У Южного полюса

Савио. Как всегда, он сохранял полное спокойствие. Савио тоже

следил глазами за снежным комом и позволил себе по этому

поводу шутливое замечание, которое у Колбека и врача встретило

мало одобрения.

* Этот пик был взят лишь однажды. Овладел им я в сопровождении

Эдвина Брауна из Бодессерта (Квинсленд).

Один за другим все собрались по ту сторону разделявшего нас

выступа. После этого мы проложили лисий след дальше, по новой

узкой ледяной дорожке, которая вела вверх меж скалистыми

крутизнами.

На высоте 3000 футов мы еще видели олений мох (олений

лишайник)... Следы пребывания птиц исчезали на высоте 2000

футов. Горы состояли теперь в основном из осадочных пород.

Лапландец Савио и во время этой экскурсии оказал нам

бесценные услуги благодаря своему мужеству. Оказавшись в

тупике на одном исключительно крутом месте, мы бы наверняка

слетели вниз, если б Савио не нашел выхода, поставив на карту

собственную жизнь.

Как и в прошлый раз, Савио отвязал себя от каната,

вернулся обратно по нашим следам и добрался кружным путем до

одного выступа, куда я перебросил ему конец каната.

Потребовалось, однако, много труда и усилий, пока мне и Савио удалось,

укрепившись в этом рискованном месте, вызволить остальных

из их отчаянного положения.

Вся проделанная нами экскурсия потребовала огромного

терпения и осторожности, но, несмотря на затраченные нами

большие усилия, данный участок оказался в конце концов

недоступным для человека. Средняя высота над уровнем моря достигает

здесь 8000 футов, а отдельные снежные вершины высокомерно

смотрели с высоты 13—14 тысяч футов на маленькие черные

точки внизу, которые ползли к ним по белоснежной равнине.

Подъем по крутым склонам был труден и отнял много

времени, однако еще более рискованным был спуск. Тем не менее

нам удалось в сохранности доставить различные образцы,'

обогатившие наши коллекции.

Однако мы смертельно устали и совершенно изнемогали,

когда, наконец, оказались внизу, на леднике, где оставили своих

спутников, сани и собак.

Барометры-анероиды оказывали в этой экскурсии большие

услуги—и для определения высоты местности, и для

сигнализации о приближающейся буре. Теодолит мы с собой, понятно,

захватить не могли. В состав инструментов входили в основном:

призматический компас, секстан, искусственный горизонт,

термометры и барометры. Нужны были большие усилия, чтобы

поддерживать все эти инструменты в рабочем состоянии.

После того как мы вернулись в свою маленькую хижину

и отдохнули там сутки, я решил послать доктора, Берначчи и Кол-

бека обратно на мысАдэр. Доктора я просил использовать первую

же возможность, чтобы известить меня о положении вещей на

основной базе, прежде всего о состоянии здоровья Гансона.

Савио и Элефсен остались при мне. В первые дни после

отъезда доктора я проводил с помощью теодолита ту

картографическую работу, которую начал еще при первом своем посещении

этих областей.

Теперь мы ловили на блесну много рыбы в трещинах во льду.

Нам попалось несколько белых рыб неизвестного пока вида;

по величине они равнялись малой сельди. Встречалась рыба

в большом количестве, и тот, на чьей обязанности лежало

снабжать наш стол свежей рыбой, проводил все время на льду.

В результате трапезы опять стали иметь для нас

притягательную силу, так как жареные селедки обладали превосходным

вкусом. К большой нашей радости, в полыньях стали

показываться и тюлени разных видов; это обещало внести дальнейшее

разнообразие в меню.

Как-то вечером, направившись на лед, чтобы заняться рыбной

ловлей, я заметил на открытом месте очень большого тюленя.

Это была самка морского леопарда (Ogmorhinus leptonyx).

Я быстро вынул нож для закалывания тюленей, стащил

перчатки с рук. Стальное лезвие блеснуло в последних лучах

заходящего солнца и погрузилось по рукоятку в грудь

животного. Нож вонзился в сердце, брызнула кровь. Тюлень сделал

несколько судорожных движений, широко раскрыл пасть, стал

хватать снег. Прекрасные глаза потухли, и страдания кончились.

Это была необыкновенно жирная самка со слоем подкожного

жира в четыре дюйма. Нож от частого употребления

притупился, поэтому свежевание шло медленно. Я провел нож сквозь кожу

и жир до самых мышц и стал отдирать шкуру на обе стороны,

как обычно, подрубая на ластах.

Мороз был крепкий —30° Ц. С юга несло колючий снег.

Пальцы окоченели до того, что время от времени я вынужден был

делать глубокую насечку в тюленьей туше, чтобы вытекающая

горячая кровь согревала мне руки.

В целом свежевание продолжалось на этот раз довольно

долго. Заканчивая работу, я заметил какое-то своеобразное

движение внутри туши. В животе, несомненно, находился детеныш.

Я быстро вскрыл брюхо, и оттуда бодро кувыркнулся

четырехфутовый вполне сформировавшийся тюлененок. Я перерезал

пуповину, и, пока не перевязал рану, из нее хлестала кровь.

Молодое животное становилось постепенно все более подвижным,

фыркало, кашляло, каталось по снегу, не обращая внимания

на мороз. На него, видимо, совершенно не повлияли те

необычные обстоятельства, при которых оно появилось на свет.

Затем юный тюлень попытался добраться до лежащей

поодаль туши матери. Ему это удалось. Тогда он сделал попытку

сосать. Картина эта производила такое тяжелое впечатление,

что я уже подумывал, не лучше ли будет убить и малыша.

Однако поскольку он казался мне жизнеспособным, а обстоятельства,

связанные с его появлением на свет, были столь необычны, то

я решил, если удастся, вырастить его.

Я направился к хижине, где застал Савио. Мы впряглись в

сани и в быстром темпе вернулись к новорожденному, которого

нашли свежим и бодрым.

Мы привязали младенца к саням и доставили его в хижину,

где долгое время ходили за ним. Мы давали ему сгущенное

молоко, которое ему явно приходилось по вкусу. Позже отправили

его на мыс Адэр, где доктор Клевстад кормил его молочной смесью

из детского рожка, предусмотрительно захваченного из

цивилизованного мира.

Я едва мог поверить тому, что перед отъездом из Европы мог

дать свое согласие на покупку этого предмета роскоши. Рожок,

однако, прошел в смете по графе «прочих, непредвиденных

расходов». Теперь он во всяком случае пригодился.

К данному моменту мы уже успели основательно изучить

в геологическом отношении остров Йорк и его своеобразные

окрестности, нанесли на карту всю его береговую линию. Кроме

того, с горной вершины, лежащей примерно на высоте 2000

футов над уровнем моря, произвели геодезические измерения и

выполнили, исходя из них, несколько полезных работ. Сверх того,

мы нашли при обследовании этого острова и близлежащей

местности следы птиц, которые, очевидно, на зиму исчезали, но

по своем возвращении весной представят, конечно, богатое поле

для изучения.

Чтобы наметить основные работы, которые предстояли

весной, я немедля разработал соответствующий план.

С большим рвением, но, к сожалению, безуспешно мы

продолжали также поиски окаменелостей. Зная, что капитан Ларсен

в 1893 году нашел на островах южнее мыса Горн окаменевшие

куски дерева (а мною установлено, что остров Йорк и хребет

Адмиралтейства состоят из осадочных пород), я не давал себе

покоя в поисках окаменелостей.

Хоть я и обманулся в своих надеждах, мы все же открыли

кое-что, подтверждающее правильность предположения о

геологической близости Австралии и Антарктиды. Профессор

И. В. Грегори несколько раз выступал на эту интересную тему