А. Блок. Его предшественники и современники

например, «Незнакомка», как раз лишенная этих органичных переходов, не

случайно строится на резкости контраста разных сторон ситуации и потому-то

становится как бы лицевым, основным образом, характером-принципом

«Нечаянной Радости», хотя такого замысла не было и не могло быть у Блока.

Дальнейшее же расширение лирического характера после «чердачных» стихов

будет состоять как раз во введении новых граней в логику гибких переходов

внутри самого образа, но опять-таки не в механическом «подключении» каких-

то тем к некоему неподвижному каркасу, схеме образа. Ближайшей темой,

подлежащей подобной трансформации в единстве нового образа-характера,

оказалась, и совсем не случайно, по всем особенностям блоковского развития,

тема стихии. Далее она просто вырвалась на первый план. Для стихов же

второй половины 1906 г. существенно то, что Блок пытается разрабатывать

образ-характер во внутренних связях лиризма и стихии, ввести «стихийное» в

его перебоях и взаимопереходах с «лирикой» в конкретную личность, в

персонаж стиха.

С этой точки зрения совсем не случайным, но, напротив, в высшей степени

характерным для Блока оказывается упоминавшееся выше в связи с

«подборкой» о «Незнакомке» стихотворение «Шлейф, забрызганный

звездами…» (сентябрь 1906 г.). Его тема, в общем, случайна и ненужна рядом с

контрастами разных планов «Незнакомки», но особые отношения в нем

лиризма и стихийности очень показательны для Блока в его движении. Между

женщиной-кометой и лирическим «я» стихотворения здесь устанавливаются

прямые отношения. «Ее» стихийность — источник трагических личных

переживаний персонажа-мужчины. Переходы между «стихийным»,

«космическим» и личностью персонажа-мужчины здесь совсем иные, чем в

прежних стихах Блока. Личная драма «его» прямо соотнесена со «звездными»

качествами «ее», как бы вдвинута в космос; оба они, будучи разными, в то же

время уравнены в действии, в лирической ситуации. Происходящее между ними

одновременно и «стихийно», и «лирично». Героя губит «ее» стихийность, но

«он» на одном уровне с «ней» — таков замысел, отчетливее всего выраженный

в финале:

Дай серебряных коснуться складок.

Равнодушным сердцем знать,

Как мой путь страдальный сладок,

Как легко и ясно умирать.

Отсюда — прямой путь к попыткам дальнейшей конкретизации и сюжетной

ситуации, и персонажей. Лиризм и стихийность должны обрасти признаками

почти бытовой точности, оставаясь самими собой и в своих переходах

образующими лирический характер. Сам характер должен выступить в своих

связях с «общим». Таково стихотворение «Ищу огней — огней попутных…»

(октябрь 1906 г.), в книге «Земля в снегу» названное «Колдунья» и включенное

в раздел «Песня Судьбы». Конкретность здесь та, что «колдунья» появляется в

деревенской обстановке — тут стадо звякает за рекой, поют свирели, месяц

золотит крыши, появившись «меж темных заводей и мутных». Из «мутных

заводей» появляются «болотные бесы». Далее болотное бесовство, или

стихийность, оказывается присущим душе героини, колдуньи. Сама же

колдунья находится в прямых лирических связях с героем-персонажем, в таких

же связях «на одном уровне», как и в стихотворении «Шлейф, забрызганный

звездами…». Поэтому и конец стихотворения, поэтический вывод вполне

аналогичен:

Иду, и холодеют росы,

И серебрятся о тебе,

Все о тебе, расплетшей косы

Для друга тайного, в избе.

Дай мне пахучих, душных зелий

И ядом сладким заморочь,

Чтоб, раз вкусив твоих веселий,

Навеки помнить эту ночь.

Слившись воедино, сплавившись, лиризм и стихийность должны в конце

концов породить национальный женский характер в разливе «общего» — в

«песне судьбы», которая должна выступить одновременно и как судьба личная,

судьба персонажа, втягиваемого в народные «стихии», и судьба национальная,

судьба страны, охватываемой «метелями» общественных катаклизмов. Такой

национальный женский характер в единстве личных и общих судеб в

художественной логике окончательной композиции блоковского второго тома

дается в разделе «Фаина»; порогом к нему от предшествующих стихов там же

является лирический цикл «Снежная маска». В композиции сборника «Земля в

снегу» стихи о Фаине еще не собраны воедино, но рассыпаны по всей книге;

завершает же книгу, подводит ей поэтический итог «Снежная маска». Это

значит, что единый собирательный образ-характер во время складывания

сборника еще не осознан поэтом, или, вернее, не найдено его особое

содержательное место в композиции, потому что внутренне он уже

присутствует здесь; существеннейшим же этапом к нему, переломным

взрывным пунктом, ведущим к наиболее важному лирическому персонажу

целой эпохи в эволюции Блока, следует считать именно своеобразную

лирическую поэму о «Снежной маске».

Цикл «Снежная маска» с очень большой наглядностью показывает,

насколько наполнена скачками, внезапными взрывами, резкими поворотами и

кажущимися неожиданностями эволюция Блока-поэта, как она зигзагообразна

по видимости и в то же время — изнутри содержит особенную, очень

противоречивую и вместе с тем по-своему очень строгую последовательность.

Следовало бы ожидать вслед за стихами переходного периода после революции

1905 г. явно последовательного конечного слияния отдельных линий в один

общий узел, — в частности, «чердачные» стихи как бы прямо предполагают

возможность органического обобщения, «укрупнения» повествовательности и

появления, в результате слияния с трансформированной «кометной» линией,

ясных и точных, обобщенных характеров-персонажей в драматически-

последовательных отношениях. На деле внезапно происходит в начале 1907 г.

кажущийся полностью неожиданным лирический взрыв, рождающий чуть ли

не самый неясный, странный, с трудом реализуемый в сюжетные отношения, с

трудом прочитываемый именно во взаимоотношениях героев-персонажей цикл.

Кажущаяся странность ситуации усугубляется еще и тем, что как будто бы

заданы театрального типа сюжет и характеры. Жизненный, биографический

источник давно и широко известен: это отношения поэта с актрисой театра

Комиссаржевской Н. Н. Волоховой. Жизненный сюжет явно осмысляется в

лирике сквозь «театр», «маски», — следовательно, должна бы быть по крайней

мере та четкая планировка характеров и их отношений, которая присуща

«Стихам о Прекрасной Даме». На деле же подобной четкости нет и в помине, —

несмотря на напряженно-страстную эмоциональность всего построения,

наиболее характерной особенностью всего цикла в целом оказывается такой

разлив лирических стихий, в котором даже и представить немыслимо сколько-

нибудь строгие или просто видимые очертания событий, реально происходящих

между сколько-нибудь реальными людьми.

Следовало бы ожидать, далее, большей, чем ранее, конкретности

изображения — но и этого нет. Героиня цикла, Н. Н. Волохова, вспоминает:

«Стихи эти, особенно отдел “Маски”, родились непосредственно из нашего

провождения времени в течение рождественских и новогодних праздников,

когда вся наша молодая компания, урывая время от ежедневной большой,

праздничной, театральной работы, стремилась повеселиться вдоволь»121.

Буквально то же самое и еще определеннее утверждает участница «молодой

компании» В. П. Веригина: «… почти во всех стихах “Снежной маски”

заключены настоящие разговоры и факты тех дней»122. При этом обе участницы

событий (в особенности широко, детально — В. П. Веригина) сопоставляют с

неопровержимой убедительностью стихи и подробности реальных событий, —

однако подобный «реальный комментарий», убеждая достоверностью, самим