «о-дин» и поэтому с двумя китай­скими словами: и тянь («день», буквально «одно небо») и тянь — «небо»). Так в конце «сторан» появляется показатель женского рода «-а» = «сторона» с последующим выравниванием гласных = «сторона» либо с выпадением первого гласного = «страна» по типу «город/град».

Многие имена российских городов относятся ко времени татаро-монгольского нашествия: Ардатов — это тюркское орда тау — гнездо (гора) орды; Саратов — сарай тау — гнездо (место пребывания) сарая (ханского дворца), т. е. столицы Золотой Орды; Ростов (Ярослав­ский) — Урус тау — гнездо русских. Рязань — иранское рус-ан — русские; от птицепоклонства — Воронеж, Курск, Орел, Углич.

272

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

С другой строны, имена многих городов России имеют финскую основу— Вязьма, Кинешма, Кострома, Москва, Псков, Тотьма, а по происхождению финны являются одним из тюркских народов.

Так, наименование «Москва» традиционно связывают со словом «про-МОЗГ-лый», исходя из представления о сырости, болотистости места, на котором был построен город. Однако название будущей сто­лице русского государства дали финские племена, которые тысячу — полторы тысячи лет назад обитали на территории нынешней России. Непосредственно имя городу дано одной из двух рек, при слиянии которых он был поставлен. Река звалась «Москва» от финского musta — «черная» (для сравнения полезно привлечь и областное фин­ское muskea — «темный»). Ранее пространства от Балтики до Урала и от Волги до Днепра были покрыты густыми труднопроходимыми лес­ными зарослями. Из протекавших здесь рек сравнительно узкие были затенены переплетавшимися над ними ветвями могучих деревьев, росших по их берегам; такие потоки представлялись финским лесным охотникам и собирателям ягод и грибов «черными», «темными» — по-фински musta, muskea; свойственное тюркским языкам тяготение к ударению на последнем слоге оказало тут свое влияние и таким обра­зом довершило организацию слова «Москва» — «черная, темная (ре­ка)». Названия рек «Меты» в Новгородской области и «Псковы», тоже давшие имена городам, представляют собою необходимые параллели для доказательства; вывод подкрепляется наличием переводных обо­значений, говорящих об одном и том же: Кара Су на Кавказе, Черная речка в восставшем «из тьмы лесов» Санкт-Петербурге.

Когда же лесная река была широкой, она словно раздвигала бере­га, в ее воды гляделось бледное северное небо. Водный простор казался «белым», по-фински valkea, так образовалось имя Волга. Его паралле­ли: Волхов (из «Волхова» т. е. valkea-va — «белая вода»), Влтава, Пул­ково, Полтава, Молога. Но если широкий водный простор называли «белым», и это слово кровно связано с финским valkea, то нетрудно понять, почему слова «большой», «великий» имеют в своей основе те же согласные Б (В)-Л-К. После сказанного становится ясным проис­хождение названий «река Белая», «река Великая», «Белое море», «Бал­тийское море» (baits по-латышски «белый»). Небезынтересно, что у арабов Средиземное море называется аль-бахр аль-абъяд аль-мутавассит — «Белое Срединное море».

Если вспомнить о еще одном обозначении понятия «белый» — тюркском ака (точнее это значит «выбеленный, забеленный»), то от­

Ороксология

273

кроется происхождение названия «Ока» (при учете среднерусского «оканья» — сравнить «отец» из тюркского ата, «Толстой» из «тол­стый»).

Для Оки — притока Волги — существуют две тоже тюркоязыч-ных параллели: река Ока в Восточных Саянах и река Ангара, выте­кающая из Байкала. Последнее наименование (ангара) при исследова­нии распадается на две части: Анга-ра. В первой появление носового звука объясняется обычной неустойчивостью «н». Озвончение ака в виде анга, как и «напряженность» этого слова, приведшая к появле­нию «н» в его составе, объясняется влиянием последующего взрывно­го «р» в слове -ря. Это озвончение оказалось настолько сильным, что даже в 20-х годах нынешнего столетия столицу Турции именовали «Ангора» (сравнить сохранившееся название «ангорская кошка»). Утвердившееся теперь название «Анкара» отражает более раннюю чистую тюркскую форму.

Что касается слова «-ра», то в нем ясно видно персидское pax— «путь». Иранские купцы бывали частыми «торговыми гостями» в древ­ней и средневековой Руси, посещали они и Сибирь, скупая у местных охотников драгоценные меха. Из персидского происходит и название «Обь» (из перс, аб — «вода»). Но если слово, давшее имя великой сибир­ской реке, имело все же ограниченное распространение, то его брат по языку, pax в виде «-рд» весьма деятельно участвует в словаре географи­ческих имен также к западу от Уральского хребта. Здесь иранское слово pax встречается с финскими и образует с ними устойчивые сочетания: Кашира (ка(к)си ра(х)— «два (торговых) пути» (фин. kaksi— «два» + перс, pax— «путь»); Вишера (ви(и)си ра(х)— «пять путей» (фин. viisi -«пять» + перс, pax); Мещера (метса pax -«лесной путь» (фин. meltsa — «лес» + перс, pax) и т. п. Таким образом, Ангара (анка-ра) может быть переведено как «большой (широкий) путь».

Использование рек, особенно крупных, для торгового судоходства даже в пору натурального обмена четко просматривается в стародавних названиях Волги у восточных народов — «Ра» и «Итиль»: в первом не­трудно узнать все то же персидское pax — «путь»; во втором за вычетом древнего определенного члена «т» (этот звук доныне присутствует в разноязычных усложнившихся показателях определенности), сохра­нившегося, например, в начале слов «Терек», «Атлантида», остающееся -иль представляет собою тюркское обозначение понятия «путь».

В наименованиях рек рассматриваемого сейчас географического круга финское влияние не всегда сосуществует с иранским. Первое

274

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

раздельно представлено в западном Приуральи, где типичное оконча­ние речных имен «-ва» (сравнить «Нева») воспроизводит финское vest— «вода». Иранское влияние раздельно действует на юге: здесь четыре больших реки одинаково обязаны своими названиями осетин­скому дон— «река» (Дон, Дне-пр, Дне-стр, Дун-ай, сравнить имена некоторых меньших рек: Цна, Шек-сна, Дре-тунь, Се-тунь).

Если вспомнить об упоминавшемся выше чередовании «д» и «г» (сравнить русские «ангел» и (народное) «ангдел», «для» и (народное) «гля»), то станет очевидной связь иранского, в данном случае уже осе­тинского, «дон» с проходящим по Сибири именем «ган» («кан») в на­званиях ряда рек (Аган, Васюган, Большой Юган, Кан); распростране­ние этого слова завершается в северной Корее, где название реки Тэ-донган является крайним восточным показателем и любопытно, быть может, не только своей географической удаленностью от первоисточ­ника, но и в более глубоком смысле.