У Южного полюса

— Мы чертовски устали,—закончил Берначчи свой долгий

рассказ.—Оба путника впрямь выглядели измученными. После

всего пережитого Берначчи был не в духе, а отсутствие в

хижине самого элементарного комфорта не способствовало улучшению

настроения обоих путников.

Если бы они не были так измучены, то один взгляд на наше

скромное жилище оживил бы, быть может, их чувство юмора.

Каменная хижина, сложенная из обломков скалы, накрытая

сверху санями и холстом! В углу очаг, растапливаемый

тюленьим жиром, и вокруг него люди, с серьезным видом

созерцающие дымящие языки пламени,—люди, покрытые таким слоем

жирной копоти, что некоторые из них стали неузнаваемы.

Однако те, кто только что избежал смерти, обычно не расположены

к шуткам. Мы же приняли меры к тому, чтобы они возможно

скорее оказались внутри спальных мешков, и через короткое

время их горести и заботы потонули в могучем храпе.

На следующий день после прибытия с мыса Адэр Берначчи

и Элефсена мы предприняли поездку через ледники на запад

к Земле Гейки.

Примерно в трех милях от этой Земли мы въехали в область

морены и следовали дальше по ней в горы. Пока достигли

темных утесов, нам пришлось немало потрудиться, переправляя

сани и оборудование через моренные щели и кучи гальки. Когда,

наконец, все было переправлено, мы обнаружили между

моренами и скалами нечто вроде снежного пояса. По этому снегуг

следуя горному массиву, ограничивающему с востока Землю

Гейки, мы проехали первые несколько миль на запад. Сбоку от

нас горы поднимались над ледниками почти вертикально до

3000 футов. Продолжая путь по сравнительно хорошей

местности, мы добрались до огромного ледника, который с востока

граничит с Землей Гейки, а с запада с хребтом Адмиралтейства.

Хребет Адмиралтейства вздымается здесь своими бесконечными

вершинами и поворачивает затем на юг к пику Сабин.

Как часто во время этой поездки я думал о возможности

взойти на вершину этого пика! Оттуда было бы возможно

произвести точную тригонометрическую съемку на большом

пространстве, охватив всю вулканическую горную цепь, протянувшуюся

к югу от мыса Адэр до острова Поссешен.

С высоты птичьего полета можно было бы также взглянуть

на вершины всего хребта Адмиралтейства вплоть до Северного

мыса. Одновременно можно было бы точно определить

местоположение сверкающих горных вершин, далеко уходящих в глубь

полярного континента.

Но трудности, которые мы встретили уже на высоте 500

футов, отняли у нас всякую надежду, что в этом месте удастся

подняться на пик. Цепь гор внезапно преградила путь, и глетчер

Дугдейль встал перед нами во всей своей грозной

недоступности.

Все чаще и чаще попадались широкие и глубокие расселины.

Вначале их удавалось обходить окольными путями, но потом

количество их увеличилось, и вскоре поверхность ледника стала

походить на решето из-за обилия провалов, сделавших

продвижение просто невозможным.

Теперь волей-неволей пришлось придерживаться

сравнительно узкой снежной полосы, тянувшейся подобно белому

пояску между моренами и обнаженной скалой. Но и по ней

становилось двигаться все труднее по мере нарастания высоты. Из-под

глетчера к откосам тянулись трещины, и в снежной полосе, по

которой мы поднимались, неоднократно прямо под ногами

открывались опасные расселины.

Я сам чуть не сорвался в одну такую щель, успев в

последний момент перебросить над щелью свой альпеншток и таким

образом спастись от неминуемого падения. В тот момент, когда

снег под моими ногами исчез, я не был привязан к канату.

Несомненно я погиб бы, если б перед тем как сорваться, не вспомнил

об альпенштоке.

Мы, как могли, пробивались вверх. Однако на высоте

1000 футов пришлось отказаться от мысли, чтобы сани и собаки

сопровождали нас далее. Поэтому мы разбили небольшой лагерь

на поверхности морены на восточной стороне ледника. Я

оставил тут Берначчи и Элефсена, и сам с Колбеком, доктором Клев-

стадом и лапландцем Савио двинулся дальше. Мы уложили

провиант и инструменты в свои вещевые мешки, прикрепили шипы

к подошвам и начали пробивать себе дорогу. Дело шло

медленно, продвижение становилось с каждой минутой все труднее.

С ледника мы перешли на полоску льда, которая вилась вдоль

крутых склонов; по ней мы смогли продвигаться дальше в горы.

На высоте 1500 футов мы оказались в очень критическом

положении. В течение последнего получаса мы вырубали

ступенька за ступенькой узкую ледовую дорожку, которая, прячась под

отвесной скалой, вела на запад. Дорожка была настолько узка,

что оставляемый нами след напоминал лисий. Мы ставили одну

ногу перед другой, причем места было так мало, что мы должны

были отклоняться в сторону, чтобы не прикасаться к скале.

На западе скала обрывалась книзу вплоть до ледяного

поля, спускавшегося под большим наклоном к глетчеру

Дугдейль, который лежал на 1500 футов ниже нас. Это

ледяное поле блестело и было гладким как зеркало. Обвязавшись

общим канатом, мы медленно двигались вперед, то и дело

наблюдая друг за другом. Однако сплошь и рядом двое исчезали за

поворотом, а двое других продолжали идти по их следам.

Мы дошли до того места, где скалистая стена круто

поворачивала на юг. Ледяной гребень здесь кончался. Острый выступ

скалы спускался прямо на блестевшую как зеркало ледяную

глыбу... Здесь пришлось сделать короткую остановку. Я

осторожно заглянул вниз, опираясь на выступавший камень. Савио

держал канат так крепко, как это только было возможно при

его неустойчивом положении.

Таким образом, я смог бросить взгляд по другую сторону

«лемеха», преградившего нам путь, и обнаружил другой ледяной

гребень, который начинался примерно в 5 футах от нас,

поднимаясь в южном направлении и постепенно расширяясь.

Хотя мнения по поводу того, что нам надлежало в ту минуту

делать, разделились, я решил продолжать путь.

Используя неровности, мне удалось обогнуть выступ

скалы и достигнуть ледяного гребня на южной стороне.

Подо мной зияла пропасть. Одно мгновение я даже

сомневался, целесообразно ли подвергать себя такому риску. Своих

спутников я не видел, но мог с ними переговариваться. Канат

свободной петлей свисал у острого выступа скалы.

С ледяного гребня, на который я ступил, осыпалось немного

снега на лежащее футах в пятнадцати ниже ледяное поле. Снег

понесся по гладкой поверхности с меняющейся скоростью по

направлению к синим трещинам ледника Дугдейль. До сих пор

у меня кружилась голова лишь один раз в жизни. Это было

в Австралии в 1890 году при подъеме на гору Линдсей в цепи

Макферсона*. Теперь я испытывал головокружение во второй раз.

Когда небольшой снежный ком полетел с возрастающей

скоростью по ледяному спуску, я подумал о том, что случится со

мной, если я потеряю равновесие и рухну с высоты. Это было

бы весьма неприятное путешествие с быстрым и трагическим

концом.

Если б слетел один из нас, то все мы последовали бы за ним.

Ближе всех ко мне стоял на довольно слабой опоре Савио.

Свались я, а вслед за мной Савио—все остальные неизбежно нашли

бы дорогу в пропасть.

Я поставил одну стопу перед другой, сохраняя равновесие,

опершись на скалу. На одно мгновение—правда, на одно лишь

мгновение—мне показалось, что голубые расселины глетчера

влекут к себе с непреодолимой силой. Но исчез из виду катящийся

вниз маленький снежный ком, и меня покинули опасные

фантазии, которые так легко могли решить нашу судьбу.

Первым вслед за мной обогнул выступ скалы лапландец