Смейся, паяц!

У вас великолепная семья,

Как звонкий стих, где строчка к строчке.

Люблю вас очень, очень я

И проявляю это чувство к вашей дочке!

Сегодня с вами каждый здесь любезен,

Но мне хвалить вас как-то не с руки,

А просто, скромно, в вашу честь, Березин,

Назвал я свой район – «Березняки»!

Вас любят и грузины и эвенки,

Вас с нетерпеньем ожидает зал…

Несите радость вместе с Тимошенко,

Который день рождения – зажал!

(После этих стихов «добитый» мною Тимошенко, устроил специально для нас празднование своего «зажатого» юбилея). Не могу не сказать несколько слов о Розите, жене Березина, которая была идеальным примером, эталоном Жены Артиста и с честью, достоинством и, главное, великим терпением выполняла свою нелёгкую миссию. Это был особый дар, особый талант лавировать между ревнивыми и всегда недовольными родичами, не осложнять жизнь мужу упрёками, жалобами, «разборками» и вырастить детей знаменитого и богатого папы порядочными и честными людьми, а не зажравшимися, избалованными эгоистами.

Вспоминаю эпизод: Тарапунька и Штепсель в квартире у Березина репетировали какую-то сценку, с танцами, прыжками, кульбитами. Через час Фима вышел в гостиную и попросил у Розиты свежую рубашку, чтобы сменить пропотевшую.

– Подожди. – Она привела маленьких дочку и сына и указала им на мокрую спину Березина. – Вот так, дети, папа зарабатывает деньги.

Когда дети выросли, она стала ездить с ним на гастроли. Войдя в номер гостиницы, в первые же полчаса, переставляла стулья, кровати, стол, создавая домашний уют. На стол ложилась любимая скатерть Березина и ставилась ваза с его любимыми цветами, в ванной уже висел его любимый халат.

До последнего дня своей жизни, уже тяжело больная, она беспокоилась не о себе, а о том, чтобы Фимочка вовремя выпил свои таблетки.

Однажды, когда они были на гастролях, Саша, старший сын Тимошенко, посадил компанию друзей в папин «Додж» и прокатил их по Киеву. В двигателе не было охлаждающей жидкости и часть деталей сгорела. Купить запчасти к американской машине в то время было невозможно. Тогда Тимошенко сделал чертежи всех испорченных деталей и, во время очередных гастролей, в каждом городе, шёл на военный завод, показывал чертежи и просил сделать эти запчасти. Его любили, ему не отказывали и самым высоко профессиональным мастерам поручали это ответственное задание. Половина оборонной промышленности СССР работала на Тимошенко, и через месяц в Киев полетели посылки из разных концов страны с любовно выточенными деталями для «Доджа».

Если бы вдруг потребовалось найти живое воплощение формулы «национальный по форме, социалистический по содержанию», то это был бы он, Юрий Тимошенко, знаток украинского фольклора, который постоянно тянулся к русской культуре, восхищался мелодичностью грузинских песен, изяществом армянской архитектуры, графикой прибалтийских художников, обожал узбекские манты и еврейскую фаршированную рыбу. Расул Гамзатов когда-то пошутил: «Выступление Тарапуньки и Штепселя для меня – праздник дружбы народов».

Тимошенко люто ненавидел национализм во всех проявлениях, высмеивал его и в повседневной жизни и на эстраде. Одного киевского деятеля культуры, из которого сочился антисемитизм, публично обозвал «национальным по форме, дураком по содержанию». Другому – в Москве, на Декаде украинского искусства, в фойе гостиницы, за слово «жид» влепил такую оплеуху, что тот свалился на пол.

Ехали они на эту Декаду в штабном вагоне, в котором находилось только высокое начальство и все Народные артисты. Начало Декады совпало с окончанием студенческих каникул. На какой-то станции к ним в вагон проскользнул студент, «зайцем» возвращавшийся в Москву. Тимошенко приветливо заговорил с ним, вспомнил свой институт, пошутил по поводу вечного студенческого безденежья. Спросил: «Конечно, хочешь есть?» и, не дожидаясь ответа, пошёл в буфет за продуктами. Когда он вернулся, нагруженный пакетами, студента уже не было: по требованию какого-то вельможного чиновника проводник на первой же остановке выдворил «зайца», ехавшего «не по рангу». На Тимошенко страшно было смотреть, это было то состояние, когда он становился неуправляемым. Довести его до этого могли только обида и несправедливость. Он чуть не выломал дверь в купе, где заперся перепуганный чиновник, бился о закрытую дверь и кричал:

– Выйди! Я хочу посмотреть в твои глаза!.. Ведь он хотел есть! Ты выгнал голодного человека!.. Ты молодость свою выгнал!

С трудом удалось успокоить его и оттащить от избитой двери.

С Тимошенко связано много такого рода шумных и скандальных историй. Однажды их пригласили на гастроли в Англию и Шотландию и правительство Украины дало «добро». Для того времени это было чрезвычайным происшествием. Друзья радовались, поздравляли, враги завидовали. Они за два месяца вызубрили всю свою программу на английском, оформили документы, оставалось получить подпись секретаря райкома. Тот их приветливо принял, стал рассматривать бумаги и вдруг спросил:

– Юрий Трофимович, Ефим Иосифович, а почему вы ещё не члены партии? Нехорошо.

Это была роковая фраза. Тимошенко вскочил, подошёл к столу, склонился над хозяином кабинета и стал выкрикивать ему прямо в лицо:

– Вы оскорбляете нас этим вопросом! Пока в вашей партии такие личности, как Котенко, Гончаров, Иваненко, не смейте звать туда порядочных людей! Выгоните из партии всех подонков и тогда мы сами к вам придём!

Березин потом рассказывал: «Юра орал на него, а я сидел и думал: «Всё: никто уже никуда не едет». Он оказался прав – гастроли отменили.

Естественно, такое поведение вызывало нелюбовь и злобу у советских и партийных клерков. Разделаться с популярными и любимыми народом артистами уже было трудно, но там, где появлялась возможность, им делали и мелкие и крупные пакости. Например, в год, когда и тому и другому исполнялось по шестьдесят, оба были представлены к званию «Народный артист СССР». Подготовленные «Укрконцертом» документы пошли по инстанциям и… потерялись. Друзья и сослуживцы негодовали, пытались выяснять, протестовать, но Тимошенко потребовал всё это прекратить: «У нас уже давно есть самые народные звания: Тарапунька и Штепсель»

В одном из наших телефильмов был такой буффонадный эпизод: Тарапунька становится директором предприятия, ничего не зная, не понимая, и полностью рассчитывает на подсказки Штепселя по телефону. Штепсель подсказывает ему, но параллельно воспитывает своего маленького сына: «Поцелуй тётю!», «Не капризничай, кушай то, что на столе!» и так далее, в таком духе. Тарапунька, уверенный, что это адресовано ему, всё послушно выполняет: целует секретаршу и съедает телефонную трубку. Для этого эпизода на кондитерской фабрике заказали четыре шоколадные телефонные трубки. Когда кондитеры узнали для кого этот заказ, они очень постарались: сделали каждую трубку, во-первых, раза в полтора больше, чем полагалось, а во-вторых, – из самого высококалорийного шоколада, а внутрь ещё добавили какую-то потрясающую начинку. Когда в день съёмок мы вошли в павильон, там так вкусно пахло, что у всех слюнки текли, но Юра никого не подпускал:

– Это мне! Я буду есть, а вы – доёдывать остатки!

Но, как он потом сам признал, «за жадность был наказан». Первый дубль отработал весело, съев почти половину трубки. Во втором дубле – уже менее охотно подносил трубку ко рту, в третьем – приходилось его уговаривать и подталкивать. Во время четвёртого дубля мы перекрыли все выходы из павильона, чтобы он не сбежал. После съёмок, ещё несколько месяцев, он не мог даже смотреть на шоколад. Когда, чтобы его подразнить, я предлагал ему даже самый маленький батончик, его передёргивало – наелся на всю жизнь!

Очень не любил он помпезных «правительственных» концертов и под любым предлогом избегал участия в них. Однажды, за день до такого концерта в Киеве, вдруг улетел в Алма-Ату на съёмку какого-то эпизода. В другой раз, уже в Москве, явился с опухшей перевязанной щекой: оказалось, что ему давно надо было вырвать больной зуб, но он дотянул до дня концерта. Он добился своего, от выступления освободился, но Березин его огорчил: «Чудак! Тебе ведь на все концерты зубов не хватит».